Миллион в сигаретной пачке - Страница 8
– Так кто тебя послал пугать Булавацкого?
Тот успел уже немного прийти в себя. Прижал руки к сердцу, сказал как можно убедительнее:
– Ты мне верь, начальник. Я не убивал, а только пообещал этой сволочи.
– Кому? – оборвал его причитания Хаблак.
• – Ну… – заморгал глазами Рогатый. – Такой высокий, черный. Бутылку поставил и пятьдесят штук. Задаток… Уговорились за четыреста тысяч. Завтра в чайной должен остальное отдать. Я этого падлу впервые вижу…
– Где познакомились?
– Там, в шашлычной. Он бутылку поставил, я и подумал: вот человек.
– Как назвался? Фамилия?
– Толик… Толик и все…
– Когда познакомились?
– Позавчера.
Значит, этот черный Толик – местный или приехал в Херсон вместе с Булавацким, а может, на следующий день.
«Москвич» промчался мимо шашлычной и выскочил на Черешневую. Хаблак поручил Романике отвезти Рогатого в горотдел милиции, а сам поспешил в домик.
С крыльца дверь вела на веранду, грязноватую и заваленную разным хозяйственным барахлом. Хаблак перепрыгнул через мешок с картофелем и вбежал в комнату. Тут стояла вешалка с одеждой, трюмо с какими-то флакончиками. Дверь в комнату слева была открыта. Хаблак заглянул туда и остановился. На полу возле дивана навзничь лежал мужчина в пижамных брюках и майке – капитану показалось, что он лишь минуту назад сполз с дивана, очевидно, разговаривал по телефону, потому что рядом на полу лежала телефонная трубка, из нее звучали короткие сигналы.
Хаблак склонился над ним, взял за руку. Пульс не прощупывается, рука холодная, вероятно, умер больше часа назад.
Умер или убит?
Хаблак внимательно осмотрел тело. Внешних признаков убийства нет, и Рогатый, наверное, не лжет.
В прихожей послышались шаги: приехали следователь прокуратуры, оперативники и «скорая помощь». Врач – пожилой и усталый человек, – чуть ли не сразу определил причину смерти: инфаркт миокарда. Оперативники сфотографировали труп, и повезли на вскрытие, а Хаблак, наблюдая привычную в таких случаях суету, вспоминал свой разговор с Успенской. Все же нарушила данное слово, хотела сделать лучше, а вышло вот что…
Осторожно, чтобы не стереть отпечатков пальцев на телефонной трубке, обернул ее платочком и позвонил на телефонную станцию. Его предположение подтвердилось – два часа назад абонента 48-226 вызывали из поселка Сосновки Киевской области и разговор внезапно оборвался. Значит, у Бориса Свиридовича Булавацкого и правда было больное сердце, оно не выдержало, когда услышал, что милиция разыскивает его.
Вернулась с работы сестра Булавацкого. Смерть брата настолько поразила ее, что она стояла, сжав кулаки, и смотрела вокруг невидящими глазами. Хаблак, у которого было несколько вопросов к ней, оставил свое намерение и поехал в управление милиции.
Черный Толик…
Должны выйти на него через Рогатого и допросить Осташевича следовало немедленно, пока этот Толик не замел своих следов.
Конвоир привел Рогатого, тот привычно поискал глазами скамейку у дверей, не нашел и все еще стоял, переступая с ноги на ногу. Хаблак показал ему на стул возле стола, предложил сигарету. Осташевич покачал головой и вытащил мятую пачку «Примы».
– Пока свои есть, – не без гордости отказался он, и капитан понял, что Рогатый, обдумав ситуацию, пришел к выводу, что ничего особенного ему не угрожает. Но откуда он знает, что Булавацкий не убит и что на него не падет подозрение? Ведь сначала твердил все время «Я не убивал…»
Хаблак подумал, было, что ему выгодно, по крайней мере на первых порах, не убеждать Осташевича в противоположном, но сразу отбросил эту мысль. Он твердо придерживался правила: говорить обвиняемому или свидетелю на допросах правду, только правду – никаких недозволенных приемов, запугивания, грубого нажима, чтобы любой ценой вытянуть признание.
Но почему так быстро овладел собой Осташевич?
В конце концов, решил он, не так уж сложно сделать вывод, что Булавацкий не убит. Сам он определил это чуть не с первого взгляда, и Осташевич, имевший время на раздумья, вероятно, пришел к выводу, что Булавацкий умер сам. Рогатый не мог не сообразить, что за Булавацким следили. Ведь взяли Осташевича сразу, в полутора кварталах от тридцать седьмого дома. И после того, как он побывал внутри. Значит милиция не знала, что Булавацкий мертв. Кстати вы, уважаемый детектив, сами навели Осташевича на такую мысль: везли Рогатого в милицию и, только узнав от него же, что Булавацкий умер, приказали возвращаться на Черешневую…
Хаблак с любопытством посмотрел на Осташевича. Глаза, правда, еще мутные, вероятно, вчерашний или сегодняшний утренний хмель окончательно не выветрился, но какие-то признаки разума уже пробиваются. Предупредил строго:
– Окончательное обвинение, гражданин Осташевич, будет предъявлено вам в самое ближайшее время – после выяснения некоторых обстоятельств. А сейчас могу сообщить, что вы задержаны на основании… – он говорил все, что полагается в таких случаях, с удивлением наблюдая, как какая-то глуповато-блаженная улыбка растягивает лицо Рогатого. Закончив, услышал в ответ:
– Вот это врезал, начальник, статья такая-то Уголовного кодекса… Слова-то какие, аж за душу берут!.. Давно не слыхал и соскучился…
– По кодексу? – не удержался от иронии Хаблак.
– По дружескому разговору со следователем. Где еще увидишь интеллигентное обхождение?
«А он нахал». – Отметил Хаблак и решительно оборвал Осташевича:
– Зачем вы вошли в тридцать седьмой дом на Черешневой?
– А для дружеского разговора, – широко усмехнулся тот. – Я, начальник, соскучился по дружеским разговорам.
– То есть, вы хотите сказать, что давно знали Булавацкого и хотели поговорить с ним?
– Я этого не говорил. Откуда мне этого фуфло знать? Видал я его в гробу… – Вдруг до него дошло, как близко это слово к истине, и запнулся. – Ну, поговорить захотелось…
– Разговор, за который Толик пообещал заплатить четыреста тысяч? – уточнил Хаблак.
– Какой Толик? – округлил глаза Рогатый, изображая сильное удивление.
– Вот что, – резко сказал Хаблак, – довольно дурачком прикидываться! Вы говорили…
– С перепугу… С перепугу. Я… Не знал, что и говорю… ну и выдумал про Толика.
Хаблак перегнулся через стол. Начал молча и с интересом рассматривать Рогатого. Пауза затягивалась, и наконец Осташевич не выдержал:
– Ну, чего не видали?
– Не видел, – подтвердил Хаблак. – Таких бесстыдных лжецов. И чем тебя приворожил этот Толик?
– Никаких Толиков не знаю. Я же говорю: испугался…
– Давай порассуждаем вместе, – предложил Хаблак. – Все равно статья тебе светит…
Осташевич оживился:
– Статья от статьи разнится… количеством лет… А мне лишнего получать не хочется…
– Молодец, – поддержал Хаблак, – ты молодец и хорошо соображаешь. Но есть одна неувязочка…
– Какая?
– Когда входил в дом, ты позвонил? Или, может, постучал?
– А дверь была не заперта, – немного подумав, ответил Осташевич. – Я дернул, она и открылась.
– Все равно нехорошо заходить без разрешения, – не одобрил Хаблак. – Но мы с лейтенантом видели, как ты отпирал дверь отмычкой. У нас есть акт, согласно которому у тебя во время задержания найден набор отмычек. На замке, конечно, сохранились царапины, и экспертиза все точно установит, – что же получается? Кто поверит, что вор-рецидивист заходил в чужой дом для дружеского разговора? Хотел обокрасть квартиру, и только случай помешал тебе, так? Этого достаточно, чтобы возбудить уголовное дело и задержать тебя.
– Вам виднее, гражданин начальник, – не совсем уверенно сказал Осташевич.
– А если поможешь задержать Толика, конечно, суд учтет это, – прибавил Хаблак.
– Да я его, падлу… – Осташевич решительно ткнул пальцем в бумагу, лежавшую на столе перед Хаблаком. – Пиши, начальник. Буду говорить правду.
– Я знал, что ты умный, – похвалил его капитан. – Итак, как все произошло?
– Ну, зашел в эту шашлычную возле Черешневой, – начал тот. – Если есть поллитра, то там фартово. Возьмешь два шашлыка и разливай себе спокойно. Официантка только бутылки собирает. И ей выгодно, и нам удобно. Сел я, стало быть, четвертинку вылил в стакан, готовлюсь принять дозу. Не спешу, куда мне спешить, времени сколько хошь… – с опаской посмотрел на Хаблака. – Пока сколько хошь, – уточнил он проворно, – пока вот на работу не устроюсь. Сижу, за народом наблюдаю. А он, этот чернявый, на меня поглядывает. Ну, чего бы я поглядывал? Плевать я хотел – у меня порядок, всего месяц назад с кирпичного уволился и работу ищу. Со мной сам участковый разъяснительную работу проводил. Стакан, правда, полный, я его быстрее, чтобы не помешали, и опрокинул, а он усмехается. Взял свои шашлыки – и ко мне за столик. «Хочешь еще?», – спрашивает и по карману похлопывает. Другой бы отказался, а мне что? Я человек свободный, свой срок отбыл, с кем угодно могу пить. «Наливай», – говорю, – ежели не шутишь…» «Свой парень, – заявляет. – Ты мне сразу понравился». Ну, выпили, значит. Еще по стакану. Вижу, человек свой в доску, а я таких уважаю. «Давно оттуда?» – спрашивает. А мне зачем скрывать, ежели все знают, что я свое отсидел и даже участковый со мной здоровается. «Год, – отвечаю, – почти год. Но это не твое собачье дело». Он огляделся и говорит: