Миллион с Канатной - Страница 13

Перед одной из дверей, ведущей в какую-то кладовку в конце коридора, толпились люди. Вопила пожилая женщина в грязной одежде, по виду уборщица или посудомойка. Была она неказистой, нескладной – типичная тетка из простонародья. Ее лицо исказил жуткий, отталкивающийся от стен вопль:

– Я заглянула прибраться… а там он… он!.. – хрипела и кричала она.

Дверь в кладовку была распахнута настежь, и на ней… был подвешен Зайхер Фонарь. Он был прибит к деревянной крестовине двери и висел так, словно находился на кресте. Руки его, со вбитыми в них длинными ржавыми гвоздями, были раскинуты в стороны, ноги тоже были прибиты. Горло – перерезано. Кровь из этой жуткой раны на горле текла потоком на пол, оставляя пенистый, страшный ручей, собравшийся у противоположной стены в обширную лужицу. Зайхер был мертв. Его глаза закатились под широко раскрытыми веками. Это был страшный взгляд мертвеца, пристально вглядывающегося в мир живых.

Пробившись в первые ряды собравшихся зевак, Володя уткнулся взглядом как раз в эти застывшие, закатившиеся глаза, от которых у него пошел мороз по коже.

Появилась полиция, охрана клуба принялась выталкивать из коридора людей. Важный полицейский чин в штатском раздавал приказы на все стороны. Володя попытался отыскать в толпе Вальку Карася, ведь именно он вызвал Зайхера, но его нигде не было.

Оказавшись в зале вместе со всеми остальными, Сосновский занервничал. В нем взыграл репортер. Поэтому он вернулся в коридор, назвался охраннику, караулящему место убийства от зевак, репортером «Одесских новостей» и потребовал встречи с начальством.

– Я не собираюсь общаться с репортером! – К Володе с важным видом выплыл какой-то чин в штатском. Но под важным видом прослеживалась растерянность и напряжение, и Сосновский знал почему. Этот человек был новичком в полиции, он не умел заниматься расследованиями и теперь страшно перепугался того, что произошло.

– Я знал этого человека, – сказал Володя, – его звали Зайхер Фонарь, и он был в банде Михаила Японца.

– Вор, – оживился полицейский чиновник.

– Он был вором и работал с Японцем, – начал Володя, – но он…

– Отлично! – чин радостно потер руки. – Значит, разборки! Разборки воров! Так и запишем!

– Нет! – Володя пришел в ужас от того, как были поняты его слова. – Нет, это не так! В криминальном мире так не убивают! Никогда так не убивают бандиты!

– Много вы об этом знаете! – фыркнул полицейский чиновник.

– Я знаю как репортер! Я изучал мир криминала! Там другие нравы, там никогда не поступают так! – Володя был просто взбешен и не знал, как сказать еще.

– Чушь! Это явно воры чего-то не поделили между собой, местные разборки, – чиновник пожал плечами. – Уходите, мне надо работать. Повторяю: я не собираюсь общаться с репортером.

Разговор был бесплодным. Настаивать было бесполезно. Но Володя оживился – он решил написать статью. Это был отличный повод вернуться к работе, и судьба словно подарила ему еще один шанс.

Двигаясь медленно, Володя спускался по Канатной улице вниз, к порту. Было многолюдно. Некоторые кварталы еще не успели убрать: там были остатки «баррикад», камни, вывороченные из мостовой, – свидетельства проходивших совсем недавно в городе уличных боев. Это задерживало движение людей, по улице было довольно сложно пройти.

Шагая по Канатной, Сосновский подумал, что почему-то редко забредал в эту часть Одессы. Вдруг его внимание привлекли дорогие автомобили «форд» и «мерседес», выставленные в открытой стеклянной витрине автомобильного салона. К удивлению Володи, он совсем не пострадал от уличных боев. Сосновский поневоле остановился и присоединился к толпе зевак, во все глаза рассматривающих роскошные машины, сверкающие новенькой, свежей краской.

Удивительно, но Володя даже не заметил, сколько времени прошло. Очнувшись, он снова пошел по Канатой, разыскивая нужный ему номер дома и думая о том, чтó он слышал об этой улице, носящей такое необычное название и не похожей на все остальные улицы Одессы тем, что она вела прямиком к морю.

На карте городе Канатная улица появилась в 1817 году и получила свое название благодаря находившимся здесь двум самым крупным канатным заводам – Мешкова и Новикова. Первый был расположен по левой стороне Базарной улицы, второй – вдоль Канатной от Греческой улицы.

В 1909 году городские власти решили переименовать улицу в честь Полтавской битвы (иногда писали и Победы), но это название не прижилось. Одесситы по старинке продолжали называть улицу Канатной, а многие старожилы даже и не знали о новом названии – потому что не хотели знать. Впрочем, переименование никак не коснулось распоряжения властей о том, что на Канатной нельзя было открывать предприятия с грязной и шумной технологией. Благодаря соседству с морем и Александровскому парку улица стала считаться элитным районом Одессы.

Застройка Канатной началась с Карантинного оврага и Карантинной же гавани. Транспорт поднимался по улице вверх, к самому центру, поэтому улицу проложили почти до самой гавани. Преимуществом ее было удобное сообщение с портом.

Со временем на Канатной возникло много рестораций и торговых предприятий. Но самое интересное произошло в начале XX века – здесь открылся первый в городе автомобильный салон, где продавали автомобили фирм «Форд» и «Мерседес». Для одесситов это было такой диковинкой, что перед салоном постоянно выстраивались толпы зевак. А любители дорогих автомобилей специально прогуливались по Канатной, чтобы посмотреть на новинки пока еще недоступной чудо-техники, которой было так мало на городских улицах. На Канатную ходили, как на экскурсию, поэтому здесь всегда было многолюдно.

Володя пересек Сабанский переулок с казармами и стал спускаться ниже, поглядывая на роскошные особняки. Со времен Де Рибаса и Ришелье на Канатной и Маразлиевской (бывшей Новой улице) строили свои дома самые богатые представители аристократических семейств, переехавшие в Одессу из разных уголков Европы. Величественные особняки, как суровые, застывшие стражи, надменно смотрели на проходивших по улице людей. И Володе поневоле подумалось о том, как много интересного смогли бы они рассказать, если бы умели говорить.

Он подошел к Барятинскому переулку. В воздухе отчетливо чувствовался солоноватый, приторный запах моря, который нельзя было спутать ни с чем. Сосновский уже привык к нему за годы жизни в Одессе и теперь с удовольствием жадно вдыхал его полной грудью.

Нужный ему номер дома обнаружился прямо напротив Барятинского переулка. Он был написан на стене черной краской. Толкнув ветхую деревянную калитку, Володя оказался в широком дворе, вымощенном шероховатыми каменными плитами, лежащими здесь явно с очень давних времен. Во дворе было несколько одно- и двухэтажных домов, которые тесно лепились друг к другу.

Его ждали. Щуплый мальчишка в кепке, залихватски надвинутой на брови, сидел на выщербленных ступеньках ближайшего дома и держал в зубах длинную деревянную спичку, нелепо подражая взрослым. Это был типичный беспризорник, которых развелось так много за страшные времена этой бесконечной войны.

– Ну? – Мальчишка нагло уставился на Володю, на взрослого человека, как на равного себе, не испытывая при этом никакого смущения. – До кого?

Без слов Сосновский протянул ему монету, полученную на Привозе, – нечто вроде пропуска. Монета была с дыркой посередине, безнадежно испорчена, словно пробита гвоздем. Расплачиваться ею было нельзя. И было ясно, что это пароль, который приходится использовать часто, – по краям монета была затерта до блеска. «Как шпионы какие-то!» – хмыкнул про себя Володя.

Подхватив монету и осмотрев ее со всех сторон, пацаненок махнул Сосновскому рукой, приглашая идти за ним, и вприпрыжку бросился в глубину двора, к последнему, самому дальнему дому, как бы спрятавшемуся от всех остальных. Они зашли в парадную, довольно чистую, к удивлению Володи, который успел уже насмотреться на вонючие парадные старых дворов. Пацаненок ударил кулаком в дверь на первом этаже. Она открылась, мальчишка протянул монету, пояснив кому-то: