Миллиардер. Книга 2. Арктический гамбит - Страница 40

— Андрей Львович — мой друг, — твердо сказал Илюмжинов. — Я могу дать показания, свидетельствующие о его полной невиновности.

— Если понадобится, дадите, — усмехнулся Поздняк. — А пока что, будьте добры, отправляйтесь в свою каюту. Андрея Львовича мы забираем с собой как человека, подозреваемого в совершении одного и более убийств и покушении на жизнь офицера госбезопасности.

— Я никуда не уйду без Гумилева! Если хотите, можете арестовать меня тоже.

Поздняк покачал головой.

— Ну, зачем вы осложняете себе жизнь, Кирсан Николаевич? Судьбу вашего Гумилева решать не нам, а очень высоким инстанциям.

— Я сам себе инстанция, — в голосе Илюмжинова зазвенел металл. — Может быть, вы забыли, подполковник, но я глава Республики Калмыкия. Если хотите, чтобы о вашем самоуправстве узнал президент России, я могу вам это обеспечить.

Поздняк пробормотал что-то сквозь зубы.

— Вы что-то сказали?

— Нет, ничего… Ладно, если хотите, можете проследовать с нами до каюты, где будет находиться под арестом господин Гумилев.

Андрей ожидал, что его запрут в таком же техническом помещении, как и Бунина, но вышло иначе. Поздняк открыл дверь обычной каюты на нижней палубе и жестом пригласил Гумилева войти.

— Как видите, условия вполне комфортные, — усмехнулся он — Вам, Кирсан Николаевич, грех жаловаться на то, что органы плохо обходятся с вашим другом.

— Я разберусь с этим недоразумением, Андрей! — Илюмжинов протянул Гумилеву руку. — Свяжусь с Москвой, подниму на уши Генеральную прокуратуру… И за Марусю не беспокойся — я за ней присмотрю.

— Спасибо, — Андрей почувствовал, что в горле у него застрял какой-то комок. Он пожал руку Кирсану, повернулся и вошел в каюту, которой предстояло стать его камерой. Какая ирония судьбы, подумал он, вложить миллиарды в строительство своей собственной тюрьмы!

В камере уже кто-то был. У иллюминатора, спиной к Андрею, стояла девушка с темными волосами и перебинтованным предплечьем.

— Марго?

— Андрей?

Она бросилась к нему, и Андрей, преодолев секундное замешательство, шагнул навстречу своей любимой.

— Ты что здесь делаешь?

— Сижу под арестом. А ты?

— Я, как видишь, тоже, — он продемонстрировал ей наручники. — Меня подозревают в убийствах и в покушении на Свиридова.

В глазах Марго сверкнули гневные искры.

— Они сошли с ума! Это все идиот Поздняк! Свиридов никогда не считал, что ты на это способен!

Андрей отстранился.

— А ты-то откуда знаешь?

Марго опустила глаза.

— Ты работала на спецслужбы? Это они вшили тебе кролика?

— Андрей, — голос Марго дрожал, — я должна, обязана тебе все рассказать. И я клянусь, что расскажу тебе правду. Всю правду, которую я знаю. Но это займет какое-то время. Пожалуйста, постарайся меня не перебивать. Я понимаю, это тяжело и может ранить тебя…

— Ничего, — бросил Гумилев, — я уже привык к ранам.

— И все-таки, постарайся выслушать меня. Потом суди, как хочешь. Договорились?

Андрей кивнул. В конце концов, торопиться ему теперь было некуда.

— Дело в том, что… — начала Марго.

Договорить она не успела. Всю станцию потряс страшный удар, как будто по «Земле-2» со всего размаху ударили молотом. Погас свет. Где-то истошно завыла сирена.

Пол под ногами качнулся и резко ушел куда-то в бок. Марго, вскрикнув, вцепилась Андрею в руку.

— Держись!

Станцию трясло, как больного в лихорадке. Казалось, еще немного, и она развалится на части. Гумилев хорошо знал, что это невозможно — запас прочности у «Земли-2» был рассчитан на космические перегрузки, но страх царапнул его душу стальными когтями.

— Что происходит? — крикнула Марго.

— Не знаю! Надо лечь на пол!

Легко сказать! Пол вдруг вздыбился вертикально, сорвавшаяся с места кровать сшибла Андрея и Марго так легко, как шар в боулинге сбивает кегли. Они покатились по полу, пытаясь уберечь друг друга от падающих со всех сторон предметов. В какой-то момент Андрей оказался зажат между столом и стеной и Марго с неженской силой оттолкнула тяжелый стол ногами.

Все это сумасшествие закончилось так же внезапно, как и началось. Станция покачнулась и встала более или менее ровно, во всяком случае, пол снова стал горизонтальной плоскостью, и находился не над головой.

В полной темноте Андрей добрался до двери и подергал ручку. У него была слабая надежда, что во время аварии могли отключиться электронные замки.

Заперто!

— Ты цел? — голос Марго прозвучал так искренне, что Андрей даже заскрипел зубами.

— Цел. Боюсь, что продолжение твоей истории мне придется выслушивать в темноте.

— А у меня, кажется, ссадина на лбу. Хорошо, что ты меня не видишь. Я сейчас, наверное, ужасно выгляжу.

«Никогда мне не понять этих женщин», — подумал Андрей. Вслух он сказал:

— Рассказывай, Марго. Я слушаю.

Июнь 2009 года. Соединенные Штаты Америки. Миннеаполис, штат Миннесота

Федеральные агенты Ковальски и Маккормик вышли из машины, припаркованной на углу 45-й авеню и Брунсвик-авеню ровно в шесть часов утра. Нажав на брелок сигнализации, Ковальски швырнул в урну пустой бумажный пакет из «Макдо-налдса» и попал с расстояния в пять шагов.

— Ты видел, Буч? — спросил он Маккормика. Шон Маккормик, маленький быстрый шотландец, получивший свою кличку еще на первом курсе Академии ФБР в Куантико[3], удивленно поднял рыжие брови.

— Видел что?

— Мой бросок! Черт, ну почему, когда у тебя получается что-то по-настоящему выдающееся, рядом не оказывается ни одного зрителя!

— В следующий раз свистни мне, когда соберешься спеть в пятницу вечером в караоке. Если останусь жив, обязательно Расскажу об этом историческом событии своим внукам.

— Иди в задницу, — разозлился Ковальски.

Они пересекли улицу и вошли в темноватый холл дома напротив. Дом был не из тех, в котором ожидаешь встретить консьержа — многоквартирная развалюха в не самом благополучном районе Миннеаполиса. В таких селятся люди, не нашедшие или потерявшие свое место в социальной структуре, атакже разнообразные иммигранты со всего света. Человек, которому намеревались нанести визит Ковальски и Маккормик, относился к числу последних.

Агенты поднялись на лифте на восьмой этаж и прошли по пропахшему кошками коридору. Нужная им квартира находилась за углом. Узкий коридор не позволял развернуться, но Ковальского это не смутило. Он прислонился к стене, поднял ногу, согнул ее в колене и мощным ударом выбил дверь квартиры напротив. Маккормик немедленно нырнул в проем, держа обеими руками большой черный «Магнум».

— Лежать! — рявкнул он из глубины квартиры страшным голосом. Голос у Маккормика был громоподобный, совершенно не вязавшийся с его субтильной внешностью. — Руки за голову!

Ковальски быстро прошел в кухню, затем заглянул в ванную — нет ли в квартире посторонних. Они следили за домом восемь часов, и были уверены, что человек, которого они ищут, в квартире один, но осторожность еще никогда никому не вредила. Вернувшись в прихожую, Ковальски попытался кое-как пристроить на место дверь, и только потом отправился поглядеть на человека, которого они с Маккормиком выслеживали уже третью неделю.

Человек, известный им как Али Хавас, лежал на полу лицом на коврике для намаза. Он был одет в просторную черную рубашку и не стеснявшие движений широкие черные брюки. Маккормик, целившийся ему в голову из своего «Магнума», стоял между Али Хавасом и деревянным столиком на колесиках, служившим некогда тумбой для телевизора. Теперь столик был больше похож на прилавок оружейного магазина: на нем лежал короткий автомат странной формы (Ковальски узнал шведский «Ингрем»), два пистолета и круглая, как апельсин, граната.

Осведомитель, рассказывавший агентам о привычках Али Хаваса, особо подчеркивал, что тот никогда не расстается оружием. Никогда — кроме тех пяти раз в сутки, когда правоверные мусульмане возносят хвалу своему Аллаху, повернувшись лицом к Мекке.