Милая, у нас не будет развода (СИ) - Страница 17

Не точка сбора извращенцев, которые затаскивают гостей в какой-нибудь подвал, а магазин. Никаких подозрительных личностей в углах, кроме менекена в цепочках.

— Выбор сделан, — Егор обнажает зубы в улыбке. — Ванилька с бананом.

— Что-нибудь еще?

— Да мы с женой не особые ценители, — Егор пожимает плечами. — И по классике без… лишнего барахла.

— Поняла.

Жду разочарования, ведь мы такие скучные с Егором, но женщина спокойна и сосредоточена на экране терминала.

— А у нас оказывается акция на эти лубриканты, — переводит на меня взгляд. — Два берешь и третий в подарок.

— И такое бывает? — удивляюсь я. — Акции?

— Да, — женщина кивает. — На той неделе к определенным маркам вибраторов дарили пробников духов для интимной зоны.

— Такого нам точно не надо, — Егор кривится.

— А, может, надо? — ловлю его волну возмущения и мило улыбаюсь. — Хороший вибратор в хозяйстве пригодится.

— Целиком поддерживаю, — женщина выставляет на стойку терминал для оплаты. — Подарок будете брать? Какой вкус?

— Давайте клубнику.

— Зачем тебе вибратор, когда у тебя есть я? — сердито интересуется Егор.

— А когда научился жужжать? — с легкой издевкой спрашиваю я.

Егор щурится и медленно выдыхает.

— Я тебе в следующий раз пожужжу тогда, — я, кажется, слышу скрежет его зубов.

Я не выдерживаю его темного и разъяренного взгляда и смеюсь, привалившись к нему. Он приобнимает меня:

— Вот какие шутки тебе теперь нравятся.

Хрюкаю от смеха в его пиджак, представив, как он жужжит, чтобы впечатлить меня.

— Ой, не могу…

Выдыхаю, отстраняюсь и вытираю слезу со щеки:

— Это было смешно, да.

— А у нас прогресс, — Егор прикладывает карточку к терминалу, а я сгребаю со стойки тюбики с лубрикантом в сумочку.

— Ты мило злишься и ревнуешь.

— Я не ревную.

Прячет карточку во внутренний карман пиджака.

— Хорошего дня, — прощается женщина.

Через пять минут в машине я лезу в сумочку:

— Надо попробовать то, что купили.

— Здесь? — удивленно спрашивает Егор.

Перевожу на него взгляд:

— Да.

Он медленно приподнимает бровь, а я вскрываю все три тюбика, а затем подношу каждый к губам и выдавливаю по капельке на язык.

— Черт, а я надеялся на другое, — недовольно цыкает Егор.

— Да ты что? — ехидно причмокиваю.

И надо сказать, что лубриканты похожи на жидкие карамельки со вкусами. И совсем нет приторности.

— Ну и? — спрашивает Егор.

— Сам попробуй, — протягиваю банановый тюбик.

Он что-то не торопится.

— Что не так?

— Это странно.

— Правда? — улыбаюсь. — Ты, что, в кусты решил спрятаться?

— Я же тоже могу повредничать? — Егор расслабляет галстук. — И да, мне неловко.

— Почему?

— Мы сидим в машине, на парковке и жрем лубриканты?

— Да, — пожимаю плечами. — Или у моего смелого мужа есть границы? Неловко? Мне тоже было неловко. Мне вообще в этот день перманентно неловко.

Егор выхватывает из моих пальцев тюбик и решительно выдавливает в себя внушительную порцию лубриканта. На выдохе задумчиво смакует, хмурится и говорит:

— Ну, банан, да… — протягивает руку, — давай ванильку, которую так расхвалили.

Меня опять накрывает смехом. Взрослые мужчина и женщина сидят в машине и пробуют смазки. Вот каким еще может быть брак?

— Ну, — Егор смотрит на тюбик “ванильки” и недовольно причмокивает. — Так себе пирожные, — переводит на меня взгляд. — Ты будешь повкуснее.

— А если смешать? — спрашиваю я сама себя и выдавливаю на ладонь по каждой смазке. Перевожу взгляд на Егора, который медленно моргает. — Должна получится клубнично банановая пироженка.

— Если думать логически, то да, — отвечает Егор и озадаченно чешет затылок. — А ты не отравишься?

— Она же съедобная. В этом и смысл, — Слизываю клубнично-банановую пироженку.

Егор едва заметно кривится, вскинув бровь, и я в следующую секунду поддаюсь к нему, обхватываю удивленное лицо ладонями и целую.

Секундная оторопь, и Егор, шумно выдыхая, отвечает мне жадной взаимностью.

Давно я его так не целовала. Жадно и глубоко. У меня перехватывает дыхание, и я кладу ладонь на его ширинку, под которой прощупывается твердый бугор.

Вязкая сладкая смазка перемешивается со слюной на наших языках и губах.

— Мы опять на парковке, — шепчет Егор, когда я отстраняюсь, облизываю губы и крепче сжимаю его член.

— Да, опять на парковке…

— И на нас опять какая-то бабка пялится, — хрипло отзывается он.

— Чего?

Действительно. На тротуаре в нескольких шагах от нашего парковочного места стоит старушка и в ярости смотрит нас.

Бледная, морщинистая и в цветастой блузке. Опирается на трость.

— Это та же бабка? — спрашивает Егор.

— Нет.

— Да нам сегодня прямо везет на бабулек.

Старушка хмурится еще сильнее, будто сейчас кинется в бой.

— И она не собирается уходить, — зло шепчу я.

Убираю руку с достоинства моего мужа, сердито открываю дверь и выныриваю из салона.

— Это мой муж! — захлопываю дверцу. — Чего уставилась?

— Муж?! — язвительно отвечает она. — Так я тебе, потаскуха такая, и поверила!

— Обалдела?!

— Мужей так не целуют!

— Простите? — охаю я.

— Да ты его борода была готова сожрать вместе с лицом! — кричит на меня. — Жена? Нет! Ты, — поднимает в мою сторону трость, — падшая женщина! Для таких как ты отдельный котел в аду! С такими же блядями! Ты бы еще ему отсосала!

— Да, может, и отсосала бы! Не твое дело!

— Вот поэтому с вами эти кобелины и нюхаются! На все готовы! Любую дырку подставить!

— Да жена я ему!

— Лживая стервь!

— Да пошла ты!

— Палками забить тебя мало! Семью разрушаешь! У него же, наверное, дети!

— Ага, аж двое, — раздается смешливый голос Егора.

Оглядываюсь. Стоит у открытой двери машин, облокотившись о крышу.

— Бессовестный, — старушка плюет себе под ноги, — потом у жене пойдешь, да? — переводит на меня взгляд. — Он же и жену после тебя потащит в кровать. По его роже видно, что ничего святого!

— Кто-то ту свою историю жизни нам рассказал, — хмыкает Егор и прижимает руку к груди, — сочувствую, бабуль.

— Ты же потом жалеть будешь, а поздно! — старушка машет тростью. — На коленях поползешь за женой, а ты, — опять тычет тростью в мою сторону, — останешься одна! несчастная, одинокая! На чужом счастье своего не построишь.

— Михаловна! — к поборнице нравов спешит вторая бабка в красном берете. — Чо ты тут разоралась?

— Да вот! Погляди на них! Совсем стыд потеряли! Как кролики сношались в машине…

Я смотрю на Егора, который озадаченно чешет бровь:

— Вот оно как… Уже сношались, — смеется, — я как-то пропустил этот момент.

— Так они же поди из этой лавки разврата вышли!

— Надо закрыть ее!

— Так я уже сколько писем написала!

— А вы сами туда заглядывали? — насмешливо спрашивает Егор.

Две пары мутных глаз смотрят на него с дикой ненавистью.

— Зря, — вздыхает Егор. — Там акции, скидки.

— Да что мы там не видели?! — рявкает первая бабка.

— Какая у вас насыщенная жизнь-то была, если вас не удивить, — спокойно говорит Егор, но я вижу, что он едва сдерживается от смеха.

— Ни стыда ни совести! — подытоживает бабулька в красном берете, подхватывает подружку под локоток и ведет прочь. — И не стыдно ведь. Слюнявые стоят. Хоть бы рты вытерли!

Касаюсь кожи вокруг губ. Липкая. И это не слюни. Это наша сладкая смазка. Вместо того, чтобы пристыженно нырять в салон машины и искать салфетки, я перевожу взгляд на Егора и прыскаю от смеха:

— Любовница.

— Коварная, — захлопывает дверцу, медленно обходит капот и двигается на меня медленным и плавным шагом, — бессовестная любовница, — встает вплотную, — касается моего лица, — которую я сейчас как следует засосу.