Микки-7 - Страница 54
Трудно поверить, что в нем заключена разрушительная сила, способная стереть с лица земли целый город.
Вскоре лебедка начинает сматывать трос назад. Но когда показывается конец троса, я все еще в нерешительности.
— Слушай, Берто, — говорю я. — Прежде чем я спущусь вниз, будь любезен, проясни мне одну вещь. Что на самом деле случилось с Шестым?
Берто вздыхает.
— Его забрали ползуны, Микки. Я тебе и в первый раз так сказал, когда ты спросил, выйдя из бака.
— Что-то не верится, — замечаю я. — Ты тогда сказал, что его съели ползуны, помнишь?
— Я не говорил, что они его съели, — возражает Берто. — Я сказал, что они его забрали. Ты сам решил, будто послужил ползунам пищей. Шестой работал в другой расселине, недалеко отсюда. Как я уже говорил, они вылезли из-под снега. Но они его не разрывали на части, а просто утащили в яму. Прошло пятнадцать минут, прежде чем я потерял сигнал. Последние десять минут передаваемый текст был бессвязным. У меня сложилось впечатление…
— Какое? — спрашиваю я.
— Я почти уверен, что они поступили с Шестым точно так же, как и мы с тем ползуном, которого вы притащили, — поясняет Берто. — Разобрали его на части, чтобы посмотреть, как он устроен.
— Они взяли его окуляр, — говорю я. — Взяли мой окуляр!
— Возможно, — соглашается Берто. — Хотя вряд ли сумели придумать, что с ним делать.
Всего два дня назад я бы с ним согласился. Но теперь?
— Ты солгал мне, — говорю я. — Солгал командованию. О том, что ползуны разумны, ты, видимо, догадался раньше меня. За сокрытие такой информации тебя могли отправить на переработку, Берто. О чем ты только думал?
Он не отвечает. Я жду целых десять секунд, затем качаю головой и берусь за трос.
— Я испугался, — признается Берто.
Я поворачиваюсь к нему. Он прячет глаза.
— Чего ты испугался? — удивляюсь я. — Пока не сфальсифицировал отчет, ты не сделал ничего плохого. В том, что случилось со мной, ты не виноват.
— Нет, — говорит он, — я боялся не командования. А этих долбаных ползунов. Наверное, я мог бы тебя спасти. Вытащить из той расщелины. Я даже смог бы спасти Шестого, если бы быстро приземлился, а потом включил ускоритель. Но я этого не сделал. Не сделал, потому что струсил.
И внезапно все обретает смысл.
— А ты же у нас Берто Гомес, — говорю я, — тот парень, который способен пролететь на флиттере сквозь трехметровую щель между скалами на скорости двести метров в секунду. Ты ничего не боишься.
Он вздыхает и кивает.
— А ты не боялся пойти на риск, что тебя сбросят в рециклер, потому что ты не смог признаться мне, Маршаллу… и даже самому себе в том, что струсил?
Берто отворачивается к приборной панели.
— Тебя ждет Восьмой, Микки.
— Знаешь, — говорю я, — если хоть один из нас выберется и станет Девятым, первым делом я набью тебе морду.
Ему нечего на это сказать.
Я пристегиваюсь и выхожу.
— Ну, что думаешь? — спрашивает Восьмой, когда я отстегиваюсь внизу. — Это то место?
Я оглядываюсь вокруг. Дно расселины примерно шесть метров в ширину. С обеих сторон над нами нависает тридцать метров льда. На полпути к стене изо льда торчит валун, немного похожий на голову обезьяны.
— Да, — говорю я. — Думаю, это здесь. Хотя точность вряд ли важна. Я почти уверен, что тут вся местность изрыта ходами. Даже если провал не тот, через который я спускался раньше, просто нужно найти другой вход в туннели.
Трос сматывается, и спустя несколько мгновений мы слышим гул гравитации, когда шаттл Берто улетает прочь. Мы начинаем идти. За первым же валуном я вижу край пролома. Судя по всему, в последние несколько дней снега выпало не так много, чтобы засыпать яму.
— Вот, — говорю я. — Тут я и провалился.
Мы подходим к краю и заглядываем в крутой наклонный туннель с каменными стенами диаметром чуть больше метра.
— Здесь вполне можно спуститься, — замечает Восьмой.
— Слушай, — говорю я, — нам не стоит этого делать.
Он поворачивается ко мне:
— Думаешь, найдем более удобный спуск?
— Нет, — говорю я. — Я не это имею в виду. Я имею в виду задание. Мы не должны его выполнять.
— Нет, должны, — возражает он.
— Ползуны — разумные создания, — объясняю я и показываю большим пальцем на рюкзак у себя за спиной: — А это попахивает военным преступлением. Если Мидгард узнает о наших проделках, из колонии сделают следующий Голт.
У нас в рюкзаках, по сути, две пузырьковые мини-бомбы: в обеих по пятьдесят тысяч крошечных порций антивещества из запасов топливного хранилища «Драккара», каждая из которых изолирована в магнитном монопольном пузырьке. Когда мы их выпустим, они разлетятся вокруг, словно блуждающие огоньки.
В конце концов пузырьки схлопнутся.
От такого багажа за спиной меня продирает озноб.
— Я знаю, что они разумны. — Восьмой пожимает плечами. — Именно поэтому мы и должны их уничтожить. Используй мы оружие против людей — это сочтут военным преступлением, а на плацдарме все средства хороши. Наши терраформирователи при необходимости зачищали целые континенты, чтобы подготовить место для колонии. Тебе это известно. — Он садится на край ямы и наклоняется вперед. — Дашь мне руку, а? Тогда я дотянусь до первого уступа, не так высоко спрыгивать.
— Один из них спас меня, — говорю я.
Он поднимает взгляд.
— Что?
— Два дня назад, — поясняю я, — когда я заблудился в этих туннелях, а Берто записал меня в покойники, меня спас один из ползунов. Поднял и отнес почти к самому куполу. Выпустил меня на волю.
— То есть ты хочешь сказать, — говорит Восьмой, — что во всех наших с тобой проблемах виноваты ползуны?
Хм. Можно, конечно, и так взглянуть на нашу ситуацию, почему бы и нет.
— Как бы то ни было, — заявляет Восьмой, — теперь это не имеет значения. Ты слышал командора. Если мы откажемся, то отправимся в рециклер с концами. Маршалл сотрет нашу личность с сервера, и гребаная Чен займет наше место. — Он сползает немного ниже и снова заглядывает вниз. — И знаешь что? Думаю, я и сам справлюсь. — Он упирается руками в противоположные края отверстия и повисает, болтая ногами. — Увидимся внизу.
Восьмой спрыгивает и исчезает из виду.
Я стою и долго смотрю в провал. Наверное, я мог бы уйти — побродить по снегу, а потом отщелкнуть замки на шлеме и покончить с этим.
Но что изменится? Командор пошлет Берто или Нэшу отыскать мое тело, заберет рюкзак с бомбой и пошлет в туннели Девятого, если Восьмому не удастся довести дело до конца.
В конце концов у меня пищит окуляр.
<Микки-8>: Спускайся, Седьмой. Дело не ждет.
Я вздыхаю, туже затягиваю ремни на рюкзаке и спрыгиваю вслед за Восьмым.
— Нам лучше разделиться, — предлагает Восьмой. — Отойти друг от друга как можно дальше, а затем одновременно нажать на пуск. Так мы обеспечим максимальную площадь поражения, а заодно не придется беспокоиться, что взрыв одной из бомб запорет схему рассеивания второй.
— Восьмой, — начинаю я, но он мотает головой:
— Нет. Ничего не хочу слышать. Иди давай. Держи голосовой канал связи открытым и дай мне знать, когда будешь готов. А если встретишь своего тогдашнего приятеля… — Он отворачивается. — Ну, извинись перед ним, что ли, я не знаю. Скажи, мол, ничего личного.
Я еще долго стою и смотрю, как рассеивается за ним тепловой след, хотя Восьмой давно уже скрылся в одном из боковых туннелей. Может, я жду, что он вернется. Но он не возвращается. В конце концов я тоже выбираю туннель, поправляю рюкзак на плечах и шагаю вперед.
— Седьмой, ты там?
— Здесь я.
— Кажется, в туннелях пусто. Что-нибудь видишь?
— Нет. Но все время что-то слышу.
— Да, я тоже. Как будто кто-то скребется за стенами, да?
— Ага. Думаю, это наши друзья.
— По-твоему, они знают, что мы здесь?
Я возвожу глаза к сводам туннеля, хотя он этого и не видит.