Михаил Васильевич Ломоносов - Страница 3

“Восторг внезапный ум пленил...” Первый стих первой ломоносовской оды уже дает замечательную формулу жанра: рациональный подход (ум) подчиняется свободе, поэтическому вдохновению (восторг внезапный).

“Из памяти изгрызли годы / За что и кто в Хотине пал. / Но первый звук Хотинской оды / Нам первым криком жизни стал”, — напишет через два столетия В. Ф. Ходасевич (“Не ямбом ли четырехстопным...”, 1938).

Одной из вершин ломоносовского творчества в жанре торжественной оды стала “Ода на день восшествия на Всероссийский престол Ея Величества Государыни Императрицы Елисаветы Петровны 1747 года”.

ХVIII век был эпохой дворцовых переворотов и недолгих царствований. Ломоносову довелось жить при восьми правителях России. Четырем из них, включая не-долго правившего Петра III, он успел посвятить торжественные оды.

Елизавета, дочь Петра I и Екатерины I, захватила престол в 1741 году в результате дворцового переворота и была не худшей правительницей России в этом бурном веке. И в этой, очередной, оде, Ломоносов в соответствии с традицией создает не реальный, а идеализированный образ императрицы как мудрой правительницы России.

Она одержала военную победу и возвратила в страну мир и спокойствие. “Великая Петрова дщерь” покровительствует наукам и искусствам. Держава при ней благоденствует.

Сия Тебе единой слава,

Монархиня, принадлежит,

Пространная Твоя держава

О как Тебе благодарит!

Однако прославление императрицы занимает в композиции оды скромное место. Начав с персонифицированного образа Тишины (первая и начало второй стро-фы), поэт уже в седьмой—десятой строфах обращается к Петру, потом упоминает его жену, недолго царствовавшую Екатерину I, но уже в середине оды, с тринадцатой строфы, почти забывает об императрице, обращая свой восторг на иные предметы.

Ломоносов создает образ бескрайних российских пространств с великими, не уступающими Нилу реками, богатством лесов и недр, упоминает Колумба Российского, исследователя Камчатки А. И. Чирикова. Эта грандиозная панорама увенчивается выводами: прославлением науки и надеждой на появление собственных, российских философов и ученых.

О вы, которых ожидает

Отечество от недр своих

И видеть таковых желает,

Каких зовет от стран чужих,

О, ваши дни благословенны!

Дерзайте ныне ободренны

Раченьем вашим показать,

Что может собственных Платонов

И быстрых разумом Невтонов

Российская земля рождать.

Науки юношей питают,

Отраду старым подают,

В счастливой жизни украшают,

В несчастный случай берегут;

В домашних трудностях утеха

И в дальних странствах не помеха.

Науки пользуют везде,

Среди народов и в пустыне,

В градском шуму и наедине,

В покое сладки и в труде.

Лишь в последней строфе Ломоносов вспоминает об императрице, завершая композиционное построение.

Таким образом, главному предмету Елисавет, в “Оде на день восшествия...” посвящено, в сущности, всего пять строф из двадцати четырех. Во всех остальных главным лицом оказывается сам Поэт и его направленный на разные предметы восторг внезапный.

Посылая оды адресатам, автор часто в соответствии с придворным этикетом подписывался: “всеподданнейший раб Михайло Ломоносов”. Но в самом художественном тексте позиции сторон обычно резко меняются. После нескольких обязательных похвал очередная царствующая особа оказывается в роли послушного ученика, а поэт воспаряет, превращается в учителя и пророка, в грандиозных, лихорадочных стихах и образах представляющего программу преобразования русской жизни. “За бледными фигурами “безликих” самодержцев встает единственная Героиня одической поэзии Ломоносова — великая и необъятная Россия” (А. А. Морозов. Ломоносов, 1965).

Вторым важным жанром русской поэзии XVIII века была духовная ода. Изначально так называли стихотворные переложения библейских текстов, прежде всего религиозных песнопений, псалмов. У Ломоносова есть и такие произведения. Но тематика духовной оды у русских поэтов расширяется. Обычно под духовными одами понимались стихотворения-размышления, не обязательно связанные с религиозной тематикой.

Издавая свое собрание сочинений, Ломоносов включил в число духовных од “Утреннее размышление о Божием Величестве” и “Вечернее размышление о Божием Величестве при случае великого северного сияния” (обе 1743), в которых предметом лирики стали научные идеи.

“Утреннее размышление...” описывает процессы, происходящие на Солнце: “горящий вечно Океан”, в котором “огненны валы стремятся / И не находят берегов”. Но в последних строфах Ломоносов-поэт отодвигает в сторону ученого. Метафорическое, но все-таки объективное описание физических явлений сменяется восторгом созерцателя пред красотой мира и величием создавшего его Творца.

От мрачной ночи свободились

Поля, бугры, моря и лес

И взору нашему открылись,

Исполненны твоих чудес.

Там всякая взывает плоть:

“Велик Зиждитель наш, Господь!”

Но в финале оды ученый снова напоминает о себе. Оказывается, Бог должен выступить в роли учителя, вырвать человека из тьмы незнания, научить его творить, вдохновить на познание, в том числе и самого Бога.

Творец! Покрытому мне тмою

Простри премудрости лучи

И что угодно пред Тобою

Всегда творити научи

И, на Твою взирая тварь,

Хвалить тебя, бессмертный Царь.

“Вечернее размышление...” дает объективную тему прямо в заголовке: речь пойдет о северном сиянии. Ломоносов наблюдал их еще в детстве. Через десятилетие он опишет это явление и в сугубо научной работе “Слово о явлениях воздушных, от электрической силы происходящих” (1753).

Но опять описание конкретного физического явления ведется на высоком поэтическом языке, пронизано “восторгом внезапным”.

Ода начинается с грандиозной, даже не географической, а космической картины: созерцание заката превращается в чувство удивления, растерянности человека перед бездной вселенной.

Лице свое скрывает день,

Поля покрыла мрачна ночь;

Взошла на горы черна тень,

Лучи от нас склонились прочь.

Открылась бездна звезд полна;

Звездам числа нет, бездне дна.

Песчинка как в морских волнах,

Как мала искра в вечном льде,

Как в сильном вихре тонкий прах,

В свирепом как перо огне,

Так я, в сей бездне углублен,

Теряюсь, мысльми утомлен!

Далее кратко воспроизводятся несколько таких научных мыслей: от идеи многообразия галактик (“Там разных множество светов, /Несчетны солнца там горят”) до размышления о причинах северного сияния, которое заявлено как тема оды (“Там спорит жирна мгла с водой; / Иль солнечны лучи блестят, / Склонясь сквозь воздух к нам густой; / Иль тучных гор верьхи горят”).

Но определяющими для поэта являются не ответы, а вопросы. Изложив точку зрения “премудрых” на многообразие вселенной, поэт ставит ключевой вопрос: “Но где ж, натура, твой закон?” И дальнейшее развитие оды — цепь риторических вопросов, завершающаяся философским: “Скажите ж, коль велик Творец?”

Однако величие Творца, в котором Ломоносов убежден (здесь пафос “Утреннего...” и “Вечернего...” размышлений совпадают), не отменяет как необходимости научного познания (в том числе и северных сияний), так и поэтического творчества (поэтому для Ломоносова эти натурфилософские оды дополняют переложения псалмов).

В торжественных одах Ломоносова представлен образ Поэта-гражданина, в одах духовных возникает образ ученого и философа, охваченного тем же внезапным восторгом познания и лирического вдохновения.

Начальный мотив “Вечернего размышления...” — сияющее звездами ночное небо, бездна вселенной, в которой тонет, растворяется человек, — станет важным для русской поэзии. По стопам Ломоносова пойдут Ф. И. Тютчев и А. А. Фет, Н. А. Заболоцкий и Б. Л. Пастернак. Ломоносов открывал новые пути не только в науке, но и в поэзии.