Мифы западного кино - Страница 14

Зато необычное для вестерна «миролюбивое» звучание придал своему фильму «Большой край» (1958) режиссер Уильям Уайлер. Углубленная и тщательная разработка характеров подчинена здесь доказательству одной мысли: в человеческих отношениях драки «ничего не доказывают», ничего не могут решить. Они приводят лишь к глупому петушиному фанфаронству и бессмысленным поступкам.

Несколько выпадает из общего плана по своему идейному звучанию, а также режиссерскому и актерскому мастерству и известный советским зрителям фильм «Великолепная семерка» (1960) Джона Старджеса. Достаточно вспомнить хотя бы один из начальных эпизодов фильма: расисты городка не дают похоронить на местном кладбище умершего старика только потому, что он индеец; двое ковбоев, возмущенные происходящим, добровольно вызываются доставить тело на кладбище; по дороге катафалк обстреливают из засады, а по прибытии на место его встречает целая группа вооруженных «цивилизованных арийцев». Завязывается перестрелка, но ковбои, рискуя жизнью, рассеивают их. Как разительно отличается все показанное здесь от изображения белых и индейцев в картине «Юнион Пасифик»! А если учесть, что проблема борьбы с расизмом сейчас является чуть ли не первоочередной для американского народа в связи с непрекращающимися погромами и убийствами негров, то этот эпизод приобретает даже злободневное значение.

Правда, вся сцена решена в традиционном для ковбойского жанра стиле, с непременными скачками, засадами, лихими стычками и т.д., что накладывает на нее печать некоторой несерьезности. И в дальнейшем фильм сохраняет характер раздвоенности. Внешне основной сюжетный конфликт развертывается по привычной схеме борьбы «хороших» бандитов против «плохих». Внутренний же конфликт построен на противопоставлении людей труда и людей паразитического ремесла. Это позволило авторам вскрыть социальную природу героя вестерна, обычно полностью игнорируемую, и показать душевную опустошенность «романтического» бандита, его тоску по земле, от которой он оказался оторванным злой волей судьбы. И вместе с тем, показывая это, фильм остается во многом верным псевдоромантическим традициям типичного вестерна. Здесь то же небывалое благородство и необыкновенная жестокость, а главное - та же идеализация в конечном счете «стропроцентного американца» (в лице прежде всего главного героя Криса - бескорыстного, умного, безоглядно храброго).

Появление время от времени в массе однотипных по содержанию в форме вестернов отдельных относительно значительных произведений не означало раньше, не означает и теперь, что жанр в целом может оздоровиться. Для этого требуется в первую очередь подлинная народность и историчность, то есть качества, которые органически чужды западному развлекательному кинобизнесу.

Само слово «кинематограф» указывает на связь этого искусства с кинетикой, то есть с динамикой, движением. Не удивительно, что фильмы, построенные на динамичных сюжетах, на быстрой смене событий и острых положений, получили особенно широкое распространение. Такие сюжеты органичны для кино, и оно располагает для их воплощения почти безграничными возможностями. Киноаппарат делает зрителей как бы соучастниками увлекательных путешествий в неведомые страны, очевидцами смелых подвигов, свидетелями необыкновенных происшествий, нередко полных тайн или фантастики.

Многообразие фильмов приключенческого жанра неисчерпаемо, а их доходчивость и популярность не имеют себе равных. Тем более, что активные, сильные человеческие характеры, раскрывающиеся в непосредственном действии, вообще всегда привлекают симпатии зрителей, и малейшая удача здесь окупается сторицей.

Ковбойские картины, о которых говорилось выше, представляют собой лишь разновидность этого жанра, притом весьма специфическую. Ограничиться ими в нашем разговоре, естественно, нельзя; это было бы равносильно, скажем, тому, как если бы кто-нибудь захотел свести все безалкогольные напитки к одной кока-коле. Есть напитки повкуснее кока-колы, и есть приключенческие фильмы, которые способны захватить воображение зрителей куда сильнее, чем однотипные повествования о похождениях ковбоев.

В самом деле, разве может оставить кого-нибудь безучастным оживленный на экране герой английских народных баллад Робин Гуд, отважный борец за справедливость? Или герои любимых с детства книг Александра Дюма, Джека Лондона, Жюля Верна? Фильмы бывают сделаны с большим или меньшим мастерством, но притягательная сила образов этих книжных друзей настолько велика, что люди всех возрастов всегда с удовольствием ждут новой встречи с ними. Тем более, что кино позволяет воочию увидеть, как облаченные в доспехи рыцари сражались на турнирах, как крестьяне расправлялись в Шервудском лесу со своими притеснителями-феодалами, как мореплаватели, терпя бедствия и кораблекрушения, сохраняли силу духа и наперекор жестоким стихиям достигали своих целей.

Вспомним один из таких фильмов - «Капитан Блад» («Остров страданий»), поставленный по популярному роману Рафаэля Сабатини.

...В темную штормовую ночь прискакавший всадник поднимает доктора Блада с постели, чтобы тот оказал помощь раненым: невдалеке только что произошло сражение между войсками двух претендентов на английский трон. Питер Блад не сочувствует ни одной из сторон в очередной междоусобице, которыми была полна история Англии XVII века, так как понимает, что кто бы ни победил в борьбе за власть, тяжелая судьба простого народа все равно не изменится. Однако верный своему долгу врача он следует за гонцом. За помощь, оказанную «бунтовщикам», Блада арестовывают и несправедливо приговаривают к смертной казни, которую заменяют продажей в рабство на плантации острова Барбадос в Карибском море. Во время плавания, проходящего в невыносимых условиях, и последующих лет каторжной жизни на острове этот высокий и стройный человек со спокойным, мужественным лицом служит моральной поддержкой для всех униженных и оскорбленных.

Неожиданно Бладу представляется возможность изменить свою судьбу: на остров нападают испанские пираты, и отважный врач вместе со своими товарищами по несчастью захватывает их корабль. Лишенный родины, он сам вынужденно становится пиратом. Обретенная свобода и новая «профессия» не изменяют благородную натуру Блада. Он не только показывает чудеса храбрости в битвах с врагами и в стычках с другими пиратами, но и остается истинным патриотом, ненавидит самодуров-правителей, защищает слабых и женщин, а по отношению к своему экипажу проявляет себя бескорыстным и верным другом, чем завоевывает всеобщую любовь.

Не удивительно, что такой романтический герой легко приобретает симпатии зрителей.

Но удача не всегда сопутствует постановщикам приключенческих картин. Советским зрителям известны, например, итальянская киновариация бессмертной эпопеи Гомера о странствиях Одиссея (оригинальное название картины «Улисс»), американский фильм «Приключения Гекльберри Финна», французская экранизация «Трех мушкетеров». Это все - далеко не лучшие образцы с точки зрения художественного мастерства. Однако они достаточно типичны, чтобы им тоже уделить необходимое внимание.

В «Странствиях Одиссея» героический эпос превращен в приключенческую мелодраму, в которой, помимо любовных страданий и утех, основной упор сделан на внешние зрелищные эффекты: морские бури и кораблекрушения, ристалища и танцы, чудеса земные и чудеса божественные, то есть на всем том, что у Гомера служило лишь средством для раскрытия образов хитроумного Улисса, верной Пенелопы и других героев, чьи имена стали нарицательными. Еще Лессинг метко заметил, что Гомер, описывая какой-нибудь щит, изображал не щит, а бесподобного мастера, его создавшего. В фильме же происходит как раз наоборот. Поэтому, несмотря на актерские старания таких опытных профессионалов, как Керк Дуглас и Сильвана Мангано, за «щитом» физической силы одного и женственной красоты другой почти не видно живых людей. Во всяком случае видно не намного больше, чем в циклопе Полифеме: все внимание зрителей оказывается прикованным к его единственному глазу - настоящему, живому, расположенному посредине лба и правдоподобно моргающему! Точно таким же «ведущим атрибутом» служат у главных героев подчеркнутая мужественность Дугласа и волнующее обаяние Мангано.