Мифы воды. От кракена и «Летучего голландца» до реки Стикс и Атлантиды - Страница 36

Считается, что в XX веке перечисленные обряды перестали практиковать.

Глава 8. НА ЧЕТЫРЕ ПАЛЬЦА ОТ СМЕРТИ62

ВОЛНЫ И ВОДОВОРОТЫ

Валы вставали все мощней и выше,

И наконец девятый вал, последний,

В себя вобравший половину моря

И полный голосами, встал до неба

И на берег низвергся с диким ревом,

Кроваво-красным пламенем объят.

И в глубине его, в огне, родился

Младенец беззащитный, и к ногам

Он Мерлина волною был подброшен.

А. Теннисон. «Приход Артура»63

Возможно, самая известная в сверхъестественном смысле волна — это девятый вал, чья популярность связана в основном с картиной Ивана Айвазовского. Поверье, согласно которому каждая девятая волна во время шторма сильнее предыдущих, распространено и в наше время: не только среди моряков, но и среди серферов. Образ давно превратился в метафору, выражающую приближение непреодолимой силы, одновременно роковой и грандиозной; он часто встречается в литературе и изобразительном искусстве. Про роковой вал знали разные народы, но некоторые опасались не девятого, а третьего или десятого.

Связанные с девятой волной суеверия не всегда подразумевают чью-то гибель: Флетчер Бассет, например, упоминает о том, что в Шотландии больную корову лечили омовением в девяти волнах прибоя, а также о том, как Маргарет Ричард, ведьма, осужденная в XVIII веке, зачерпывала три ложки воды из десятой волны прибоя, чтобы потом воспользоваться ею для своих колдовских целей.

С объективной точки зрения волны — штормовые или прибрежные — действительно отличаются друг от друга по высоте и другим параметрам, что объясняется физическими, а не мистическими причинами. Однако в чередовании слабых волн и мощных валов нет простых закономерностей, основанных на конкретных числах вроде тройки, девятки или десятки. Возможно, с помощью этих чисел моряки пытались рационализировать и просчитать опасность, которую представляло собой море во время шторма.

Еще один интересный пример девяти волн находим в легендарной летописи Ирландии, относящейся к периоду, когда гойделы и туаты соперничали за владение островом. В определенный момент сыновья богини Дану (туаты) попросили сыновей Миля (гойделов) на три дня покинуть территорию и отойти от берегов на девятую волну. Те согласились, а когда пришло время возвращаться, столкнулись с чародейской бурей, которая попыталась (в значительной степени безуспешно) помешать их высадке на берег.

Еще одна любопытная разновидность волны, по поводу которой существуют особые поверья, — приливный бор, возникающий из-за того, что в устье образуется волновой фронт и вода с большой скоростью движется вверх по течению, фактически вытесняется из моря в русло реки. Образование бора связано с целым рядом условий, включающих перепад высот и форму устья. Это опасное природное явление: к примеру, бор на китайской реке Фучуньцзян способен развивать скорость до 40 км/ч и подниматься до рекордных девяти метров. Флетчер Бассет упоминает ряд легенд и преданий, связанных с борами и основанных на общей идее: волну вызывает некое сверхъестественное существо, будь то демон, дракон, феникс, призрак ведьмы или нечто, не поддающееся определению, копошащееся на дне. Река, текущая вспять, выглядит зловеще, и без труда можно понять тех, кто подыскивал для такого феномена сверхъестественную подоплеку. Интересно, что в некоторых местностях Британии — например, в окрестностях рек Хумбер, Северн и Трент — диалектные обозначения бора (eagre, hygra) смутно напоминают имя древнего скандинавского владыки моря, ётуна Эгира. Впрочем, это, скорее, пример народной этимологии; а вот английское слово bore совершенно точно уходит корнями в древнескандинавское bára, то есть «волна, прилив».

И конечно, существует совокупность суеверий, легенд и преданий про волны как таковые: по их виду предсказывали будущее (точнее, предстоящий шторм, в прямом или переносном смысле), их считали то быками (в случае бурунов), то барашками Нептуна или другого морского бога / богини, в их звуках слышали голоса призраков. Кое-что из этих поверий мы считаем просто художественным образом, метафорой, но корни у таких метафор весьма глубокие. Очевидно, что даже спокойное море остается грозной стихией — и мифическое мышление подыскало способ, позволяющий никогда об этом не забывать.

Что касается мифов, связанных с водоворотами, то некогда на Дунае существовали два опаснейших места, именуемых Штрудель и Вирбель64. Вот что мы читаем о них в романе Жюля Верна «Дунайский лоцман» (1908):

В этом месте долина превращается в узкий коридор, зажатый дикими крутизнами, между которыми кипят стремительные воды. В старину многочисленные подводные камни делали проход еще более опасным, и нередко суда терпели там большой ущерб. Теперь опасность значительно уменьшилась. Сильнее всего мешавшие движению скалы, тянувшиеся от одного берега до другого, взорваны. Пороги утратили былую ярость, водовороты перестали так сильно кружить суда, и катастрофы сделались значительно реже. Все же и большие шаланды, и маленькие лодки должны принимать серьезные предосторожности65.

Уильям Битти — шотландский врач XIX века, поэт и автор нескольких книг, посвященных путевым заметкам о путешествиях по Европе, — уделил Штруделю и Вирбелю немало страниц в своем труде The Danube: Its History, Scenery, and Topography («Дунай: История, пейзажи и топография», 1844), описав как грозный рокот быстрины, так и общую атмосферу, включавшую живописные и овеянные легендами развалины нескольких замков. «Мрачный и таинственный вид этого места, безлюдные пейзажи, частые происшествия, случавшиеся на пути, внушали трепет и ужас, но прежде всего суеверия того времени, готовность принять чудесное и простодушие лодочников делали плавание мимо Штруделя и Вирбеля чрезвычайно романтичным предприятием». Построенные в окрестностях замки, как выяснил Битти, принадлежали феодалам, которые в XI–XIV веках безжалостно грабили купцов, выживших после встречи с быстриной и водоворотом. Рудольф I, основатель династии Габсбургов, покончил с бандитами, но руины остались — и в них, по рассказам местных, каждую ночь вспыхивали загадочные огни, сопровождаемые звуками, присущими то ли празднику, то ли битве. В сторожевой башне, именуемой Башней дьявола, поселился Черный монах: выполняя наказ своего адского хозяина, он зажигал на берегу огни, целью которых было заманить речные суда в водоворот или прямиком на острые прибрежные скалы. Про Вирбель еще говорили, что он бездонный: дескать, обломки лодок, которые гибли в водовороте, всплывали в озере Балатон!66 Битти иронизирует над подобными суевериями, опровергает их в меру своих возможностей, объясняет природные закономерности, лежащие в основе Штруделя и Вирбеля, а также проницательно отмечает, что судоходство станет значительно безопаснее, если путем подрыва ликвидировать некоторые скалы в русле Дуная. Что и произошло во второй половине XIX века, и к нашему времени о дунайской версии Сциллы и Харибды почти все благополучно забыли.

Другой известный водоворот (точнее, целая система приливных завихрений) существует и в наше время: это Мальстрём (норв. Moskstraumen), расположенный у северо-западного побережья Норвегии. Олаф Магнус считал его сильнее Харибды! Для современных судов это природное явление не представляет серьезной опасности, да и для старинных деревянных лодок таковая была серьезно преувеличена. Однако Мальстрём, во многом благодаря художественной литературе (он упоминается в первую очередь в произведениях Эдгара По, Жюля Верна и Германа Мелвилла), продолжает существовать как миф, независимо от реальности.