Мифы воды. От кракена и «Летучего голландца» до реки Стикс и Атлантиды - Страница 22
В Греции есть легенда про Фессалонику, сестру Александра Македонского, которая от скорби после его гибели попыталась утопиться, но превратилась в морскую деву и поселилась в Эгейском море. Встретив какой-нибудь корабль, она обязательно спрашивает моряков: «Жив ли царь Александр?» Если ответить, что да, живет и здравствует, правит всем миром, то Фессалоника не причинит никому вреда. Но горе тому, кто скажет ей правду…
К легендам о морских девах (наядах, нереидах, ундинах и т. д.), с которыми у воды знакомится какой-нибудь герой, тесно примыкают истории о волшебных женах, лебединых девах — оборотнях, способных менять обличье, снимая и надевая шкуру с перьями или крылья (необязательно лебединые). Хадебурга и Зиглингда, вещие сестры из «Песни о Нибелунгах», — именно лебединые жены, которые «носясь, как птицы… едва касались волн». Типичный сюжет этой категории отталкивается от случайной встречи у воды, в результате которой герой крадет волшебный предмет, не давая деве улететь и вынуждая стать его женой. Позже она возвращает утраченное (конкретный способ и обстоятельства в разных мифах / легендах / сказках описаны по-разному), немедленно исчезает, и протагонист либо отправляется в далекое путешествие, чтобы попытаться ее вернуть, либо осознает всю бессмысленность таких попыток.
Но вернемся к привычным мифическим женщинам-рыбам и попробуем выяснить, откуда они взялись, раз уж сирены и прочие древнегреческие персонажи как будто ни при чем. Надо признать, первоисточник «морской девы» как популярнейшего образа не всегда ищут в легендах, преданиях и мифах того или иного региона. Довольно много сторонников у теории, согласно которой этот гибрид человека и животного возник (и мы об этом уже упоминали в главе, посвященной Мами Вате) в результате встречи с некоторыми морскими млекопитающими: дюгонями, ламантинами и тюленями. Плиний Старший, говоря о нереидах и морских людях, явно описывает животных, а не мифических существ: «Также верно все, что думают о нереидах, только у них чешуя топорщится даже на тех местах тела, где оно выглядит как человеческое. Действительно, такую видели на том же побережье, и даже местные жители слышали издалека ее печальную предсмертную песню; а Божественному Августу легат Галлии писал о том, что на побережье находят много бездыханных нереид. Я знаю выдающихся людей из сословия всадников, готовых подтвердить, что они видели в Гадитанском океане морского человека, все тело которого совершенно похоже на человеческое; что он забирается по ночам на корабли, и та сторона корабля, на которую он усядется, сразу же кренится и даже уходит под воду, если он останется подольше»33. Вероятно, «выдающиеся люди» узрели примерно то же самое, что и все мы на вирусном видео, снятом несколько лет назад в заливе Эльд в штате Вашингтон, где два огромных морских льва забрались на маленькую яхту без хозяина, чтобы полежать там в свое удовольствие.
СЕЛКИ
В фольклоре Исландии, Ирландии и Шотландии, а также острова Мэн, Оркнейских и Фарерских островов распространены предания о людях-тюленях: оборотнях, способных по желанию принимать любой из этих двух обликов. Они известны под множеством имен; мы остановимся на варианте селки.
Уолтер Трейл Деннисон, описывая связанные с селки верования, бытующие среди жителей Оркнейских островов, объясняет, что тюленей издавна делили на две категории: в первую входили Phoca vitulina (обыкновенный тюлень) и его более мелкие сородичи, во вторую — крупные разновидности (например, тюлень-хохлач и серый тюлень), которые, как считалось, могли оборачиваться людьми.
Деннисон пишет, что их называли падшими ангелами, не настолько грешными, чтобы угодить прямиком в преисподнюю, но тем не менее утратившими право на рай. Другая народная версия происхождения селки заключается в том, что они были когда-то людьми, но за некие тяжкие прегрешения утратили право на человеческий облик, и возможность его на время вернуть дарована им лишь на суше.
В наиболее общем виде предания и сказки про селки — это истории о том, как некий житель суши случайно видит превращение тюленя в красивую девушку и, спрятав тюленью шкуру, вынуждает ее выйти за себя замуж. Заметить селки на берегу было не так уж трудно: они частенько собирались группами, чтобы понежиться на солнышке во время отлива, и в целом этих существ воспринимали скорее как нелюдимых и загадочных соседей, чем как опасных чужаков. Итак, оставшись с земным мужчиной, женщина-селки становится примерной женой, ведет хозяйство и рожает ему детей. По прошествии времени обстоятельства складываются таким образом, что утраченная шкура возвращается к хозяйке (нередко это происходит благодаря детям), и селки бросает земную жизнь, стремясь обратно в море. Случается, все эти годы там ее ждет возлюбленный того же племени, а то и настоящий супруг.
Но селки мужского пола также могли вступать в отношения с земными женщинами, причем по доброй воле! Как и женщины-селки, они в человеческом облике были весьма хороши собой, очаровательны и неотразимы, вследствие чего иной раз могли навещать на суше даже замужних дам, утоляя с ними страсть и не задерживаясь надолго. Деннисон рассказывает историю о жительнице Оркнейских островов по имени Урсилла. В молодости эта Урсилла была красивой, но высокомерной девушкой, которая отвергла всех женихов, чтобы в конце концов выйти замуж за отцовского батрака. Согласно официальной семейной истории, жили они долго и счастливо, она родила ему детей и была хорошей женой… Только вот ходили слухи, что на самом деле муж из него вышел совсем не тот, о каком мечталось Урсилле.
И вот как-то раз, если верить преданиям и молве, она вышла на берег и уронила в воду ровно семь слез, вследствие чего явился огромный селки и спросил, чего ей надо. Когда Урсилла честно объяснила свою проблему, селки назначил дату свидания — дескать, он может принять человеческий облик лишь по определенным дням, — и так завязался их тайный роман. Дети Урсиллы, зачатые от связи с селки, родились с перепончатыми пальцами на ногах и руках. Перепонки эти резали снова и снова, пока они не переставали срастаться, превратившись в ороговевшие наросты. И наросты, по свидетельству Деннисона — который был лично знаком с потомками Урсиллы (!), — спустя поколения продолжали мучить членов семьи, даже если те отродясь не занимались физическим трудом. Если факты и впрямь были таковы, с современной точки зрения остается лишь предположить, что у потомков Урсиллы была какая-то генетическая аномалия, схожая с бородавчатой эпидермодисплазией (более известной широкой публике как болезнь, от которой страдают так называемые люди-деревья), но, очевидно, не такая тяжелая.
Вернемся еще раз в далекое прошлое, чтобы как следует разобраться в мифических корнях морских дев и морских мужей. Что касается первых, то чаще всего древнейшей женщиной-рыбой называют сирийскую богиню Атаргатис, или Деркето. Это ошибка, но все-таки расскажем сначала о ней. Диодор Сицилийский в «Исторической библиотеке» пишет о Деркето как о морской деве и пересказывает миф, бытующий в Аскалоне: согласно этому мифу, несчастная каким-то образом оскорбила Афродиту и под влиянием мстительной богини любви отдалась красивому сирийцу, от которого родила дочь, а потом, застыдившись греха, убила возлюбленного, отнесла ребенка в пустыню и бросилась в озеро — где и превратилась в рыбу. Ее дочь, спасенная благодаря птицам, впоследствии стала легендарной царицей Семирамидой.
Овидий пишет то же самое:
…То ль о тебе, Деркетия, дочь Вавилона,
Им рассказать, как тебя, чешуей заменив тебе кожу,
В вид превратили другой палестинские — будто бы — воды.
Или, пожалуй, о том, как дочь ее, став окрыленной,
Поздние годы свои провела в белокаменных башнях?34