Мифы нового времени - Страница 3

– Этих доставь сюда, – коротко приказал Гектор.

Деимах посмотрел список и внутренне возликовал – в нём было имя Кенея! Это избавляло его от риска проводить подмену Кенея на Паламеда, которую он задумал, если бы сложилось иначе. Он подал знак слугам подавать Гектору без всякой меры еду и лучшее вино, а сам сел на лошадь и лично отправился выполнять распоряжение стратега.

Со времён Архимеда известно, что если портить какой-нибудь механизм не абы как, а с выдумкой, он непременно сломается. Собирая народ, Деимах от души надеялся, что выдуманный им искусный ход непременно пробьёт брешь в отлаженной работе стратегова механизма.

Волновался он сильно, поэтому совсем не слушал, что говорили Гектору входившие по очереди люди, в них он был уверен,и лишь отчаянно молился всем богам подряд, чтобы обошлось.

Не обошлось.

Почти перед самым появлением Кенея Гектор поднялся с места, чтобы размять ноги, скучая, походил по комнате, подошёл к заготовленной Деимахом подсказке для Кенея, взял в руки гидрию, повертел и с криком «Лови!» швырнул её в раскрытое окно кому-то из своих людей.

– В дороге нам очень нужна такая штука, небрежно бросил он в пространство, не очень заботясь, слышит ли его слова архонт.

А тот застыл от ужаса. Правда, ненадолго. Буквально сразу же ужас сменился безысходным отчаянием, у Деимаха не было сомнений, что лишённый первой буквы подсказки, Кеней нипочём не вспомнит злополучное имя.

В зал дворца Этеокла Гектор влетел сияющим героем-олимпийцем. Он уже знал, что другие стратеги вернулись из своих поездок с пустыми руками. Значит, он опять оказался лучше всех!

– Вижу, вижу! – улыбкой приветствовал его Этеокл. – Говори, сколько?

– Один, – с некоторым смущением признался Гектор.

– Ну, хотя бы так…. – разочарованно протянул царь. – А по твоему виду я решил, что их не меньше сотни! Ладно, не будем привередничать… Что же ты стоишь? Быстро веди его сюда! И палача позови!

Как ни скор был Гектор, палач примчался первым. Что и не удивительно кому, как не ему, знать, как плохо быть жертвой, наказанной за нерасторопность!

Следом за ним появился стратег, волоча за шиворот, отрешённого от всего, Кенея.

– Как твоё имя? – спросил его Этеокл.

– Кеней, – убитым голосом ответствовал бывший любимец Мнемозины.

– Скажи мне, Кеней, – интонация царя была, по меньшей мере, загадочной, – скажи, ты действительно забыл это имя!

– Забыл, – сокрушённо сказал тот, прекрасно понимая, что никакие оправдания не помогут.

Царь воздел вверх руки и поднял глаза к небу.

– Благодарю вас, боги, – ликующе провозгласил он. – У нас теперь есть человек, который сумел забыть проклятое имя! И пусть он пока один, мы узнаем, как он это сделал, и научим остальных! Дело, наконец, двинулось!

Затем, понизив голос, он бормотал ещё что-то, что навсегда останется тайной между ним и Олимпом.

– Пойми нас правильно, – обратился он к ошеломлённому Кенею, в душе которого разгорался огонь надежды на благополучный исход, – мы должны знать точно, что ты забыл это имя, а не пытаешься нас обмануть. Если ты не сможешь назвать его и под пыткой, значит, это на самом деле так, и тогда тебя ждут всенародная любовь и мои почести!

И, ничуть не интересуясь реакцией Кенея, он подал знак палачу.

«Надо потерпеть, – уговаривал себя Кеней. – Будет очень больно, но надо потерпеть. Ведь они же не будут меня убивать или даже калечить. Надо немного потерпеть, и тогда всё будет хорошо!»

Он со страхом смотрел, как палач в раздумье перебирает свои жуткие инструменты. Его помощники, тем временем, схватили Кенея и подтащили к нему.

«Надо немного потерпеть, – снова заладил Кеней. Но тут произошло неожиданное.

– Ничего не бойся, Кеней! – зазвучал в его голове голос Мнемозины. – Я не позволю сделать тебе больно! Этого человека зовут Герострат! Ну же, что ты молчишь?

– Герострат, – онемевшими губами еле выговорил он.

Во дворце зазвенела тишина, которую прервал истеричный визг Этеокла.

– Гектор, ты больше не стратег! Тебя обвели вокруг пальца! Даже пытки не понадобилось, от одного её вида негодяй признался в обмане! А ты не смог его уличить! Вон с моих глаз! Сиди дома и жди, какое наказание я придумаю для тебя! Но самое главное, – его визг перешёл в рык, – у нас по-прежнему нет человека, который смог забыть!

Он родился от звёзд. На заре. Когда ночь достигла своей крайности.

Так приморозило, что там, в вышине, лопались они с хрустом и рассыпались, даже звон стоял! Это отец его, Астрей, царил над миром.

А тут Эос. Заря. И ничего с ней не поделаешь. Вспыхнула – и шевельнулось небо. Задрожала его глубь от розовых её пальцев. Никакого холода не хватит против розовых пальцев. Сразу свернулся чёрный бархат Астрея, закрутился в узел с алым рассветным шёлком. Разбирай там – где-кто! Вьются рдяные стяги, ленты пунцовые, рубиновые перья. Несутся по свету, наотмашь секут слева, справа, крестами, зигзагами! Вот и пошли потоки воздушные. Всё быстрей. Всё стремительней, яростней! Свились они вместе и множество сил набрали. А там рванули с небес на землю, с земли в небеса с такой мощью, что с тех самых пор бег его не прекращался, и, рождённый борьбой, звался он Бореем.

Он всегда мчался, всегда завывал. Уж такая перепала природа. Вечно влекло его неукротимо, вперёд и вперёд, а куда…? Туда, где в зените сияло солнце. Гелиос, Фаэтон, Феб – неважно! Все одинаково они раздражали ослепительным блеском. А нравились льды. Строгостью. Сдержанностью. Тем, что не давалось самому. Чувством меры.

Он громоздил снеговые тучи и гнал их. На юг. С подвластного севера в солнечный край. От его дыханья равнины покрывались морозным налётом, и он не давал им поблажек. Всё нагнетал, теснил полярные толщи воздуха. И те отступали под натиском Борея всё дальше на полдень. Льды росли и заполняли собой Европу. А перед льдами уходило к югу всё живое. Ветер гнал носорогов, оленей и мамонтов. Львов и медведей. А ещё этих мелких существ, которых налепил из влажной глины Прометей.

Благородный титан явно погорячился. Зачем было заполнять столь ничтожными тварями тело праматери Геи, где и так не особо развернёшься. Впрочем, Борея это почти не касалось. Он летал в вышине, над землёй, лишь порой, ненароком цепляя грохочущие вслед ему горные кряжи, хлеща длинным чёрным хвостом поверхность океана. Стремление, воля – вот это была жизнь!

А Прометей просто удивлял. Спокойный, молчаливый, вечно корпел он над какими-то пустяками. Спина его не разгибалась от работ и забот. И главное все эти, человечки, которым посвящал он столько времени, не принадлежали ему! Они жили сами по себе и даже поклонялись не столько ему, сколько Зевсу, который оседлал уже светлый Олимп и теперь распоряжался в мире. И с ним приходилось считаться!

Зевс завёл на земле свои порядки, обуздал норовистых титанов, а уж человечье-то племя, кто вообще, с ним чинится?! Трава гибка и, склоняясь под ветром, выживает. Деревья и скалы противостоят напору воздушных потоков крепостью тела и связью с земными глубинами. Звери ловки, чутки, быстроноги. А люди, глупая толпа, получились до того беспомощны, что Прометею только и остаётся нянчиться с ними. Небось, уж не рад, что понаделал! Понятно, свой-то труд жааалко! А признаться самому себе, что попусту силы угробил, это не каждый может, даже титан.

По природной задиристости, Борей пошаливал с Прометеевыми бирюльками. Заносил их снегом, захлёстывал волнами. А то подхватит бешеным смерчем и давай жонглировать где-то в высоте! Прометей увидит кинется, догнал бы, бока намял, да разве Борея догонишь?! Озоруя, подбросит малявок повыше и прочь со свистом. А Прометей с трепетом великим ловит их, падающих, туда-сюда ладони подставляет, кого успеет, кого нет. А переживаний-то! Совсем себя не бережёт так и споткнуться недолго! Прометей, конечно, титан могучий, кто спорит? А только бескрылый ходит он по земле, и ухватить Борея за хвост – шалишь, приятель!