Мифы индейцев Южной Америки. Книга для взрослых - Страница 9
Между тем сын Камайвало подрос, стал ходить. Речной вождь то и дело посылал ему и жене свежее мясо. Охотиться он велел своему слуге, который на суше принимал облик зверя, похожего на ягуара, но поменьше: "ягуарунди" называют его в Южной Америке. Индейцы отличали этого ягуарунди от других и не трогали. Один Ибай остался в неведении. Он и о судьбе Камайвало представления не имел: уйдя в тот раз от девушки, Ибай совсем перестал о ней думать. Так что увидев ягуарунди с большой птицей в зубах, Ибай не колеблясь выстрелил. Дома он не сразу сообразил, почему родственники и соседи не рады добыче.
— Что ты наделал, — причитали они, — убил слугу речного вождя, да ещё когда он нёс мясо!
Ибай всем этим рассказам не поверил. Раз Камайвало в тот раз забеременела и родила — неужели не ясно, от кого? Разве кто-то другой способен превращаться в колибри! Ибай зашагал по тропе, ведущей к селению Камайвало, явился в дом и протянул отбитую у ягуарунди птицу:
— На, — сказал он, — приготовь нашему мальчику!
Женщина ничего не ответила и помрачнела.
— Это тебе, — обратилась она к матери, передавая птицу ей, — зажарь и съешь!
Над лесом сгущались тучи. Речной вождь пришёл в бешенство.
— Камайвало отправьте немедля ко мне, иначе всех уничтожу! — передал он жителям деревни.
Пришлось женщине уйти к водяному мужу. Наверное, поэтому буря обошла деревню стороной. Все окрестные селения были начисто сметены потоками дождя и порывами ураганного ветра.
19. Жена двоих мужей
Окиро имела сразу двоих мужей. Тоберарэ был молод, упитан, красив. Авломенарэ — стар, тощ, большерот, большеголов, длинношей и длинонос. Окружающие считали его воплощением безобразия.
Женщине нравился только молодой муж, а старого она и близко не подпускала. Авломенарэ это порядочно надоело. Обидно было, что собственная супруга к нему так относится. Вот он однажды и говорит:
— Пойду нарежу тростника, а то древки стрел делать не из чего.
Миновав заросли, Авломенарэ зашагал дальше к дому зимородка. Хозяина не было, гостя встретила его жена утка.
— Ты пришёл, Авломенарэ? — приветливо спросила она.
— Я пришёл, — учтиво подтвердил гость. — Я своей жене Окиро больше не нравлюсь, она со мной дела иметь не хочет. Поэтому и явился. А твой муж где?
— Муж рыбу ловит. Ложись в гамак, подожди, пока я испеку лепёшки.
Утка захлопотала по хозяйству, а её короткая юбочка совсем съехала набок. Зрелище ничем не прикрытых женских прелестей возбуждало желание.
— Можно я с тобой лягу? — спросил Авломенарэ.
— В общем-то можно, но не сейчас: муж перед уходом связал мне на вульве волоски, так что в дырочку не попасть.
— Волоски развязать не трудно, — заметил гость, устраиваясь с хозяйкой в одном гамаке. Когда они закончили, утка сказала:
— Теперь посыпь себе на головку члена золой, а у меня завяжи волоски как было.
Авломенарэ все исполнил. Вскоре вернулся муж.
— Тут твой зять Авломенарэ пришёл, — сообщила утка. — Он утверждает, будто Окиро не желает с ним больше спать.
— Ты пришёл, зять? — обернулся зимородок к Авломенарэ.
— Пришёл, тесть.
— Я сейчас отправлюсь купаться. Может быть, вместе пойдём?
— Конечно, — согласился Авломенарэ. На берегу зимородок спросил:
— Ты вроде бы говорил моей жене, что Окиро с тобой вместе спать не желает. Это что — правда?
— Чистая правда.
— Хм, однако хотелось бы самому посмотреть. Не сполоснёшь ли головку своего члена?
Авломенарэ сделал, как ему было велено. По воде поплыла зола.
Зимородок решил, что это грязь, накопившаяся за крайней плотью, и удовлетворённо заметил:
— Да, действительно, ты давно не совокуплялся в женой.
— А ты, тесть, со своей уткой тоже не совокуплялся? — вдруг поинтересовался Авломенарэ.
— Я тоже — нет, — утвердительно кивнул зимородок.
— А покажи! Зимородок вымыл член, по воде поплыла грязь.
— Верно, и ты не совокуплялся, — подытожил Авломенарэ.
Мужчины вернулись в дом зимородка.
— Все верно, Окиро больше не любит мужа, — заявил хозяин. И добавил:
— Сейчас приготовь рыбу — такую, чтоб повкусней. А из голов свари уху.
Утром зимородок снова обратился к жене:
— Возьми уху, что вчера приготовила, пойдём сейчас все вместе на берег. Наваром обмой Авломенарэ!
На берегу утка смочила рыбьим наваром рот гостю — рот изменил форму, сделался правильным. Смочила глаза — они тоже похорошели. Смочила нос, шею, все тело — урод превратился в красавца.
На следующее утро Авломенарэ возвратился к себе домой. Немного не доходя до деревни, он нарезал тростника, а затем направился к хижине, в которой хранились священные флейты. Односельчане при его виде останавливались: надо же так измениться! Мужчины окружили Авломенарэ, наперебой приглашая его играть в мяч. В этой игре делались ставки, проигравший лишался вещей, которые выставил.
Авломенарэ поставил свои древки для стрел и сразу же проиграл.
— Эй, — крикнул он матери, — дай мне какую-нибудь вещицу, чтобы я мог продолжать игру!
— Возьми мой браслет из хвоста броненосца, — вмешалась Окиро, протягивая мужу руку.
— Нет, — ответил тот, — я хочу взять материнскую вещь, вот хоть клубок ниток.
— Держи, у меня есть! — закричала Окиро. Однако Авломенарэ сделал вид, будто вовсе не слышит её.
— Мама, принеси мне пиво поставить на кон!
— Да вот же пиво! — снова вмешалась жена.
Но муж не обращал на неё больше внимания.
Игра продолжалась до вечера, после чего все отправились на реку.
— И я с вами! — закричала Окиро.
— Нет, ты останешься здесь! — отрезал муж.
Ночью он повесил гамак над гамаком родителей. Когда Окиро забралась на гамак тёщи и стала оттуда перебираться в гамак Авломенарэ, муж так пихнул её ногой, что женщина свалилась на пол. Больше Авломенарэ с Окиро не знался.
Между тем, на следующий день после возвращения Авломенарэ Тоберарэ тоже отправился резать тростник, иначе говоря, пошёл к зимородку и застал там утку одну. Лёжа в гамаке, он смотрел, как сползает на сторону юбочка хозяйки, приоткрывая вульву. После соития утка предупредила:
— Не забудь пенис посыпать золой, а мне волоски завязать!
— Что за чушь! — ответил Тоберарэ, — не стану я ничего подобного делать!
Вернулся зимородок.
— Твой племянник Тоберарэ утверждает, будто Окиро и с ним вместе не спит, — сообщила утка. — Теперь к нам явился.
Зимородок не слишком поверил в эту историю, однако вежливо поздоровался:
— Ты пришёл, племянник?
— Пришёл, пришёл, дядюшка!
— Купаться пойдём?
— С удовольствием, дядюшка!
На берегу зимородок стал расспрашивать Тоберарэ, спит ли с ним Окиро. Тот отрицал.
— А ты со своей женой совокупляешься? — в свою очередь спросил Тоберарэ хозяина.
— Я тоже с женщинами не знался, — ответил зимородок и в доказательство вымыл член. Когда же Тоберарэ окунул свой член в воду, головка оказалась чистой и красной. Дома зимородок приказал жене так:
— Для Тоберарэ свари суп из червей, которых я для наживки употребляю. Протухшей рыбы туда можешь бросить. Нам свари, конечно, отдельную приличную уху.
Утром он позвал всех на реку, велел жене захватить приготовленную накануне похлёбку.
Стоя на берегу, утка смазала наваром губы Тоберарэ и рот у него сразу же искривился. Смазала глаза — те сделались большими и навыкате. Смазала голову — голова большой стала. Нос — он уродливо вытянулся. Так она обработала все его тело. На следующее утро односельчане разглядывали урода.
— Кажется, будто Тоберарэ и Авломенарэ поменялись внешностью, — говорили они.
От стыда Тоберарэ спрятался в хижине, где хранятся священные флейты. Но его упросили выйти наружу и поиграть в мяч. Все, что он ставил на кон, Тоберарэ получал от матери. Окиро его больше знать не хотела.
Вечером Тоберарэ повесил гамак над гамаком родителей. Он забрался в него и стал ждать Окиро. Так и ждёт до сих пор.