Мифы и тупики поп-психологии - Страница 11
На Западе феномен страдания богатых объясняют просто: дескать, мировоззрение современного человека уже не может найти себе опору только у удовлетворении материальных потребностей. Несомненно, в этом есть доля истины, но корни этой проблемы гораздо глубже, и лишь человек, не знающий историю, может согласиться с тем, что страдания пришли к богатым только в наше время.
…Великий Древний Рим. Многомиллионный город с водопроводом, канализацией, стотысячными стадионами для зрелищ. Знать поистине купалась в роскоши, казалось, ее счастье и процветание вечны. Но уже тогда Плавт пишет комедию «Скупой», в которой высмеивает жалкие потуги богатых обрести мир и покой, ощутить себя полностью счастливыми. Овидий в «Метаморфозах» прямо указывает на причину всех бед знати: «Стали богатства копить, ко всякому злу побужденье». А мудрый Сенека на этом пиру роскоши прямо говорит о том, что богатые плачут чаще, чем бедные, а бедные смеются чаще, чем богатые.
Великий Рим пал не под стопами варваров – он задохнулся в собственной роскоши, в отупляющем изобилии и одурманивающих удовольствиях.
Каждый, кто неудержимо стремится разбогатеть, уверен в том, что богатство может принести страдания кому‑нибудь другому, а он непременно будет счастлив. Так уж устроен человек: ему вполне дана возможность познать истину, но он с упорством, достойным лучшего применения, предпочитает познавать законы бытия, раз за разом наступая на одни и те же грабли…
Великий американский писатель Джек Лондон был одним из образованнейших людей своего времени. Он затратил неимоверные усилия, чтобы стать богатым. И вот цель достигнута: у него огромное поместье, две яхты, солидные счета в банке… И что же? Он с горечью признает, что был по-настоящему счастлив только тогда, когда был беден и жил свободной, полной приключений жизнью. В итоге – самоубийство. Самоубийством покончили жизнь знаменитый Кодак, русский миллионер Савва Морозов. В страшной депрессии умирал нефтяной магнат Рокфеллер. Но если даже не сводились счеты с жизнью, наступало безумие.
Сколотив огромное состояние, Альфред Крупп кончил тем, что помешался на личной безопасности. Он сделал более пятидесяти тысяч записей на эту тему. «Я думаю, – писал он, – нужно нанять второго часового, который будет контролировать нынешнего первого часового, а может быть, еще и третьего, чтобы присматривал за вторым». Другой его патологической странностью было извращенное пристрастие к конскому навозу, и поэтому его кабинет на вилле «Хюгель» был расположен прямо над конюшней.
Другой мультимиллионер, Говард Хьюз, тронувшись умом, изолировал себя от всего мира. Его одолевала мания чистоплотности. Даже носовыми платками он пользовался из стерильных, закупоренных банок. Хьюз днями лежал голый в наглухо закупоренной комнате, полагая, что и одежда может являться «гнездом бациллоносительства».
Даже энергичного и, в общем‑то весьма умного Генри Форда не минула чаша безумия. В один прекрасный момент он совершенно утратил трезвую самооценку. Автопромышленник принялся писать и издавать книги по вопросам, о которых не имел ни малейшего представления. Из‑под его пера вышли «научные публикации» по фармакологии, палеонтологии и даже об искусстве танца.
Не принесли деньги счастья и в семьи богатейших людей. Обладатель огромнейшего состояния, американский мультимиллионер Поль Гетти тридцать лет не разговаривал с родной матерью только потому, что она однажды отказалась дать ему взаймы денег. Сын немецкого магната Акселя Шпрингера покончил жизнь самоубийством, не вынеся разлада с могущественным отцом. Публичные ссоры, многочисленные скандальные разводы, беспутное мотовство детей – довольно типичная картина жизни богатой семьи. И литература, и кино, и сама жизнь буквально переполнены такими сюжетами. Таков, кстати, один из непременных атрибутов богатства: и личная жизнь, и личные страдания становятся достоянием всех. И эту публичность невозможно прикрыть ни шеренгой телохранителей, ни персональным самолетом, ни лимузином с затененными стеклами – король все время остается голым.
А что же у нас, в России? Литература и научные данные о «новых русских» пока небогаты, а вот криминальная хроника, напротив, обширна. Что ни день, сообщается о насильственной смерти то одного, то другого «хозяина жизни». Разве можно назвать счастьем то состояние, которое так часто заканчивается контрольным выстрелом в затылок? Скорее это напоминает предсмертный угар.
Однажды учителя Макаренко, в последующем известного советского педагога, пригласили в семью князя, чтобы он учил его сына. «Я прожил в имении два месяца, – вспоминал Макаренко, – и уныние, зародившееся вначале, не покидало меня до последнего дня. Эта семья напоминала чудовищную карикатуру. Я с отвращением наблюдал все детали княжеской жизни: и глупую, пустую, никому не нужную чопорность, и обеденное, и ужинное обилие, и хрусталь, и бесконечные ряды вилок и ножей у приборов… Мой воспитанник был умственно отсталый мальчик. Кажется, такими же умственно отсталыми были и его сестры, и мамаша-княгиня. Истинную сущность их жизни составляли стяжание, неумолчная, постоянная забота о накоплении, самая примитивная, самая некрасивая, отталкивающая жадность, с небольшим успехом прикрываемая этикетом и чопорностью».
Возможно, в Макаренко говорила обида небогатого человека, чувствовавшего свою ущербность среди недоступной роскоши и стремившегося компенсировать ее таким в общем‑то банальным способом. Но такого не скажешь об Антоне Павловиче Чехове, который хоть и не принадлежал к кругу богачей, но и бедным не был. А ведь и он в ту же пору писал практически то же самое. Его герои, обладающие изрядным состоянием, как правило предстают людьми малосимпатичными.
Известно, как страстно выступал против богатства и Лев Толстой. Свою встречу с вернувшимися из ссылки декабристами он описывает так: «Декабристы, прожившие на каторге и в изгнании духовной жизнью, вернулись после тридцати лет бодрые, умные, радостные, а оставшиеся в России и проведшие жизнь в службе, обедах, картах были жалкие развалины, ни на что никому не нужные, которым нечем хорошим было и помянуть свою жизнь. И ясно стало, что счастье было не в Сибири и не в Петербурге, а в духе людей, и что каторга и ссылка, неволя было счастье, а генеральство и богатство и свобода были великие бедствия».
Впрочем, всячески порицая и проклиная богатство, Толстой хотя и жаждал этого, но все же не смог порвать с привычным для графа образом жизни. Его упражнения по «опрощению» проходили на фоне барского благополучия, наподобие того, как пресыщенный обжора иногда позволяет себе побаловаться разгрузочной диетой. И это обернулось для великого писателя и мыслителя бедой – его сыновья выросли кутилами и мотами, людьми жалкими и никчемными.
Похоже, богатство не избавляет от страданий, а скорее привносит их в человеческую жизнь. Отчего так происходит? И почему во все времена те, кто лишен богатства, мечтают попасть в эту «золотую клетку», а те, кто в ней живет, ею тяготятся?
Обогащение решает одни проблемы, но создает другие.
Попробуем трезво взвесить реальные приобретения и не менее реальные потери, связанные с богатством.
Разумеется, деньги как средство исполнения желаний помогают получить то, что ранее было недоступно. Но…
… радость от приобретений мимолетна. Привычка к роскоши возникает очень быстро, деликатесы превращаются в будничный рацион, бриллианты – в побрякушки. Рестораторы помнят, как еще несколько лет назад нувориши в угаре заказывали устриц, омаров, вазы с икрой. Но даже икра может опротиветь, когда ешь ее каждый день (вспомните Верещагина из «Белого солнца пустыни»). Сегодня чаще заказывают котлеты. Особым шиком считается посреди ночи потребовать окрошки и заплатить долларов пятьсот за тарелку. А такую окрошку любая хозяйка в сезон соорудит за несколько рублей.
С приобретением богатства исчезает забота о «хлебе насущном». Но…
… появляется забота о своей безопасности. Небогатый человек никому не стоит поперек дороги, никто (или почти никто, ибо кто‑то еще беднее, чем он) не преисполнен к нему алчной зависти, не желает ему отомстить, «разобраться» и т. п. Ему может быть тесно с малогабаритной квартирке. А в газетах недавно писали об одном банкире, который имел в столице несколько квартир и ни в одной не ночевал две ночи подряд – боялся. Застрелили его прямо на улице.