Мифы и правда о погромах. - Страница 58

Иначе говоря, заключительная формула обвинительного акта изложена в таком виде, как если бы, например, русское население Москвы бросилось на евреев и начало сокрушать их — ни с того, ни с сего.

В виду указанной «директивы» процесса, — если бы, допустим, житель Ван-Дименовой Земли прочитал в «Times'e» обвинительный акт по делу о киевском погроме, то, согласно с утверждением евреев, он должен был бы заключить о беспричинности этого варварского деяния, изуверною русскою чернью направленного на добродетельных израильтян, которые были повинны разве в том, что в мрак русского деспотизма хотели внести несколько лучей свободы…

II. Ясно, что, при такой постановке вопроса по обвинительному акту, т. е. — основному и «надлежаще проверенному» документу, которым исчерпывается содержание дела, правосудию предстояло ограничиться тем, чего не было, а все, что происходило в действительности, игнорировать.

Вот куда могло привести формальное отношение к закону. Изданная в 1891 году статья 2691 Улож. о нак. — исключительно для защиты евреев от погромов оказывалась единственным источником и для «законного» же разрешения дела — об измышленных уже самими евреями, на погром России, тягчайших оскорблениях ее святынь, равно как о вооруженном еврейском бунте в Киеве и, наконец о таком бездействии власти, когда доведенный до отчаяния русский народ вынужден был стать на защиту родины и действительно сокрушил революцию сынов Иуды, прямо рассчитанную на обращение русских людей в рабство. Иными словами, выходило, что данная русскою государственною властью — в 1891 году, т. е., когда октябрьских 1905 года событий не могло себе представить никакое воображение, — гарантия евреям от насилий из племенной к ним вражды обеспечивает тем же евреям безнаказанность — хотя бы и за государственную измену — и, сверх того, карает русских людей, даже когда, руководствуясь отнюдь не враждою, а крайнею необходимостью, они стали на защиту отечества и его святынь, поруганных все теми же евреями — с целью учинить разгром всей России.

III. При означенных условиях, положение защиты на суде было воистину трагическим. Невзирая на ст. 475-ю уст. уг. суд., по силе которой судебный следователь выдает обвиняемому копии своих постановлений и протоколов бесплатно, — этого, столь необходимого для защиты материала, ни у кого из подсудимых не оказывалось. Значение данного факта усугубляется тем, что, вопреки требованиям справедливости, он стал явлением обыденным. Неизменно повторяясь и по другим делам сего рода, это явление тем печальнее и унизительнее, что у «потерпевших» гражданских истцов такие копии всегда имеются, а нередко и в отпечатанных, за счет кагала, брошюрах. Всякий практический юрист поймет, какие преимущества над несчастными «погромщиками» извлекают евреи уже из одного этого. Затем, — что было ещё хуже, по неведению и даже безграмотству подсудимых, важнейшие из свидетелей оказались и вовсе не вызванными в судебное заседание, а сроки на вызов прошли.

IV. Тем не менее, — во имя правосудия и ввиду открытия новых для нее обстоятельств, защите удалось достигнуть того, что Судом были вызваны сперва одна, а затем — и другая серия, всего около 50 свидетелей, первоклассного значения.

Разумеется, и представители гражданских истцов потребовали вызова своих свидетелей. Но, преследуя политические, а отнюдь не судебные задачи, и обнаруживая стремление перенести вопрос в неподлежащую область, то есть несправедливо осложнить и замедлить производство без конца, — они, естественно, не могли встретить ничего, кроме отказа.

Дабы не сомневаться в изложенном, укажем хотя бы на то, что произошло на судебном следствии — при ходатайстве защиты о вызове второй, главнейшей серии ее свидетелей.

После долгого совещания — с участием нарочито приглашенных корифеев иудейской адвокатуры в Киеве, представители гражданских истцов заявили ходатайство о вызове свидетелей и с их стороны; во-первых, — «всех, которых они указывают теперь же, и, во-вторых, тех, кого они назовут по окончании допроса свидетелей защиты. Что же касается, в частности, первой категории, то, по указанию названных представителей, она имеет целью: а) от посягательств защиты оградить «честь еврейства»; б) установить организацию погрома (конечно, — представителями власти), равно как попустительство и соучастие органов власти, полиции и войск, и, — наконец, в) стать на сторону подсудимых, вовлеченных в погром единственно своим невежеством и нищетою».

Возражая от имени защиты, присяжный поверенный А. С. Шмаков представил, в существе, такие соображения:

а) Как объяснил сам присяжный поверенный Кальманович и как это еще раньше стало вполне очевидным на судебном следствии, — гражданские истцы, стесняясь формальными требованиями закона, указывали, — в своих, предшествовавших Суду, прошениях о вызове свидетелей, не на те обстоятельства, по которым действительно имели в виду допрашивать. Стало быть, обратив затем свое намерение к исполнению, поверенные истцов настигали подсудимых уликами неожиданно. Справедливость требует уравновесить средства обвинения и защиты. Посему её нынешнее ходатайство не обусловливает, а исключает встречные требования истцов, которыми их доказательства уже использованы заранее, да ещё таким способом, какого и закон не знает.

б) «Честь еврейства» отнюдь никому из поверенных истцов поручаема, de jure, не была. Сверх того, если бы такая «честь» и могла стать предметом гражданского иска, чего, однако, закон не допускает, то для неё нет места в настоящем деле, так как не доказано, чтобы названная «честь» кем-либо из подсудимых была похищена, да и никто из них в этом не обвиняется.

в) Обращаясь к «организации», «попустительству» и «соучастию», необходимо, прежде всего, иметь в виду изречение талмуда: «Не только решать, а и слушать одну сторону, в отсутствие другой, судья права не имеет». Принимая засим к сведению: что, — вопреки усилиям евреев, представители власти, чины полиции и войска на скамье подсудимых не находятся, что указанные обвинения к нынешним подсудимым не относятся и что, наконец, самое стремление еврейских поверенных предъявлять новые обвинения внезапно, да еще — к лицам отсутствующим, а потому беззащитным, не может быть терпимо далее, — следует признать, что и означенные домогательства поверенных не могли бы подлежать удовлетворению, разумеется, не только в Киевском, а и в Иерусалимском Окружном Суде, и

г) Сколь засим ни похвально желание обвинителей превратиться в защитников, но у поверенных гражданских истцов не имеется на это полномочия, а у представителей защиты — нет ни права передоверия, ни намерения передавать его представителям сынов Иуды.

Помимо этого, защита отвергает предлагаемый ей союз и за его негодностью. Не могут не понимать сыны «избранного» народа, что бедность подсудимых — лучшее свидетельство их презрения к звонким аргументам кагала. Пытаясь же «невежеством» заменить доблесть и любовь к родине, — perfidia Judaeorum сама себя выдает головою.

— Ловит волк, — ну да ведь и волка поймают!..

Переходя ко второй категории свидетелей, присяжный поверенный А. С. Шмаков объяснил, что такая постановка проблемы: во-первых, устраняется законом и, во-вторых, могла бы повлечь за собою лишь один результат: процесс не закончился бы никогда. Действительно, если допустить сейчас упомянутую, вторую категорию свидетелей обвинения, то, — вслед за их допросом, уже нельзя было бы отказать в дополнительных контрсвидетелях и защите. А так как последнее слово принадлежит не обвинителю, а подсудимому, — домогательство же истцов, раз одобренное, уже не могло бы опорочиваться впоследствии, то и «турнир» свидетелей никогда не завершился бы, а настоящее дело не могло бы прийти к какому-либо концу. Имея засим в виду, что уже предыдущими требованиями поверенных истцов, — на судебном следствии, достаточно обнаружено их стремление парализировать средства защиты обратными, хотя и столь же неопределенными, ссылками на новых свидетелей, необходимо положить таковым предел и по сему основанию.