Мифы и легенды старой Одессы - Страница 62
Полагаю, всякий здравомыслящий человек согласится с тем, что если устойчивый городской топоним обнаруживается задолго до появления тут человека, с каковым можно этот топоним этимологически связать, то, стало быть, название имеет абсолютно иную природу. В нашем случае так оно и есть. Название Елисаветская (именно в таком написании) применительно к будущей улице Щепкина встречается в архивных документах уже в январе 1820 года, то есть даже раньше покупки Воронцовым дома Куликовского на нынешнем Приморском бульваре, в пределах усадьбы. Как известно, граф М. С. Воронцов прибыл в Одессу в августе 1823-го, а его супруга — осенью того же года. Стало быть, ничего общего с Воронцовыми название Елисаветинская (Елисаветская) улица не имеет. А то обстоятельство, что со временем наполняемость оного названия была пересмотрена, можно типизировать как этимологическую легенду.
Так что с этим названием не всё так просто. Прежде всего, заметим: оригинален как раз вариант Елисаветская, сохраняющий устойчивость большую часть всего позапрошлого столетия. Он встречается как в официальных бумагах, так и в разнообразных публикациях: в «Одесском вестнике» (1833), «Списке домам и прочим строениям Одессы, оцененным для платежа полупроцентного сбора» (1848), «Путеводителе по городу Одесса» К. Висковского (1875) и др. В дальнейшем название трансформируется в Елисаветинскую, вероятно, в самом деле иллюстрируя факт его переосмысления. Пример подобного рода переосмысления «женских» имен одесских улиц мы уже видели: Надежная — Надеждинская (Гоголя).
Для полноты картины необходимо отметить, что в первой половине 1800-х улицу предполагали назвать Генуэзской, что запечатлено в архивных документах. Но тогда она планировалась как более продолжительная — от будущей Преображенской до самого Херсонского сквера, параллельно одноимённой улице, однако впоследствии в связи с корректировкой генплана от неё остался лишь фрагмент, ограничивающийся Конной улицей.
Ну» хорошо, скажут мне, с переосмыслением всё ясно, но какова первопричина номинации улицы? Здесь могу высказать лишь гипотезу, однако, на мой взгляд, вполне приемлемую: название Елисаветская фиксирует наличие в числе первых жителей окрестностей этой улицы выходцев из Ели-саветграда. Для такого предположения имеются довольно веские основания.
Ещё в самом начале существования города места под застройку получили столь известные в старой Одессе персонажи, как, скажем, елисаветградские купцы Железцов и Кленов. Андрей Фотиевич Железцов был первым городским головой, в его доме проходили собрания магистрата. Что до «именитого гражданина г. Елисаветграда» Евтея Кленова, то он, а затем его сын Петр исполняли первые в Одессе масштабные строительные подряды. Кленов — купец 1-й гильдии, заводчик, один из самых первых жителей Одессы, бургомистр Одесского магистрата, член Одесского строительного комитета, в числе нескольких авторитетных горожан подписал в 1800 году обращение к Павлу I при хрестоматийной посылке апельсинов, в составе одесской депутации ездил ходатаем к Александру I в 1801 году. Торговый дом Кленовых был крупнейшим в юной Одессе, осуществлял торговлю на десятки тысяч уже в конце XVIII века, а дочь владельца, Елена Евтеевна — зачинательница движения милосердия. Именно она сделала первое значительное пожертвование — на устройство «приюта призрения нищих». Когда он был построен городом близ Старого городского кладбища, там устроили специальное «Кленовское отделение».
В 1805–1807 годах и далее одесский питейный откуп находился в руках состоятельных коммерсантов из Елисаветграда, с каковым у юной Одессы были очень тесные контакты: довольно вспомнить купеческие семейства Голиковых, Гладковых, Замятиных, Бабарыкиных, Сапожниковых, Тальян-ских, в том числе, видных муниципальных деятелей обоих городов. В первое трёхлетие откупщиком был елисаветград-ский купец Аким Рогалев, впоследствии городской голова Елисаветграда (1815–1818). В следующее трёхлетие основным «пайщиком» был купец 1-й гильдии, далее коммерции советник, елисаветградский городской голова (1818–1819) Иван Юрьевич Фундуклей, грек из фанариотов, отец небезызвестного Ивана Ивановича Фундуклея (1804–1880), члена государственного совета.
Согласно одной из популярнейших исторических легенд, подвалы нечётной и чётной сторон Старопортофранковской улицы якобы связаны подземными ходами. Даже многие коренные одесситы со всею убеждённостью уверяют, что эти мины контрабандисты рыли для того, чтобы по ним беспошлинно переносить товары из города за вторую черту порто-франко, которая, мол, и проходила по этой улице.
Теория, прямо скажем, смехотворная во всех отношениях, как и многие другие логические построения конспирологов, основанные на невежестве. Начнём с опровержения неверных в корне дилетантских представлений относительно обустройства границы порто-франко. Она представляла собой не «улицу» и не только ров шириной в три метра и глубиной в два метра десять сантиметров, но колоссальную эспланаду — открытое пространство шириной в 200 саженей, то есть 416 метров. Предместье Молдаванка в ту пору простиралось лишь до теперешнего Староконного рынка включительно, Садиковской, Южной и других улиц, примыкающих к Старопортофранковской, ещё не было. Не было, понятно, и самой этой улицы, а вторая черта порто-франко открыта 14 мая 1823 года.
Со стороны города она ограничивалась линией оборонительных казарм, протягивавшихся от Арнаутской слободки включительно до борта Водяной балки. Собственно говоря, эта уже готовая линия, каковая возводилась ещё в бытность герцога Ришелье, и послужила готовой основой для устройства второй черты порто-франко. Стало быть, нечётную (городскую) сторону нынешней улицы Старопортофранковской репрезентовали не жилые дома, а воинские казармы, причём эти казармы, офицерские флигели, люнеты и проч, были несколько отодвинуты вглубь примыкающих кварталов. Что касается чётной стороны, то ее вообще не существовало, она стала формироваться много лет спустя и представляла собой не приватные, а исключительно казённые строения: учебные, лечебные и богоугодные заведения.
Но давайте вообразим себе, что кому-то вздумалось бы прокопать в лессовидных суглинках полукилометровый туннель. Даже сегодня это не такая простая и чрезвычайно затратная задача, поскольку пришлось бы обеспечить его устойчивость, предотвратить обрушения. А это невозможно иначе, как только надёжно укрепив каменными сводами. Мало того, если это делать скрытно, то каким образом и куда вывозить — тоже тайно! — образующийся при проходке грунт? Попробуйте прикинуть объем этого грунта! А ведь вторая черта порто-франко и функционировала всего лишь на протяжении около четырёх лет, то есть масштабные подземные работы должны были осуществляться в нереально короткие сроки. Надо ещё учесть, что вдоль полосы отчуждения стояли караульные будки (которые, как и другие служебные помещёния, были проданы на слом после ликвидации этой черты порто-франко в 1827 году) и циркулировали так называемые объездчики. Вывоз строительного мусора» да ещё в значительных объемах, был делом непростым и дорогостоящим, всё строго и чётко регламентировалось, осуществлялся полицейский надзор. Говоря короче, все эти предположения — нонсенс.
После устройства третьей границы порто-франко вторая вовсе не трансформировалась в улицу, а была обращена в широкий, по всей эспланаде, так называемый Внешний бульвар. Разумеется, он протягивался во всю длину прежней черты порто-франко, то есть включал и нынешнюю Пантелеймоновскую (тогда Новорыбную) улицу. Формирование этого бульвара происходило на редкость быстро: уже весною 1828 года для его присмотра наняли сторожей; деревья высаживались по обе стороны эспланады, но сперва лишь до Преображенской улицы, на 1,5 с лишним версты, то есть именно по впоследствии возникшей улице Старопортофранковской.
Помимо рассадки деревьев, со стороны города было устроено ограждение из каменных столбов с деревянными перекладинами, для проезда — четверо ворот, возникшие было многочисленные, более 20-ти, самочинные проезды через ров (канаву) порто-франко ликвидировали его возобновлением. Далее высадка деревьев продолжилась вверх, по направлению к Привозной площади и далее, бульвар находился в ведении городского садовника и контролировался особым смотрителем.