Мифы и легенды старой Одессы - Страница 3

Это первая и уже в ту пору довольно давняя легенда, услышанная в детстве, лет 60 назад. Нечто вроде сказки. Чумная гора. Мы нередко проезжали мимо, следуя трамваем в приморские дачные местности. Мод, где-то в глубинах Чумки таятся несметные сокровища, потому что умерших от чумы якобы хоронили здесь со всеми принадлежавшими им драгоценностями. Ходили слухи, что какие-то там американцы и прочие империалисты готовы изрядно раскошелиться, если им будет позволено осуществить раскопки и добраться до сказанных кладов.

Простодушные горожане верили, тиражировали и продолжают распространять россказни, не утруждаясь отсутствием в них элементарной логики и здравого смысла. Действительно, в первые десятилетия XIX века в юной Одессе вообще не было так уж много состоятельных людей, владевших сколько-нибудь значимым объёмом ценных побрякушек. Мало того, жертвами чумной катастрофы 1812–1813, а затем 1829 и 1837 годов стали преимущественно бедные, малообеспеченные горожане. Мы не знаем ни единого сгинувшего от чумы аристократа, высокого воинского чина, негоцианта. Погибали в основном мещане, нижние воинские чины, матросы, единичные купцы средней руки и члены их семей. Самое высокое общественное положение занимали павшие на поле битвы с чумой медики: самоотверженные городской врач и первый руководитель Городского госпиталя И. Ф. Капелло (об этом достойнейшем человеке сделал отдельный очерк в «Энциклопедии забытых одесситов»), штаб-лекари И. А. Кирхнер и И. Ф. Ризенко, бывший городской голова И. И. Мигунов — купец 3-й гильдии — и некоторые его домочадцы; принято считать, что от чумы умер небезызвестный Осип Россет, инспектор портовой карантинной конторы, но это никак не соответствует действительности, ибо он ушел из жизни в декабре 1813-го, когда чума давно сошла на нет. Все жертвы эпидемии 1837-го вообще погребены не под Чумкой, а исключительно на Карантинном кладбище.

Обратимся же к архивным документам и свидетельствам современников, проследим, когда и при каких обстоятельствах возникло Чумное кладбище, как оно функционировало, почему и как над ним был насыпан весьма значительный холм, зримо изменивший рельеф местности.

Архивные материалы дают ценнейшую информацию, воссоздающие ужасающую картину «Чумного города» образца 1812–1813 годов. Выясняется, в частности, что в начале эпидемии умерших от заразы горожан хоронили на общем, то есть городском кладбище, и лишь позднее — на обособленных погостах, которых оказалось гораздо больше, чем можно было предполагать, что захоронения представляли собой «братские могилы» и др. Это не покажется странным, если учесть замечание адъютанта и родственника герцога де Ришелье, графа Рошешуара. Граф признаёт в своих мемуарах, что решение объявить карантин было несколько запоздалым, ибо суровые карантинные меры напрочь разрушали колоссального объёма торговлю города.

Поскольку генерал-губернатор граф М. С. Воронцов желал иметь отчетливое представление о местоположении и состоянии чумных могил, относящихся к эпидемии 1812–1813 гг., он поручил соответствующим службам провести ревизию и составить подробный отчёт. 20 января 1825 года одесский полицмейстер Василевский докладывал исполняющему должность градоначальника Могилевскому о том, что поручил собрать сведения обо всех чумных захоронениях частному полицейскому приставу Чикину, который и донес следующее: «… Чумных кладбищ около Одессы — два, христианское и еврейское, и оные состоят за Тираспольскою заставою, позади Городского кладбища, окопанные небольшим рвом. В предместье Молдаванка на кладбище также люди были умершие от чумы погребены, начально, когда болезнь сия явилась, и свойство оной не было ещё дознано. Что же касается до удостоверения о том чрез местное духовенство, то священников, бывших в то время в Одессе, кроме греческих, в городе теперь нет. Греческие ж священники, бывшие во время заразы, на вопрос его (то есть Чикина — О. Г.) объявили, что они несведущи о кладбищах, потому что в то время над умершими от заразы погребальные обряды не производились. Сверх того, по известности полиции, что во время существования заразы титулярный советник Франц Савоини был в Одессе частным приставом и имел особенно поручейность от начальства смотреть за погребением умерших от чумы людей, полиция запрашивала Савоини о чумных кладбищах, который в поданном отзыве объяснил, что когда чумная зараза возымела начально свое действие, и умирающие от оной люди не были признаны жертвою сей болезнью, то тела их погребаемы были в настоящем городском кладбище. Когда же сильное возымела действие, и свойство оной сделалось известным, то уже приняты особенные меры, и тогда умершие разного звания люди хоронены на отведенном месте за теперешним кладбищем, как для христиан, так и евреев порознь, и частию же были погребены на Молдаванке. Сии люди предаваемы были (земле — О. Г.) иные в одеянии, а другие нагие, и в одно место по десяти, более или менее человек, и поверхность их была засыпаема негашеною известью. Когда чума вовсе прекратилась, то при наступившей весне он (Савоини — О. Г.) по препорученности бывшего военного губернатора дюка де Ришелье обкопал те места рвом и насыпом на каждое место могилы в большом количестве земли (…). Рвы около тех кладбищ от времени засыпались землею, и на могилах сделались большие западины. Хотя, по давности времени и по принятой мере, что погребенные засыпаны были известью, должно быть всё истлевшим, и нельзя ожидать какой-либо от кладбищ опасности. Однако дабы отвратить всякое сумнение (…) сделать распоряжение, чтобы запавшие могилы опять насыпать землею и вокруг кладбищ вновь окопать рвом».

Здесь следует подчеркнуть, что сообщения пристава Савоини заслуживают безусловного доверия. Он был одним из самых деятельнейших ликвидаторов чумы, и постоянно фигурирует в журналах Одесского строительного комитета, который был главным штабом в противоборстве с эпидемией. В частности, в ходе ликвидации эпидемии Савоини был назначен одним из помощников комиссаров, членом продовольственной комиссии по снабжению горожан. А поскольку Ришелье распорядился, чтобы при захоронении мор-тусами (то есть лицами, специально приставленными для обслуживания зачумленных, а равно вывозившими трупы) умерших от чумной заразы «всегда должен быть чиновник со стороны полиции», постольку этот частный пристав лично организовывал погребение. Мне удалось даже отыскать в журналах Строительного комитета упоминания о некоторых обстоятельствах этой процедуры. Скажем, для перевозки мёртвых тел использовались находившие в ведомстве полицмейстера дроги из казенного пожарного инвентаря. По минованию надобности герцог Ришелье приказал «предать огню» эти самые импровизированные похоронные дроги. Сохранилась даже отчётность о средствах, израсходованных на рытье братских могил и окапывание двух основных Чумных кладбищ — 375 рублей 50 копеек.

Автор изданной (1820 г.) и переизданной (1827 г.) в Париже фундаментальной «Истории Новороссии» барон Габриэль де Кастельно Д’Орос (1757–1826), близкий к герцогу Ришелье, свидетель и участник событий, пишет: «Воз, на котором развевается красный флажок, означает, что вывозятся зараженные. Возы с черными флажками означают, что на кладбище вывозят трупы умерших от чумы. Люди, покрытые просмоленным полотном, натертые оливковым маслом, защищённые тысячами различных способов, ведут эти возы. Их темная, черная, уродливая одежда прибавляет новый цвет этому общему виду уничтожения».

26 января 1825 года к градоначальнику поступает следующий рапорт из полиции, касающийся чумных кладбищ, расположенных на городской земле. На этот раз полицмейстер излагает сведения, полученные от частного пристава Миколаевича, который сообщает о том, что чумных кладбищ на городской земле 13. Одно — при урочище Куяльник, за версту от жилых домов. Одно — при Усатовом хуторе, недалеко от домов. Одно — при Нерубайском, за версту. При «Хомином» (то есть при Фомином хуторе — О. Г.) — одно, за полверсты. При Дальнике — четыре, «из коих три — на стороне домов, невотдаль, а последнее — расстоянием четверть версты». В Татарке — два, «из коих одно — за четверть версты, а другое — за полверсты от домов». На Сухом лимане — одно, за четверть версты от строений. При Малом Фонтане — одно, невдалеке от домов. И далее: «Все сии кладбища хотя и были обнесены рвами, но по случаю долгого времени засыпались землею».