Мифы и легенды народов мира. Т. 1. Древняя Греция - Страница 105
Виновниками своих несчастий Филоктет справедливо считал Одиссея и Атридов. Зная это, Одиссей поручил переговоры с Филоктетом Неоптолему, выработав план насильственного захвата столь необходимого для победы над Троей героя.
С удивлением увидел страдалец незнакомого юношу и услышал звуки родной речи.
– Кто ты и откуда родом? – спросил он.
– С острова Скироса, – отозвался юноша. – Я сын Ахилла Неоптолем.
– О, сын близкого мне Ахилла! – воскликнул Филоктет. – Какими судьбами ты занесен на место моих мук?
– Я плыву из Илиона.
– Но ведь тебя не было среди нас, когда мы отправлялись в поход.
– Я явился позднее…
– И ты меня не знаешь? Ты не слышал обо мне?
– Нет! Я думал, здесь никого нет. Мы прибыли сюда за водой.
И рассказал Филоктет о том, что испытал, проснувшись на необитаемом острове, и с каким трудом добывал себе пищу, как должен был за ней ползти, волоча больную ногу, как высекал огонь ударами камня о камень.
– И всему этому виной Одиссей и Атриды, пусть их покарают боги Олимпа, – закончил Филоктет.
– Низость их изведал и я, – выдавил из себя Неоптолем, стараясь не глядеть собеседнику в глаза.
– Как же они тебя обидели?
– Когда дошла весть о гибели отца… – начал Неоптолем.
– Что я слышу – Ахилла нет! – прервал Филоктет.
– Нет и Патрокла, Аякса и многих славных, – продолжил юноша. – О смерти отца мне сообщил слуга, и я поторопился под Трою, чтобы его заменить. Я надеялся, что, надев его доспехи, сумею доказать, чья кровь течет в моих жилах. Но Атриды объявили, что доспехи работы Гефеста, достались Одиссею. Слезы хлынули у меня из глаз. И вот теперь плыву домой.
Юноша закрыл ладонью глаза от стыда, но Филоктет решил, что Неоптолем хочет скрыть слезы.
Почувствовав к юноше доверие, Филоктет передал ему лук со стрелами и попросил помочь добраться до корабля, чтобы скорее покинуть остров.
Пока все развивалось так, как замыслил Одиссей. Когда же появился вестник, сообщивший, что Феникс и сыновья Тесея хотят силой захватить Филоктета и доставить под Трою, Неоптолем взбунтовался, раскрыл несчастному обман и свою подлую роль в нем. Он вернул Филоктету лук со стрелами, чтобы тот покончил с Одиссеем, который стал ненавистен и ему. И когда Одиссей, знавший, что от отравленных стрел Геракла нет спасения, бросился наутек, петляя, как заяц, к Филоктету словно бы в тумане явился призрак Геракла и повелел отправляться под Трою, обещав излечение от раны.
Филоктет сидит, положив рядом лук и колчан со стрелами Геракла. Левой рукой герой приподнимает раненую ногу
Филоктет смирился и добровольно поднялся на корабль к злейшему недругу Одиссею. Вместе с ним отправился и Неоптолем.
Через два дня корабль подошел к ахейскому лагерю. Герои радостно встречали Филоктета и сына Ахилла. Теперь все были уверены, что Троя скоро падет. Но юное лицо Неоптолема было сурово. Он спросил, где могила отца, и отправился к ней один. Обойдя несколько раз курган, он бросился на него с горькими рыданиями. Поднявшись же, дал клятву, что будет беспощаден к убийцам отца. От его меча пал Эврипил, сын Телефа, посланный на верную гибель матерью, подкупленной золотым ожерельем. Отравленная стрела Неоптолема поразила насмерть и Париса. Его тело было найдено пастухами в том же лесу, где прошли детство и юность погубителя Трои.
Между тем Филоктет, не теряя времени, встретился с одним из сыновей Асклепия и получил желанное исцеление. Он стал скакать, как молодой козел, потрясая оружием и крича, что возместит вынужденное десятилетнее бездействие.
А тем временем Одиссей в рубище нищего проник в Трою и похитил в храме Афины палладий, сумев при этом сохранить зрение. Так Троя лишилась поддержки богов.
Твой труд кропотлив и долог.
Ты ищешь древние стены,
Ты хочешь вырвать из плена
Приамов высокий дом.
Но красоту Елены
Тебе не отрыть, археолог, -
Она не в земле и тлене -
В слове живет одном.
Сверкают Ахилла латы,
И вносят коня в ворота.
В словах этих, словно в сотах, Стихов золотится мед.
И ты бросаешь лопату И чувств отдаешься полету,
И красота Елены Тебя за душу берет.
И все же потребовалась еще одна хитрость, чтобы взять обреченный город. Ахейцы провели шумные сборы и взошли на корабли, сделав вид, что отчаялись в победе и отправляются по домам. На деле же они спрятались за островом Тенедосом и ждали, когда наступит их час.
Высыпав из городских ворот, троянцы вошли в оставленный лагерь. Всем хотелось зайти в опустевшие шатры, взглянуть на могильный холм Ахилла.
В изумлении окружила толпа огромного деревянного коня, который не уступал размерами кораблю [313]. Откуда он взялся? Не упал же он с неба? Что с ним делать? Поджечь? Сбросить в море? Пробуравить и взглянуть, что внутри? Одно предложение сменялось другим и тотчас шумно отвергалось.
Вдруг из-за вершины холма показался человек с копьем в руке и с ним двое спутников. Когда он приблизился, все увидели, что это жрец Аполлона Лаокоон и его юные сыновья.
– Несчастные! – крикнул жрец еще издалека. – Что вас заставило покинуть город? Вы поверили в удаление врагов, словно бы не испытали их коварства? Вы радуетесь этой диковине, созданной на нашу погибель по коварному замыслу Одиссея. Вот что я вам скажу: бойтесь данайцев и дары приносящих!
С этими словами он занес за спину копье и с огромной силой метнул его в деревянное чрево, скрепленное, как фракийский бочонок, ободьями. И загудело оно, отозвавшись эхом, вещая погибель великой Трое. Но никто не услышал этого звука, словно бы враждебные боги наслали на троянцев глухоту.
Толпу внезапно привлекли голоса пастухов, кого-то тащивших. По их словам, этот человек, назвавший себя ахейцем Синоном [314], сам им отдался в руки. Рыдая, пленник рассказал развесившим уши троянцам, будто бы, садясь на корабли, его хотели принести в жертву богам, дарующим попутный ветер, но ему удалось бежать и спрятаться в кустах.
– А что это за чудище? – спросил у пленника Эней, стоявший рядом с Приамом.
– О, это дар богине Афине, – отозвался лжец. – Прорицатель Калхант приказал его соорудить таким огромным, чтобы невозможно было его внести в город через ворота. Ибо есть предсказание, что город, принявший этого коня, будет неприступен.
Услышав эти слова, Приам приказал развязать Синона, и тот стал клятвенно заверять, что все им сказанное – истина.
– Не верьте ему! – закричал Лаокоон.
Но в это мгновение все увидели, что из волн высунулись две огромные змеиные головы. Змеи передвигались по воде, изгибаясь огромными кольцами. Выбравшись на сушу, они кинулись на сыновей жреца, а когда отец бросился на помощь юношам, схватили и его, опутав могучее тело петлями. Напрасно сопротивлялся Лаокоон. Облитый липкой слюной и черным ядом, он бессильно уронил голову. Оставив мертвых, змеи, не тронув более никого, поползли к храму Афины Паллады, где улеглись у ног статуи.
Долго молчали потрясенные троянцы, пока кто-то не проговорил:
– Жрец наказан по заслугам. Не вынесла богиня, что он кинул копье в ее святыню [315].
Лаокоон с сыновьями (мрамор, ок. 50 г. до н. э., Рим, Ватиканские музеи)
И эти глупые слова убедили всех. Троянцы шумно двинулись к городу, чтобы разобрать часть стены. Конь, как предупредил Синон, оказался выше ворот. Четырежды раздавался звон оружия во чреве гигантского коня, но никто его не услыхал.
За ворота навстречу ликующему шествию выбежала Кассандра. Вздымая руки к небу, она вопила: