Мифы древней Скандинавии - Страница 46

Мотив мщения и пышных похорон объединяет повествование Снорри и Саксона. Все роды сверхъестественных существ собрались у погребального костра. Конечно, первыми были Один и Фригг, а с ними валькирии и вещие вороны Отца богов. Фрейр подъехал на колеснице, запряженной вепрем Золотая Щетина, а Хеймдалль — верхом на коне Золотая Челка. Фрейя правила повозкой, в которую запряжены были ее кошки. Явились даже инеистые великаны и горные исполины — ведь они были родичами богам. Корабль с пылающим костром отплыл в море к жилищу Хель на Береге Мертвых.

Хермод же девять ночей скакал без передышки сумрачными долинами, пока не подъехал к реке Гьёлль. Дева Модгуд, стерегущая крытый золотом мост, как положено, спросила Хермода об имени и какого он роду, — пять полчищ мертвецов не производили такого грохота, когда проезжали днем раньше по этому мосту, да и лицом всадник не похож на мертвого. Хермод отвечал, что он разыскивает Бальдра, и Модгуд говорит, что Бальдр проезжал по мосту в Хель, а дорога туда ведет вниз и к северу.

Наконец Хермод добрался до решетчатых Ворот Мертвых и пришпорил Слейпнира, чудесный конь перескочил через преграду, даже не задев ее. Тут Хермод спешился и вступил в палаты Хель, где увидел брата, сидящего на почетном месте. Бог остается богом и в преисподней — мы помним, как заботливо для него было наварено пиво и котел накрыт щитом, чтобы напиток не выдыхался. Нашлось место в покоях и для Хермода, он заночевал в мрачном жилище Хель. Наутро он принялся просить хозяйку мертвых отпустить с ним Бальдра — ведь не только боги, но и все живое оплакивает его смерть. Великанша же сказала, что отпустит бога, если действительно ни одно живое существо не воспротивится его возвращению из Хель. Бальдр проводил Хермода из палат и, как положено, передал дары в царство богов: Одину он послал его кольцо Драупнир, Нанна же отправила Фригг свой плат, а Фулле — перстень.

Хермод же пустился в обратный путь и рассказал в Асгарде о трудной задаче, которую задала ему Хель. Боги тут же разослали гонцов во все стороны, призывая весь свет оплакивать Бальдра. И правда, весь мир зарыдал — мы до сих пор можем видеть эти слезы даже на камне или металле, когда их приносишь с холода в тепло. Лишь одна старуха-великанша, сидящая в пещере, сказала, что она оплакивает Бальдра сухими слезами — он ей не нужен ни живой, ни мертвый, пусть хранит его Хель. Имя этой старухи было Тёкк, что значило «Благодарность»; на такую издевку могло быть способно лишь одно существо, умеющее менять пол, — это был Локи.

Смерть Бальдра была отомщена — сын Одина Вали убил несчастного Хда, но «убийцу советом» — Локи — не так легко было изловить.

Впрочем, он сам явился на пир богов в палаты Эгира, но там расправиться с ним было нельзя: пир — это священное действо.

Специальная песнь «Старшей Эдды» повествует о продолжающейся распре в царстве богов, вызванном злокозненным Локи. Она выдержана в уже знакомом нам по «Песни о Харбарде» стиле перебранки, в которой острый на язык Локи не имеет себе равных. Своим злословием он исчерпал терпение богов.

Все боги, кроме Тора, который был, как обычно, на востоке, собрались вокруг огромного котла Эгира. Там было много асов и альвов. Были и слуги Фрейра — Бюггвир и Бейля. Сверкающее золото освещало палату, и пиво само лилось в кубки. Боги не могли нахвалиться на слуг Эгира Фимафенга («Ловкий добытчик») и Эльдира — («Повар»). Похвалы были нестерпимы для Локи, и он убил Фимафенга, осквернив священный пиршественный обряд. Асы, потрясая щитами, изгнали Локи, и он скрылся в лесу.

Но вскоре он вновь явился на пир, чтобы разбавить мед мирного пиршества своей злобой.

Боги смолкли, увидев этого непрошеного гостя. Локи же прикинулся миролюбивым, измученным жаждой путником — поднесет ли кто-нибудь из богов ему меду, или он будет изгнан?

Браги, который сидел во главе стола, ответствовал, что боги не пустят незваного на свой пир. Тогда Локи обратился к самому Одину — помнит ли он, как они смешали кровь, став побратимами, и Один дал обет, что не станет пить пива, пока не нальют его названому брату?

Отец богов не мог преступить данного обета — он попросил Видара подняться, чтобы дать место Локи, иначе тот устроит нечестивую перебранку в доме Эгира. Локи же, приняв кубок от Видара, провозгласил здравицу во славу всех асов и асинь, кроме одного — Браги.

Божественный скальд предложил Локи откуп: он даст коня, меч, драгоценное кольцо — только бы зловредный ас не затевал распри во время священного пира. Но не за подарками явился Локи, он говорит, что Браги не может дать ничего, ибо дар — это привилегия героя, а Браги — самый трусливый из богов.

Браги готов был бы снести голову клеветнику, если бы не священная обязанность соблюдать мир.

Тогда Идунн попыталась примирить вспыхнувшую ссору, но Локи напоминает ей о ее собственных прегрешениях: она более всех богинь жадна до мужчин и обнимала даже убийцу брата. Тогда Гевьон пытается обратить все в шутку — ведь Локи слывет шутником, и за это его любят боги. В ответ достается и Гевьон: Локи напоминает, как некий юнец подарками добился ее любви. Из других мифологических песен «Эдды» мы ничего не знаем об этих проступках богинь — неясно, водились ли за ними эти грехи, или злоречивый Локи просто клевещет на асинь. Но в том то и заключается сила слова, что даже клевета и несправедливое оскорбление, да еще на священном пиру, совершенно нестерпимы.

Сам Один вмешивается в словесный поединок и обвиняет Локи в безумии: он вздумал гневить Гевьон — ту, которой известны все судьбы! Тут приходит черед Одина, и Локи велит ему молчать — ведь часто он несправедливо делил удачу в боях, давая победу трусам. Но Одину есть что ответить — он сам, как мы знаем, был мастером перебранки. Верховный бог напоминает Локи, как тот провел восемь зим под землей, доил там коров и рожал детей: Локи — муж женовидный.

«Бытовое» оскорбление дополняется здесь мифологическим: Локи обвиняется не просто в перемене пола — он порождает детей в преисподней, под землей, эти дети — чудовища. Оскорбление, однако, возвращается к Одину. Локи напоминает богу, как он на некоем острове бил в барабан и колдовал среди людей, — это занятие ведьм, стало быть, сам Один — муж женовидный. Колдовство с барабаном — это шаманское камлание; мы знаем, что Один не был чужд шаманизму (а в шаманских культах существует и представление о перемене полов).

Тут в разговор вступает Фригг, призывающая двух асов не поминать старого. Однако Доки немедля поминает старое в жизни самой Фригг — она обнимала обоих братьев Одина, Вили и Ве, в отсутствие мужа. Фригг может лишь посетовать, что с ней нет в палатах Эгира сына — Бальдра, иначе Локи не уйти бы без схватки. Локи же не может не похвастать в ответ тягчайшим своим преступлением — ведь из-за него Бальдр никогда не вернется к богам.

Теперь уже Фрейя пытается образумить злодея, напоминая, что и Фригг известны все судьбы. Но тут богине любви достается за распутство: она давала свою любовь всем асам и альвам и была застигнута в объятиях родного брата.

Ньёрд, которого задевают эти насмешки над обычаями ванов, сетует, что женовидный ас явился на пир богов. Локи же припоминает неизвестный нам эпизод, когда Ньёрд был заложником не у асов, а у великана Хюмира, где великанские дочери мочились ему в рот. Когда же бог напоминает насмешнику, что он родил сына, первого из асов, то Локи повторяет свое обвинение — ведь Ньёрд родил Фрейра от собственной сестры.

За честь Фрейра вступился было Тюр, да Локи напомнил ему, чем закончилась попытка бога примирить врагов: Фенрир отгрыз ему руку. Зато и Волк закован в цепи, отвечает Тюр, и порождению Локи тяжко в неволе. Последнее слово опять остается за Локи — он утверждает, что жена Тюра (о ней ничего неизвестно в других мифах) родила от Локи сына, а Тюр не расчелся за бесчестье.

Тут в перебранку вступает Фрейр, он грозит, что если Локи не замолкнет, его будет ждать судьба Волка: злоречивый ас будет закован в цепи. В ответ Локи напомнил богу о его главной потере — он отдал не только золото, но и свой меч за дочь Гюмира, чем он будет сражаться, когда огненные дети Муспелля поскачут на бой с врагами?