Миф Линкольна - Страница 12
– В инаугурационной речи Линкольн четно изложил свою позицию, – продолжил Дэвис. – Он объявил всей стране, что не намерен посягать на право рабовладения в южных штатах. Точка. Конец истории. Возражал он против другого – распространения рабства на новых территориях.
– Я смотрю, ты крупный спец по Линкольну.
– Да нет, никакой я не спец. Но реальность есть реальность. Гражданская война велась не из-за рабства. Да и как такое могло быть, если рабовладение закрепляла сама конституция? В восемьсот пятьдесят восьмом году это подтвердил Верховный суд, отвергнув иск Дреда Скотта. До принятия Тринадцатой поправки никаких изменений в текст не вносилось, а она имела место уже после войны. Так как же мы могли вести войну за отмену того, что конституция признавала законным?
Хороший вопрос.
– Но Линкольн, благослови его Господь, – продолжил Дэвис, – оказался перед нелегким выбором. С таким не сталкивался ни один другой президент. Перед ним маячил распад страны. Европа наблюдала за Штатами, готовая в любой момент наброситься на нас, вцепиться зубами и оставить от нашей страны дочиста обглоданный скелет. Линкольну не позавидуешь, он был загнан в угол. Именно поэтому мы сейчас с тобой и говорим.
Стефани ждала пояснений.
– Право выхода.
– Для любого штата?
Дэвис кивнул.
– Вот из-за чего вспыхнула Гражданская война. Южные штаты заявили, что сыты по горло и имеют право выйти из Союза. Линкольн ответил, что они не могут этого сделать – Союз вечен и нерушим. Разгорелся спор, который унес жизни шестисот тысяч человек.
Стефани была в теме. Еще бы, как-никак, конституционное право – это ее страсть.
– В восемьсот шестьдесят девятом году Верховный суд поставил в этом споре точку, – блеснула она эрудицией. – Дело «Штат Техас против Уайта». Суд признал выход из Союза незаконным, ибо Союз вечен и нерушим.
– А что еще мог сказать суд? Война закончилась. Сотни тысяч погибли, Юг в развалинах. Страна залечивала раны. И чтобы после этого стервятники-северяне в черных мантиях собралась объявить то, что случилось, противоречащим конституции? Вот это вряд ли.
– Вот уж не думала, что ты так не любишь судейских.
Дэвис улыбнулся.
– Федеральные судьи – еще те ублюдки. Назначь кого угодно на этот пост пожизненно, и получишь проблему. В шестьдесят девятом году Верховный суд был лишен выбора.
– Как и мы?
– В том-то и дело, Стефани. Что, если и Верховный суд, и Линкольн были не правы?
Глава 8
Коттон Малоун открыл входную дверь книжного магазина, впуская внутрь Люка Дэниелса и Барри Кирка. На площади Эйбро было людно – правда, не так, как летом, когда солнце заходит поздно и площадь до самой полуночи заполнена людьми. Летом его магазин оставался открытым до десяти вечера; сейчас же он закрывался раньше, в шесть часов.
Коттон включил свет и запер за собой дверь.
– Круто, – восхитился Люк. – Прямо как школа Хогвартс в книжке про Гарри Поттера. И запах! Во всех букинистических магазинах почему-то пахнет одинаково.
– Это называется запахом знаний.
Люк ткнул в него пальцем:
– Типичный юмор букинистов? Готов спорить, что вы, ребята, собираетесь и обмениваетесь своими шуточками. Угадал?
Малоун бросил ключи на прилавок и повернулся к Барри Кирку.
– Мне сказали, вы в курсе того, где находится наш пропавший.
Кирк промолчал.
– Я собираюсь повторить этот вопрос вежливо всего один раз.
– Поддерживаю, – произнес Люк. – Скажите нам, что вам известно.
– Вашего агента схватил Салазар.
– Кто такой Салазар? – уточнил Малоун.
– Он самый главный, – вставил слово Люк. – Испанец. Денег до фига и больше. Семейный бизнес – подъемные краны. Вроде тех, что есть на любой стройке. Его отец занялся кранами сразу после Второй мировой войны.
– Пять лет назад я стал одним из личных помощников Салазара. Но вскоре понял, что имеется кое-какая закавыка. Дело в том, что он – мормон.
– И в чем, собственно, проблема? – спросил Малоун.
– Он – старейшина. Старший член Первого Кворума Семидесяти, и ему явно светит стать Апостолом Церкви.
– Да, большая шишка на ровном месте! – отреагировал Люк.
– Я знаком с учением Церкви Святых Последнего Дня. – Малоун посмотрел на Кирка. – Так что же не так с Салазаром?
– Он имеет отношение к неким темным делам. Я до последнего времени… делал вид, будто ничего не замечаю. Но недавно, как мне кажется, он кого-то убил.
– С чего вы взяли?
– Мне так показалось. Точно не знаю. Но он пытается отыскать какой-то дневник девятнадцатого века. Сеньор Салазар страстный коллекционер. Он собирает все, что связано с историей мормонов. Хозяин этого дневника отказался его продать. Сеньор Салазар… сильно расстроился. Потом дневник все-таки попал к нему в руки, однако затем я узнал, что его прежний хозяин был найден мертвым.
– И как это связано с Салазаром? – уточнил Малоун.
– Странное совпадение, вам не кажется?
Коттон посмотрел на Люка в надежде, что тот добавит что-то еще.
– А теперь поподробнее, если можно.
– Боюсь, подробнее не получится. Нам было поручено установить факты, связанные с прошлым Салазара. Только и всего. Факты и цифры. У нас был агент-оперативник, работавший там последние несколько месяцев. Кирк установил с ним контакт. Затем, три дня назад, агент исчез. Меня отправили на его поиски. Сегодня днем у меня была стычка с людьми Салазара. Пришлось увести один из его самолетов.
– Так у него их несколько?
– У него их целая эскадрилья. Я же сказал, что денег у него до фига и больше.
– Ваш агент разговаривал со мной, – вступил в разговор Кирк. – Он собирался переправить меня в безопасное место. Но когда я узнал, что сеньор Салазар его схватил, я запаниковал и пустился в бегство. Он дал мне номер контактного телефона, по которому я и позвонил. Мне велели перебраться в Швецию, но люди Салазара бросились за мной в погоню.
– Ваш хозяин держит штат подручных? – спросил Малоун.
– Да. Данитов.
Он не ожидал услышать это слово, однако знал, что оно означает.
Коттон шагнул к стеллажу с литературой на темы религии. Если память не изменяет ему, тут должна находиться одна книжка. Он купил ее несколько недель назад у одной странной дамы, которая заявилась к нему с грудой картонных коробок со всякой макулатурой.
Да, действительно, вот она, на верхней полке.
«Царство святых». Издана в середине XX века.
Слово «даниты» пробудило что-то в его эйдетической памяти. Причем очень быстро. Назвать эту наследственную черту фотографической памятью значило бы погрешить против истины. Скорее это умение подмечать детали. Иногда это мешало, но иногда идиотская эта черта оказывалась чертовски полезной.
Быстро пройдясь по именному указателю, Малоун нашел ссылку на проповедь, произнесенную 17 июня 1838 года Сидни Ригдоном, одним из первых неофитов Джозефа Смита.
«Вы суть соль земли, но если соль утратит свой вкус, то чем будет приправлена земля? Она станет ни на что не годной, будет выброшена и попрана стопами человеческими. Мы даровали миру доброту, и мы безропотно терпели беспочвенные оскорбления и не роптали до сего дня, однако гонения и жестокость по отношению к нам не прекращаются. Но отныне мы больше не намерены это терпеть».
Ригдон язвительно отзывался о других отступниках, которые, по его мнению, предали всех остальных, но при этом он имел в виду не мормонов, а тех, кто постоянно сеял смерть и применял насилие к приверженцам Церкви Святых Последних Дней. Некий новообращенный, Сэмпсон Эдвард – «коварный, изобретательный и крайне честолюбивый», – сыграл на чувствах, которые пробудила среди мормонов эта так называемая «Проповедь Соли».
Эдвард создал тайную военизированную организацию, члены которой назывались Сынами Дана, как то сказано в Библии, в книге Бытия – «Дан будет змеем на дороге, аспидом на пути, уязвляющим ногу коня, так что всадник его упадет назад»[2]. В даниты брали самых молодых, самых дерзких и энергичных. Короче говоря, это было элитное боевое подразделение, чья деятельность держалась в строгом секрете. Действовали они не группой, но поодиночке. Своего рода силы быстрого – и кровавого – реагирования на любые случаи притеснения Святых.