Мичуринский проспект (СИ) - Страница 3

Из этого магазина мы вылетели с хохотом, под ободряющий крик продавца. Мы дошли до аптеки, где нам, естественно, не продали трамал. Напротив стоял Макдональдс. Первым на него обратил внимание, и, соответственно, без промедления зашагал в его сторону распылявшийся Иван. Зайдя на летнюю веранду он, минуя вход, двинулся к помойке и стал в ней рыться. Его примеру последовал Штакет. Худой растерялся, но не подал виду и просто стоял в сторонке.

Худой имел вполне ангельский вид и на людях вполне вписывался в рамки общепринятых приличий. Но когда ты узнавал его поближе, и он переставал тебя стесняться, то этот человек превращался в морального урода. Этот маленький блондинчик никогда не пользовался популярностью у сверстников. Девки просто не обращали на него внимания, а парни хоть и не издевались, но, в основной массе, игнорировали. Поэтому все свое свободное время он тратил на компьютерные игры, и неизвестно что было причиной, а что следствием. Загадка про курицу и яйцо.

Так вот, несколько слов о его моральном облике -- он трахал мягкие игрушки. Самый смак в том, что поролоновый любовник носил имя Витя и был ежом. Вполне возможно, Худой и вправду питал к нему чувства. Он не стеснялся совать в него свой член на людях. То есть при тех, кого он не стеснялся -- своих друзьях. Поэтому к нему редко кто ходил в гости. Конечно, что-то было в такой непосредственности, что-то даже героическое. Меня плюшевые оргии никогда не привлекали, я давно уже хотел трахнуть что-нибудь живое и, по возможности, прекрасное.

Мое внимание привлекли четыре телки, по виду наши ровесницы, которых веселило буйство моих друзей. Они увлеченно наблюдали за тем, как Штакет достал из помойки лист салата и протянул Ивану. Иван, недолго думая, начал его есть. Потом Штакет достал из помойки огрызок какого-то местного бутерброда и швырнул в Худого, тот увернулся и начал орать. Я же обратился к девчонкам.

-- Привет!

-- Это твои друзья? -- девки явно были расположены к знакомству.

-- Ага.

-- А вы панки?

-- Ну да, не видно что ли?

В этот момент ко мне подошла администратор в фирменной униформе и задала тот же самый вопрос.

-- Это ваши друзья?

-- Ага.

-- Уходите отсюда, а то я милицию вызову.

Через пять минут мы уже стояли на тротуаре в расширенном составе. Девчонки прихватили с собой бумажные стаканы, в которые вместо колы залили отвертку из банок.

-- Девчонки, знаете игру "печенька"? -- я как мог пытался их развлечь.

-- Неа.

-- Берется "печенька", панки встают в круг и дрочат. Кто последний кончил на "печеньку", тот её и ест.

Шутка удалась. Девчонки шумно рассмеялись, и то ли на смех, то ли по предварительной договоренности к нам подошли какие-то гопники.

-- Привет! -- сказал, судя по пивной баклашке, их бригадир, -- ну что, вы пойдете с нами?

-- Нет, -- улыбнулась самая красивая, кареглазая, с выдающейся грудью, -- у нас другие планы.

Гопники развернулись и спокойно ушли, небо пустило скупую слезу, и я ощутил в самом сердце тихую радость победы. Кареглазая Галя продолжила, обратившись уже к нам:

-- Дождь начинается, пойдем во двор?

-- А вы тут знаете дворы, где можно укрыться? -- удивился я.

-- Да Настька тут живет в коммуналке, к ней пойдем.

-- Ничего себе! Пошли.

Иван, Штакет и Худой стушевались и поехали домой, и я остался наедине с толпой девок. Меня это ничуть не смутило, разве что расстроило немного. Я искренне недоумевал, почему мои друзья не хотят идти со мной, и, самое главное, с классными, веселыми и, главное, симпатичными девчонками.

Когда мы нырнули на глубину скрытого за имперскими постройками двора, дождь разошелся и сильно лупил по асфальту. Настя набрала пароль на кодовом замке, дверь отворилась и мы попали в парадный. В тот момент я понял отличие парадного от подъезда -- парадный напыщен и вытянут, и даже без косметики не теряет лоска, в то время как подъезд вмещает в себя лишь серые и скомканные будни советского человека.

Галя повела меня за руку наверх, остальные остались внизу. Она села на широкий, и, как ни странно, чистый подоконник и посмотрела на меня. Я посмотрел в окно: на дуб и сырую землю. Галя попросила закурить, я очнулся, обнял её за талию и горячо поцеловал в полные красные губы.

Вторая часть наряда началась в четыре утра, нас разбудили и мы пошли не в ногу, не коробкой и даже без строевых песен в сторону столовой. В наряде нужно было много работать, однако ты получал больше свободы: ты не ходишь строем, что ты не носишь ремня и бесполезной полевой фуражки.

По пути до столовой мы просыпались, и чтобы ускорить этот болезненный процесс наш командир завел нас на минуту к умывальникам. Холодная вода быстро сняла и без того ослабевшие чары Морфея. Ранним летним утром яблони выглядели устало и светло, в сумерках их ветви гнулись грациозно и тихо. Дорога прошла незаметно, дверь распахнулась, и старый барак встретил нас душной смесью цикория и брома. Поварихи еще не подошли, бойцы включили лампы дневного освещения там, где только можно, расселись за столами и разговорились кто о чем. Воспользовавшись моментом, я дошел до уборной в учебном корпусе и там, в тишине и санитарных удобствах, наконец просрался.

2.

Василий подбивал Руслана записаться во взвод обеспечения на полевом выезде, в который стремились попасть только ушлые суворовцы, в том числе и Чача. Руслан долго колебался, как и основная масса роты, за две недели сборов превратившаяся в относительно дисциплинированную безликую свору баранов.

По приезду на полигон, первым делом взводу обеспечения отдали приказ рыть выгребную яму. Рыть пришлось глубоко и долго. Офицерам все время что-то не нравилось -- то узко, то неровно, то медленно... Будто ровные края для данного инженерного сооружения имеют какое-то практическое значение.

Под вечер парни наконец сдали толчок, перекинули доски через рукотворную пропасть и опробовали функциональность. Остались довольны. Правда радоваться пришлось недолго. После перекура они пошли ставить и окапывать палатку. И с этой задачей они справились оперативней, еще до отбоя.

Утром приехали все остальные, в их числе и я. Мне казалось, что тогда я не особо выделялся, но в тот день я в первый раз почувствовал неладное. Меня оставили сторожить вещь-мешки и оружие. Одного.

Нет, ничего дурного у меня в мыслях не было, я не хотел схватить автоматы и убежать, или убить кого-то, ведь патронов-то все равно не было. Кроме того, я второй раз в жизни видел настоящее оружие. В первый раз за день до этого -- на выдаче. Просто я остался один, на отшибе и почувствовал себя дикарем, изгнанным из племени.

В этих грустных мыслях я разложил бушлат между двумя пирамидами калашей и лег, щурясь от солнца. Я не могу спать днем, даже если не спал ночью. Но в данной ситуации это было мне на руку, ведь я мог услышать когда кто-то будет приближаться, офицер или старшина и не спалиться. Но видимо я себя переоценил.

-- Встать боец! -- услышал я окрик и резко подорвался.

Передо мной стоял и улыбался Василий.

-- Привет, Вась, ну ты даешь. Как ты подобрался так неслышно?

-- Сноровка...

-- Ну что, как вы тут?

-- Да нормально. Пока вы будете здесь по полям бегать мы в в теньке будем проебываться по кухне.

Я промолчал. Он достал сигарету себе и протянул мне пачку.

-- Нет, спасибо. У меня свои.

Мы закурили.

Часа через три обо мне вспомнили, народ разобрал свои вещи и стволы, и мы двинули к палатке. Палатка обладала внушительными размерами -- метров двадцать в длину и пять в ширину. На брезентовых скатах, по обе стороны пропускали солнечный свет прорези-окошки, которые закрывались на ночь кусками материи, брезентовыми ставнями, благодаря чему становилось настолько темно, что нельзя было увидеть и вытянутой перед глазами руки. Посередине стояла буржуйка. Правда неизвестно с какой целью -- лето, жара. Но, я уже перестал пытаться осмыслить здесь хоть что-то. Есть и есть. Значит так надо.