Мисс Винчестер (СИ) - Страница 67

– Я не позволю тебе снова натворить невообразимой херни, Кас! – выкрикнул охотник, прижав его к широкостволому дубу. – Думаешь, она спасла твою задницу, чтобы через час ты сиганул с моста, как кисейная барышня?! – рычащим от злости и досады голосом спросил Винчестер. Горячее и сбивчивое дыхание ангела обжигало его скулы, а расширившиеся от испуга зрачки, в которых мужчина так четко видел свое отражение, не позволяли продолжать кричать. Еще раз с жалостью посмотрев на тонкую струйку крови, стекающую вниз к побелевшим губам и остановившуюся в уголке рта, медленно проникая в каждую трещинку, Дин выдохнул и мысленно сосчитал до десяти, чтобы снова не напугать друга повышенным тоном и неконтролируемым применением силы, которого сегодня было и так слишком много.

– Послушай меня, Кас, – теперь мужчина говорил тихо и вкрадчиво, наклонившись ближе к тяжело дышавшему другу так, чтобы никто другой их не слышал. Тот уже перестал сопротивляться и безвольно повис в руках охотника, глядя сквозь него. – Ты можешь продолжать играть роль сопливой девчонки, но я же знаю, что ты не такой. Мы должны бороться, бороться до конца. Разве можно сосчитать, скольким мы пожертвовали ради жизни людей, которые об этом никогда и не узнают? Многим, если не всем.

– Я готов принести в жертву себя и знаю, что и ты, и твой брат готовы на то же, но разве это касается твоей собственной дочери?

– Касается, – с едва заметной улыбкой кивнул Дин, оглядываясь на пришедших посочувствовать, которые уже давно позабыли о том, что скоро должна пройти церемония погребения. Обведя собравшихся недовольным взглядом, он отвел друга подальше в сторону, чтобы их разговора не было слышно. – Пока она носит фамилию Винчестер, ты не сможешь бороться с ее врожденной любовью к семье и готовностью пожертвовать всем ради защиты близких, – глаза Кастиэля расширились от удивления, заставляя охотника прерывать свою речь ради очередных объяснений:

– Что ты удивляешься? Я знаю, что она заключила сделку с Кроули ради нашей безопасности – возле церкви повсюду следы серы, особенно на крыше, только там еще и шотландским виски несет, – неприязненно поморщившись, сказал мужчина. Положив руки на плечи бледного как полотно ангела, он продолжил: – Моя дочь сделала это ради тебя, Кас, тебя. И если ты попытаешься ее вернуть, подвергаясь опасности, Джен перегрызет тебе горло и сама же застрелится после твоей смерти. Поэтому просто прими ее выбор и согласись стать моим верным союзником в только что объявленной войне с адским засранцем! – с жаром сказал охотник, выжидающе глядя на Кастиэля. Тот умолк, снова устремив свой пустой взгляд в никуда, но стоило ему поднять невозможно синие глаза, как все мышцы напряглись, а по телу прошлась жгучая судорога, которую Винчестер почувствовал из-за того, что все еще крепко сжимал его неестественно окоченевшие руки.

– Дин, – голос Каса звучал странно, то ли от усилившейся хрипоты, то ли от непроизвольной дрожи голосовых связок. Отозвавшись, но так и не получив ответа, Винчестер-старший проследил за взглядом друга и, обернувшись назад, увидел причину его нового приступа оцепенения – дверцы крематория, где по совместительству держали тела умерших накануне церемонии похорон, отворились, и несколько угрюмых рабочих вынесли гроб. Все присутствующие резко встрепенулись, послышались новые залпы женских рыданий, а лицо Кастиэля покрылось испариной. Поджав губы, Дин молча прижал его к себе, не давая в тот же миг ринуться к раскопанной могиле, и изо всех сил старался умерить бушевавшие внутри чувства, ведь знал: если сорвется и он – все полетит прахом.

На Либерти-стрит снова стало тихо. По ночам соседи больше не вздрагивали от криков и скандалов, громкой музыки и выстрелов. Даже звук заводящегося мотора старушки-Шевроле уже не нарушал их спокойствия. Дом самой громкой и скандальной семьи Монтпилиера опустел и теперь казался заброшенным: краска на заборчике немного облупилась, цветы на веранде уже завяли, контрастируя с дорогими кадками, оконные стекла покрылись разводами от многочисленных дождей, и вряд ли можно было увидеть хоть что-то через такой слой грязного налета; лужайки, на которых раньше каждое воскресенье возился с газонокосилкой, казалось, совсем недавно приехавший Дин Винчестер, тихонько насвистывая песни «Металлики», заросли и выглядели неопрятными и запущенными, как и все остальное здание. Уже целый год по вечерам свет дребезжал лишь в одном окошке на первом этаже или не зажигался вовсе, и только это заставляло поверить, что хоть один человек все еще оставался там. Разругавшись после похорон дочери, так и не состоявшаяся семейная пара Винчестер-Брукс разъехалась в разных направлениях, покинув город и до последнего выкрикивая друг другу вслед ругательства, бросив хозяйство на Кастиэля, остававшегося загадкой для горожан. Он ни с кем не общался, не участвовал в общественных мероприятиях, да и вряд ли хоть кто-нибудь мог с уверенностью сказать, откуда появился этот мужчина и как зарабатывал на жизнь. Кто-то видел его разгружающим продукты в супермаркете, другие приписывали наследство неизвестного родственника, но самые романтичные жители Монтпилиера всерьез считали загадочного брюнета наркоторговцем, укравшим деньги у своего картеля и скрывающимся в Вермонте. Единственное, что все знали наверняка, это место, где можно было найти бывшего сожителя Винчестера каждый день ровно в полдень, – могила его покойной возлюбленной. С завидным постоянством он приходил на кладбище, садился у надгробной плиты и вглядывался в высеченное на ней изображение, что-то тихо шепча, а затем разворачивал маленький клочок бумаги, всегда лежащий во внутреннем кармане пиджака, улыбался написанному на нем и медленно уходил по вымощенной гравием дорожке. Этот незатейливый ритуал продолжался на протяжении достаточно долгого срока, чтобы увериться: ни дождь, ни снег, ни палящее солнце не остановят вдовца, все теплое время года приносящего аккуратный букет белоснежных ромашек. Что же могло заставлять улыбаться человека, который в один момент потерял все и теперь не жил, а лишь существовал? Надежда. Надежда, которую дарили два слова, аккуратно выведенные витиеватым почерком: «Я вернусь».

========== P. S. ==========

Морозное ноябрьское утро. Воздух казался кристально-чистым, свежим и холодным, все вокруг припорошило тонким слоем первого снега, но никто из жителей города не рискнул выходить, покидая теплые гостиные, где топится камин и пахнет горячим чаем. Застыв на месте, я обвела взглядом все вокруг и поняла, как же сильно тосковала по некогда ненавистному Монтпилиеру, его ровным колоннам домишек, маленьким магазинчикам и бетонным набережным по другую сторону Винуски. Сейчас каждая деталь казалась чрезвычайно важной, исполненной воспоминаниями о детстве и юности, которые я провела здесь, совершая ошибки и набивая первые шишки. Насколько я помню, в шестнадцать я считала себя невероятно умной и опытной, а каждое решение казалось единственно верным и настолько судьбоносным, будто от него зависел исход гражданской войны. Жаль, что теперь поздно что-либо исправлять.

В волосах путались кружевные снежинки, медленно тая и превращаясь в остекленевшие капельки воды. Неужели на это хватает и моего слабого тепла? Где-то глубоко в душе начала разгораться слабая искра надежды, и я медленно провела рукой по волнам кучерявившихся волос, мысленно читая молитвы… Нет. Я не почувствовала ни снежного холода, ни влаги, как не чувствовала и порывов ветра, закрадывающегося под куртку. Я потеряла ощущения так давно, что память о них начинала стираться, и вспомнить зной июльского солнца, свежесть весеннего ветра или холод утренней росы казалось невыполнимой задачей, но это не мешало мне мечтать о возвращении ощущений, свойственных живым, каждый день моего заточения. Пусть это было глупостью, мечтать лишь об этом, но груз других невоплотимых в жизнь надежд мог меня просто сломить. Надежда не только придает силы, какие бы страдания не были предречены, но и является тяжелым бременем, которое было мне не под силу.