Мисс Винчестер (СИ) - Страница 60
– Что ты творишь? – спросила я, обескуражено глядя на подругу.
– Давно хотела попробовать, но не было подходящего случая, – проговорила она, закатывая левый рукав рубашки. Скользнув по мне взглядом, Лиз ввела иглу в вену и вдавила поршень шприца до отказа. – Первый готов.
– Что значит «первый»? – немного заторможено протянула я, внимательно наблюдая за тем, как девушка достала второй шприц и ввела его содержимое в вену на другой руке. – Ты пробуешь «качели»? Совсем с ума сошла, это же опасно!
– Спокойно, Винчестер, ширяться вообще опасно, но почему-то раньше тебя это не смущало.
А вот теперь начало смущать. Лиз вколола себе растворы героина и кокаина, что называют «качелями» или «Антверпенским коктейлем». Это один из самых опасных способов принятия наркотиков, ведь вещества только усиливают действие друг друга и очень велик риск откинуться.
– Танцуй, мать, раз уж отказываешься пировать со мной. Сучки, ловите меня! – завизжала брюнетка, подпрыгивая на руки каким-то парням, которые были необычайно рады такому повороту событий.
Зажигая под действием «качелей», Лиз быстро оказалась в центре веселящейся толпы, а я почти успокоилась на ее счет, поскольку никаких особо опасных симптомов не проявлялось, а может, дзен был достигнут благодаря бесплатному коктейлю от улыбчивого бармена. Я мило беседовала с ним на самые разнообразные темы, уложив подбородок на скрещенные руки, как ко мне подбежала испуганная подруга.
– Джен, сними их с меня! – выкрикнула она, поднося к моему лицу свои ладони. Непонимающе глядя на нее, я заплетающимся языком ответила:
– Кого снять? У тебя на руках ничего нет.
– Что значит «ничего нет! Вот они, ползут вверх, разве ты не видишь?!
– Лиз, тебе просто мерещится…
– Нет, сними, сними! – кричала девушка, тряся меня за плечи. – Джен, они вползают под мою кожу. Черви, огромные склизкие черви ползают под моей кожей!
В момент протрезвев, я начала пытаться успокоить подругу, твердо держа ее за плечо. Вырываясь и крича, Лиз продолжала бредить под действием наркотиков, но вскоре ее галлюцинации только усилились: девушке начали мерещиться призраки умерших людей, волны звука, а окружающая реальность исказилась, меняя цвет и форму окружающих людей и предметов. Больше всего пугало равнодушие толпы – пока я пыталась помочь девушке, остальные просто продолжали танцевать, игнорируя все мои просьбы о помощи.
– Идем, Лиз, тебе нужен свежий воздух, – ласково проговорила я, пытаясь вывести ее из душного и темного помещения на парковку, чтобы там вызвать скорую помощь и дождаться врачей снаружи.
– Они повсюду, Дженни, их слишком много, чтобы сдерживать, – срывалась на крик девушка, отбиваясь от одной ей видимых существ. Поглаживая по плечу, я вела ее сквозь толпу равнодушных обдолбанных подростков и шепотом молилась Богу, лишь бы с моей единственной подругой все было хорошо.
Не дойдя до выхода буквально пару шагов, Лиз вцепилась в мою руку и, закатив глаза, свалилась на пол, жадно глотая ртом воздух. Свободной рукой держась за сердце, она пыталась что-то мне сказать, но я не слышала из-за раскатов музыки, заглушающих мои собственные мысли. Совершенно отчаявшись, я пыталась поднять ее, поставить на ноги, чтобы довести до спасительного выхода, но у меня совершенно ничего не получалось, поэтому я упала на колени рядом с ней и сквозь обжигающе горячие слезы кричала о помощи до срыва голоса, но никто не слышал. Никто не хотел слышать.
То и дело одергивая неудобное платье, я медленно шла по вытоптанной дорожке, оставляя за собой следы от каблуков. В голове беспорядочно роилось столько мыслей, смешивающихся в одну кучу, что я и сама не могла понять, о чем именно думаю. Острые шипы покалывали подушечки пальцев, заставляя меня хоть что-то чувствовать, и я изо всех сил цеплялась за это ощущение, чтобы не забыть о том, что я все еще жива, несмотря на все последние события. Багрово-красные капельки крови, выступившие на израненной коже, приковали к себе мой взгляд, вытесняя собой клубок моих странных мыслей, за что я была даже благодарна, продолжая рассматривать блестящие алые бусинки.
Отыскав глазами нужное имя, я подошла ближе. Элизабет Картрайт. Было странно видеть полное имя моей Лиз, да еще и высеченным на надгробной плите. Элизабет. Словно другой человек, копия, будущая версия, тень – что угодно, но не настоящая Лиз, которую я знала и которую любила.
Тяжело опустившись на колени перед камнем, я слабо улыбнулась и прошептала, ласково проведя ладонью по надгробию:
– Мы шлем к черту все, помнишь? Ты всегда так делала – бежала от проблем, родителей, которые устали догонять, друзей, которые догонять не хотели. И казалось, что это будет длиться вечно. Но как бы мы не старались, сколько бы ни заставляли себя, мы не можем бежать вечно, Лиз. И я обещаю тебе: я остановлюсь. Не буду бежать от трудностей, а остановлюсь. Ради тебя.
Солоноватые разводы от слез на моих щеках застыли и теперь щипали кожу, а я замолчала, закрыв глаза. Казалось, что стоит мне обернуться, как я увижу свою подругу, такую же радостную и безбашенную, не заботящуюся ни о чем на свете, улыбающуюся мне и шепчущей «Забей, Винчестер». Но где-то глубоко внутри тихий и слабый голос шептал, что ее больше нет, а позади меня лишь пустота и череда других темно-серых надгробий. И именно этот голос я слышала, грустный и с усилием пробивающийся сквозь истеричные мысли, хором твердящие «она рядом». Я слышала его слова, хоть и боялась поверить.
– Жаль, что ты остановиться не успела, – тихо добавила я, открыв глаза.
Глубоко вздохнув, я положила две белые розы на недавно перекопанную землю, под толщей которой обрела покой моя единственная подруга. Странно, церемония похорон была только вчера, а кажется, будто прошел целый год без нее. Все прошло не так, как нам рисуют в фильмах: не было толпы рыдающей родни и друзей, священник не читал молитву за упокой, даже вместо холодного ливня дружелюбно светило солнце. Двое рабочих быстро заколотили недорогой гроб из светлого дерева и опустили его в свежую яму, а затем принялись закапывать, даже не позволив мне бросить первый комок земли, нарушив традицию. За этим процессом следило всего два человека – я и мой отец, которому я была безумно благодарна за то, что он пригрозил своей Береттой могильщикам, когда те начали травить байки во время закапывания могилы. Было непривычным видеть старшего Винчестера в строгом черном костюме, молчаливым и со странной тревогой в потускневших глазах. Когда я спросила, почему он так нервничает, хоть и абсолютно не знал Лиз, ответом послужила короткая, но бросающая в дрожь фраза:
– Я представил на ее месте тебя.
Вспомнив эти слова сегодня, я нервно сглотнула и встала с колен, взглянув на небо, на котором медленно умирал красно-желтый рассвет. Я должна была приехать на кладбище и попрощаться с подругой сегодня, без истерик и срывов, без криков и шумных рыданий, которые могли осквернить память о ней. Лиз бы не потерпела лишних соплей и нытья, не простила бы мне слабости, и я буквально слышала ее голос, шипящий мне из-за плеча: «Прекрати рыдать, Винчестер, твоя сырость ухудшает и без того поганый уровень влажности Вермонта». Именно поэтому я должна была проститься с ней иначе. Проститься с ней и частичкой себя, погребенной под влажной почвой.
Дрожащим голосом прошептав «прощай», я натянуто улыбнулась и медленно побрела обратно, прочь с городского кладбища. Казалось, что собственное тело не желало меня слушать, не давая просто уйти, но на негнущихся ногах я все же пыталась преодолеть эти двести метров, что отделяли меня от Кастиэля, покорно ждущего за коваными воротами. Найдя меня тогда в больнице, дрожащую от страха за подругу, лежащую на операционном столе, он не стал вычитывать меня за побег, за всю боль, что я ему причинила, не предупредив об исчезновении, за глупость и детскую беспечность. Нет, он всего лишь осторожно взял меня за руку и поцеловал в висок. Вскоре я и сама рассказала ему все без утайки и спросила, почему он до сих пор здесь, почему снова прощает.