Ми диез - Страница 5
- Примазаться хочешь, - понял старик, - к славному подвигу?
- Ну, насчет славы, это сейчас, - не сдавался гладкий. - Мы-то с вами знаем, как проходила тогда всеобщая канализация. Я сам занимаюсь историей. Мне просто необходима такая справка, для моей работы. Так как? Знаете ли, я ведь тоже могу вам быть в чем-то полезен, и даже во многом, заметьте.
Две кости и череп. И надпись: яд. "Продайте мне, я ведь тоже гад. Буду гадом с ядом". - "Чтобы гадом с ядом стать, нужно круглую печать. Нет? Так будь хоть трижды гад, не добудешь себе яд".
- Мя! - сказал старик.
- Не понял, - насторожился гладкий.
- Значит, действительно, не копал, - прищурился старик, - а то бы понял. Историк, говоришь? Ну, так и иди отсюда, твори свою историю, пока не помянул я тебя в мемуарах. Что-то лицо мне твое до жути знакомо. Не ты ли допрашивал меня тогда, перед каналом?
- Что вы! Что вы! - открестился гладкий. - Я совсем по другой линии работал.
- Все равно, чую, вспомню я про тебя что-нибудь примечательное. Где там твоя визитная карточка, чтобы имя не забыть?
- Так ты подпишешь мне справку или нет? - обозлился наконец гладкий. А то я ведь тоже кое-что могу и сказать, и написать.
- А я даже подписываться не могу, - ответил на это Л'оро. - Руки дрожат. Я давно уже сам не пишу, только диктую. И я про тебя надиктую, соратничек!
В дверь опять постучали, и еще постучали, но не входили.
- Войдите! - крикнул старик, обрадовавшись перемене. И вошли в квартиру двое, разных лет, но оба - в очках, с чемоданчиком и в черном. Гладкий посмотрел на них неприязненно и стал прощаться. "Ну, я еще зайду", сказал он и сгинул. "Мародер", - подумал старик. "Шакал", - согласился с ним собеседник.
Вошедшие вежливо молчали, вид у них был понимающий и несколько даже сочувственный.
- Ну, что? - сказал им старик.
- Я из МИДа, - сообщил тот, что помоложе. - Извините, мы не смогли до вас дозвониться.
- Телефон сломался, - полуправдой ответил старик. Сломался или сломан это уж дело его и телефона, и незачем впутывать в личное гостей, особенно незваных и незнакомых.
- Поэтому мы вынуждены были прийти к вам без приглашения, - продолжал приятным голосом тот, что помоложе. - Этот господин Эн из панамского посольства хочет познакомиться и поговорить с вами.
Старик посмотрел на Эн повнимательнее - Эн улыбался ему, как счастливый отец блудному сыну, и старику это не понравилось. Такие улыбки на его памяти всегда кончались плохо. "А чего бояться?" И разозлился.
- Так что у вас? - поторопил он Эн.
- Я адвокат, - дружелюбно представился Эн, и его очки вспыхнули и засияли, закрыв глаза напрочь.
- А я вот болею, - противопоставил старик.
- Дас шпильт каин роле, - обнадежил адвокат. - Бат ю а не больной, ю а, прежде всего, ун герой национала. Ву компрене?
- Компрене, - потерянно ответил старик. - А в чем дело?
- Ю халд брат, - утвердил адвокат, - и он нас оставил.
- Меня оставил, - мрачно поправил старик.
- Нас всех, - настоял адвокат, и добавил зачем-то: - Ин Панама, ин зайн отель "Глория".
"Изменение в анкете, - понял старик. - В графе "имеете ли?" Полета лет назад бы такое изменение - и канала бы не было. Был бы канал без меня. То есть - что ж это я? Брат все-таки..."
Хорошо, когда в кармане пиджака лежит открытое бритвенное лезвие. Очень удобно: всегда можно достать и, не тратя времени на распечатывание пакетика, побриться, - если, конечно, окажется под рукой станочек-зажим. Правда, при таком способе хранения можно случайно и порезаться, неожиданно и быстро опустив руку в карман по какой-нибудь надобности. Но этого легко избежать: нужно только постоянно помнить, что в кармане пиджака лежит открытое лезвие бритвы.
- Я скорбеть, - проникся адвокат, - вместе с вами.
- Ладно, - сказал старик. - Ясно. Спасибо, что зашли.
- Но вы несете убытки, - огорошил его адвокат.
- Чего уж, - сказал старик, - возраст...
- Вы сейчас каждый день несете убытки: популярный отель, ресторан, плавательный бассейн. Процветающее дело - без хозяйского глаза.
"Во - чешет! - восхитился старик. - А то на трех языках двух слов связать не мог", - но вслух сказал самое необходимое:
- А какое я имею ко всему этому отношение?
- Самое прямое! - принял правила игры гость. Он быстро и торжественно достал из чемоданчика разноцветные бумаги с водяными знаками, подписями и печатями. Л'оро оглянулся на мидовца, тот нехотя кивнул, все, дескать, верно. Тогда старик с любопытством посмотрел на красивые бумажки.
- Но это вас совершенно ни к чему не обязывает, - подошел поближе к кровати мидовец.
"Вы обязаны обеспечить выполнение приказа в строгом соответствии с инструкцией. Приказ вступает в силу с ноля часов. Можете отбыть в столицу утренним транспортом. Связь с зоной временно прекращается". - "Вас понял", - отрапортовал Лоро, стоя навытяжку у телефона. "Разрешите доложить, хотел сказать он. - В охране зоны - мой лучший друг. Вправе ли я сообщить ему? Что будет с охраной, если связь прерывается?" Молчание длилось несколько секунд. "Вопросов нет? - сказали в трубке. - Тогда приступайте".
С вечера по зоне прошел слух, что будет бунт и чтоб сидели все тихо, не высовывались. До этого за неделю строительство село на голодный паек: не подвезли продовольствие. Голодали все, даже охрана - с канала ни до одного населенного пункта самоходом было не дотянуться, снабжение шло централизованно, только паек охране полагался повесомей, чем строителям. И все-таки бунта не ожидали, новость напугала. К тому же стояли морозы. До утра все заледенели в нетопленных бараках. А утром прибежал вертухай, крикнул, что любого, кто высунется, посекут пулеметами.
Л'оро сам этого не видел: отбыл последним транспортом в столицу, как было сказано. Не видел, как на нарах сбились все вместе, чтобы греться теплом живых, но к вечеру, к следующему утру, на третий день живых уже не было. Из пулеметов действительно били, но пытались выскакивать лишь немногие, они и остались лежать за порогом. Остальные ждали: разберутся, кончится же эта история когда-нибудь. Она и кончилась. Неделю охранка караулила мертвые бараки. Но потом и охранников прикончили на пару холод и голод.
- Необходимо как можно скорее уехать, - объяснял между тем адвокат. То есть, приехать, вступить во владение. Вам понравится. Море, солнце, воздух. Какой там воздух! Это как раз то, что вам нужно сейчас. И доктора - хорошие, дорогие доктора.
А в южную зону, говорят, не подвезли воду. Мороз, пожалуй, добрее.
- Никуда я не поеду.
- Как? - растерялся Эн, а мидовец обрадовался.
- Да так, - ответил старик. Помолчал, досказал решенное: - Отель продать, раз уж он такой популярный, и все остальное тоже, деньги перевести сюда. Вы уж с ними сами, - обратился он к мидовцу, - обсудите, как это лучше сделать. А я сейчас спать хочу, устал.
- Конечно, конечно, - обнадежил просиявший мидовец, - отдыхайте, все будет сделано.
- У него что, никого не осталось, кроме меня? - спросил старик у Эн.
Когда они наконец закрыли за собой дверь, собеседник поинтересовался:
- Отчего бы и не поехать? На людей посмотреть?
- Я на людей за свою жизнь насмотрелся, слава богу, - ответил старик. У меня от них, от людей, в горле уже сухо и волосы вылезли. Как-нибудь доживу без перемен.
- Слушай, я давно спросить хотел: для чего тебя в столицу тогда вызвали?
- Не вызвали, пригласили. Празднества тогда в столице устраивались, в честь передовых строителей канала. С вручением наград и всенародным ликованием.
"Надо будет не забыть продиктовать еще вот что: соблюдающие справедливость соблюдают ее из-за бессилия творить несправедливость, а не по доброй воле. Это мы легче заметим, если сделаем вот что: дадим полную волю любому человеку, как справедливому, так и несправедливому, творить все, что ему угодно, и затем понаблюдаем, куда поведут его влечения. Мы поймаем справедливого с поличным: он готов пойти точно на то же самое, что и несправедливый - причина тут в своекорыстии, к которому, как к благу, стремится любая природа... Надо не забыть. Пусть это не я придумал, но мне могут скорее поверить, чем древнему покойнику. Ведь я выжил, я жив, значит, прав".