Межмировая таможня - Страница 49

– Мне надо поговорить с задержанным вчера в Свободной Зоне неким Рахом Гуссосом.

– Так что же мы стоим во дворе, пойдемте пока ко мне в приемную, а его подготовят и доставят в камеру для допросов. А что натворил этот грошовый мерзавец?

– Понимаете, я не могу...

– Ох, простите, господин Стасский. Бригаде "У" вопросов не задают – это я знаю. Но уж больно интересно. Таких, как он, к нам не привозят, понимаете ли. Кримналог на один грош не дает права пользоваться всеми благами нашего учреждения. Собственно, он вообще ничего не дает – слишком малая сумма, но я его понимаю. Когда тебя берет за жабры «Гранит», поневоле используешь все возможное, чтобы попасть под защиту государства. Или хотя бы выиграть немного времени. Только вот одного он не учел – попасть к нам гораздо легче, чем потом вернуться на волю. – Он усмехнулся. – А теперь внимательно, идите за мной по черной дорожке.

И мы вошли в открытую арку, за которой клубился густой туман. Мы шли и шли в этом тумане, и все, что я мог видеть – черная, чуть светящаяся дорожка под ногами и сутуловатая спина моего сопровождающего. И больше ничего – ни времени, ни направления. Казалось, на эту дорогу мы затратили немалый кусочек вечности. Однако пришел в себя я на мягком диване, со стаканом какого-то сока в руке. Акай Сало стоял рядом и участливо глядел на меня.

– Простите, господин Стасский, я должен был учесть, что вы новичок. Хаос-лабиринт иногда очень тяжело действует на людей, зато исключает любую возможность побега.

Я подозревал, что он не совсем нечаянно провел меня этим путем, но промолчал. Он продолжал:

– Сейчас вашего задержанного уже ведут в камеру для допросов. Вы будете фиксировать его ответы?

– Конечно.

– Кристалл памяти или бумага и ручка-самописка?

Я вспомнил лекцию Ринели о том, что любой кристалл можно считать, и попросил ручку. Она же и показала мне тогда, как уничтожается в ручках моторная память. А бумаги я намеревался забрать с собой.

Эти мысли пронеслись у меня в голове как-то совершенно естественно, сначала я даже не удивился, а потом подумал, что просто начинаю привыкать к работе в бригаде. И к своему третьему уровню допуска. В камеру для допросов я, однако, попал, пройдя метров сто по обычному канцелярскому коридору. А вовсе не через Хаос-лабиринт. Возможно, Хаосом закрывали только внешние контуры тюрьмы... Но спрашивать я не стал.

Камера, стол, украшенный защитным орнаментом, кресло, украшенное таким же орнаментом, как я понял – для меня. С противоположной стороны на стуле сидел толстый коротышка с двумя роскошными фингалами под обоими глазками. Коротышка был одышлив, напуган и небрит.

Не успел я сесть, как он быстро и захлебываясь заговорил:

– Да ведь сказал я уже все, господин дознаватель, Силы свидетели, все сказал, и про грибы, и про тех, кто их готовил, и про тех, кому я их сбывал. Больше ничего за мной нет. Чист, как эльфийская дева...

Я молча опустился в кресло, положил перед собой стопку бумаги, активировал ручку-самописку, нахмурил брови и впился в преступника суровым и, надеюсь, проницательным взглядом.

– Имя?

– Рах ин Рорхон, господин дознаватель.

– Фамилия?

– Гуссос да сое.

– Род?

– Вот этого не знаю, родовой анализ на чистоту крови результатов не дал.

– Значит, безродный.

Рах ин Рорхон Гуссос да сое скривился, но промолчал. Спорить с дознавателем – самому себе могилу рыть. Я молча продолжал сверлить его взглядом, не зная, с чего начинать. И он завелся по новой:

– Да ведь сказал уже все я. И где брал, и кому отдавал...

Я скривился:

– А квитанция у тебя откуда?

– О! Ну, это ж совсем чисто. Хотя я понимаю, что с вашей точки зрения, не совсем честно. Еще бы, за один грош, да на такие харчи. Но поймите меня, господин дознаватель, – когда тебя прессуют тролли-смертники Угыт-Джая, лучше отдать все и использовать все. Да, я воспользовался этой квитанцией. Но если серьезно, то она моя...

Я не мешал ему журчать и изливать душу, вспоминая второй раздел курса «Ведение дознания» и пятый «Работа с подозреваемым». Но когда он замолчал, я уточнил:

– Так откуда у вас эта квитанция?

– О! Вас интересует квитанция? Но это ж была вроде как шутка. Я, конечно, все расскажу, но надеюсь, что мне это зачтется.

– Вы сначала рассказывайте, а что кому зачесть, это суд решит. – Мне самому понравились эти слова, так веско и значительно они прозвучали.

– Хорошо. Значит, есть у меня один постоянный клиент. Ну, вы понимаете, о чем я... Так вот, подсел он хорошо, не соскочить. Темный эльф из высоких...

– Имя?

– Я уже говорил. Рах...

– Не ваше имя. Имя клиента.

– Темного эльфа?

– Да.

– Илалис Лиолатинд. Но мы его звали просто Лис. А ему, когда подсел, стало все равно... Так вот, не знаю, в какой крутой конторе он пашет, но платят им там ну очень-очень прилично. И узвар он всегда самый лучший покупал, да еще в таких количествах, что я удивлялся – он что, всю контору угощает?

– Узвар?

– Ну, мы так называем продукт перегонки грибов. Коротко и ясно.

– Значит, этот самый Лис всегда покупал самый лучший узвар и в большом количестве?

– Так об этом я и толкую. А вы фиксируете, что я добровольно сотрудничаю с дознанием? А то ведь в Свободной это все неподсудно. Я ж его не силком или тайно на иглу сажал, а так одна сознательная личность сделал одолжение другой сознательной личности...

– За деньги. – Я надеялся, что мой голос холоден как лед. – Дальше.

– А что дальше-то? Ну, заявился он недавно, и вижу я, ему уже край. Совсем без дозы доходит, тощий, глаза ярко-красные, кожа серая, складками висит, и руки трясутся. Ну и стал умолять в долг поверить. Вот, мол, закончат они работу, так сразу за все и рассчитается, а сейчас он, мол, без дозы работать не может – тонкости восприятия не хватает...

– А ты?

– А я говорю, что в долг только идиоты верят или уж совсем извращенцы какие. А я ж так этим зарабатываю. Ну, он рыдает, головой об стенку бьется, что хошь, говорит, бери, но хоть три дозы дай. А что у него есть-то? Мог бы, так бы расплатился, а не паясничал. Ну и решил я пошутить. Спрашиваю – а что предложить-то можешь? Он помялся, помялся и говорит: «А хочешь душу себе получить?» Ну, я отвечаю – что, мол, даст мне твоя душа, да еще вопрос, есть ли она у грибных... А он на пол сел и говорит: «Да нет, не мою, а просто – чью-нибудь?» Ну, думаю, совсем крыша поехала у бедняги. И спрашиваю: «Какая мне с этого польза?» А ему, видимо, и в голову не приходило так на это посмотреть. Они, эльфы, и вообще-то не очень, а этот так совсем крышей тронулся. Вот я ему и объясняю: «Ну, посуди сам, мне-то что с этой души?» – «Тайны мироздания». Ну, я объяснил ему, где я эти тайны видел и что там с ними делал, и уточняю: «А что-нибудь поматериальнее она может?» Он так задумался, сопли по лицу размазал и отвечает, что может, мол, наверное, один грош принести. Вот тут я и решил пошутить, говорю, что пусть этот грош будет из подвалов Государственного Казначейства, то есть чистый еще, чтоб ничья рука его не касалась, ну, в обращении не был. Девственный грош в общем. Ну, он всеми силами поклялся, а назавтра принес мне грош. У меня как раз знакомые ребята заправлялись, ну я и попросил проверить – точно, девственный. Отдал я ему четыре дозы, но он еще и расплатиться по тарифу обещал... А тут вы.

– А грош где?

– Грош-то сейчас хранится здесь, вместе с моими вещами, я его на брелок для ключей приспособил. Говорят, такая вещь – к большим деньгам.

– А адрес Лиса?

– О, молодой человек... мы в нашем деле адресов не спрашиваем. Работает он где-то в Свободной, а больше я не знаю ничего. У нас ведь как – меньше знаешь, крепче спишь.

Я едва-едва дождался, когда его уведут, и потребовал передать мне грош-брелок. После чего, сидя в кабинете дежурного, около двух часов заполнял всякие бумаги. Но я не сдался. Из тюрьмы я вынес протокол допроса, в котором были имя темного эльфа Лиса и брелок с монеткой в один грош. Дежурный предлагал подвезти меня и обратно, но я отказался: лучше уж на трамвае, чем на тюремном лимузине. После Хаос-лабиринта очень уж хотелось свободным воздухом подышать.