Между никогда и навечно (ЛП) - Страница 1

Перевод: Алла — vk.com/id12300848

Редактор: Eva_Ber

Обложка: Таня Медведева

Оформление: Eva_Ber

Пролог

ЛЕВИ

Меня будит пронзительный крик, и я резко вскакиваю на кровати.

Услышав его снова, сердце колотится у меня в горле, а воздух распирает легкие. Еще один пронзительный крик. Бринн. Мои ноги касаются пола как раз в тот момент, когда раздается монотонный поток «о, боже», и я мчусь по коридору к ее комнате.

Никогда еще мне не было так страшно.

На эти несколько секунд ужас превращает мою кровь в лед, а потребность защитить пересиливает все остальное. Логика, разум, самосохранение — все это исчезает за те секунды, которые мне требуются, чтобы пересечь дом. Остается только первобытный инстинкт оберегать и охранять.

С поднятыми кулаками, готовый к бою, врываюсь в дверь спальни в конце коридора. Я готов убить, если потребуется. Когда вижу Бринн, сидящую одну со скрещенными ногами на кровати, мои глаза тут же мечутся по комнате в поисках угрозы.

Дверь шкафа открыта, показывая одежду на вешалках. Окно второго этажа плотно закрыто. Все кажется таким же, как несколько часов назад, когда я обнимал ее перед сном.

— Что случилось? — спрашиваю настойчиво.

Оглянувшись на нее, вижу, что она смотрит в свой планшет, прикрывая ладошкой рот. Она не отвечает.

— Бринн? — повторяю я, бросаясь к кровати и падая на колени, хватая ее за плечи и осматривая ее тело на наличие повреждений.

Охнув, она подпрыгивает, и ее глаза устремляются на меня.

— Папа! — кричит она. — Боже мой!

Она хватается за сердце.

— Что за фигня? Ты напугал меня до чертиков! — Она снимает наушники и смеется, широко раскрыв глаза. — Боже, папа, ты похож на привидение. Что случилось? Ты в порядке?

У меня отвисает челюсть, и я делаю вдох. Возможно, впервые с того момента, как проснулся.

— Ты кричала, — объясняю я. — Я подумал, что-то случилось! Подумал, что ты… что кто-то…

Я не могу оторвать взгляд от ее лица, мой затуманенный сном мозг все еще не осознает того, что с Бринн все в порядке. Она не пострадала. Ей ничего не угрожает. Мне не нужно выбивать жизнь из незваного гостя. Моя дочь в безопасности в своей комнате.

Я вынуждаю себя разжать кулаки.

— О, — смущенно говорит она. — Прости, что напугала.

— Бринн, — выдыхаю я, опуская голову на ее матрас и пытаясь успокоить сердцебиение. — Господи Иисусе, Бриннли.

— Прости, папочка.

С минуту мы молчим, и когда паника перестает стискивать грудь, я поднимаю на дочь глаза и сурово вскидываю бровь.

— Какого черта ты кричишь посреди ночи? Ты должна спать, и ты прекрасно знаешь, что после семи вечера тебе нельзя сидеть за планшетом.

— Знаю, — говорит она с улыбкой. — Клянусь, я спала, но потом мне написала Кэмерон и…

— Кэмерон написала тебе в… — я смотрю на часы, — в три часа ночи?

— Да, потому что…

— Почему ты кричала?

— Боже мой, папа, я пытаюсь тебе это сказать, — говорит она, закатывая глаза. — Кэмерон написала мне, потому что сюда едет Сав Лавлесс!

Мои плечи снова напрягаются, но Бринн этого не замечает. С каждым словом ее голос становится выше, она тараторит, подпрыгивая на кровати.

— Она едет сюда, папа! Сюда! В наш дурацкий, скучный городок. Где никогда не происходит ничего интересного, а она едет прямо сюда. Может, я встречусь с ней? Может, мне даже удастся взять у нее автограф? Ты отведешь меня к ней? И, возможно, я смогу с ней сфотографироваться, или обнять, или…

— Я думал, группа распалась? — говорю я спокойно, пытаясь не обращать внимания на боль в руках, когда они снова сжимаются в кулаки.

Я знаю, что группа распалась.

Брин проплакала из-за этого две недели, и я сочувствовал ей. Я планировал позволить ей посетить их концерт в следующем туре, но теперь у нее не будет такого шанса. Группа объявила, что нынешний тур станет последним, и осталось всего три концерта, все пройдут в «Гарден» в Нью-Йорке (прим.: «Мэдисон Сквер Гарден», также «Эм-эс-джи» и «Гарден» — спортивный комплекс в Нью-Йорке, США. Место проведения международных спортивных соревнований и домашняя арена для команд НХЛ и НБА. Также концертная площадка). Все билеты распроданы, и, конечно же, теперь, после появления новости о распаде группы, и так уже астрономические цены взлетели до небес.

Бринн совсем недавно перестала плакать всякий раз, когда по радио звучала одна из их песен, а радиостанции крутят их постоянно.

— Вообще-то, папа, они не распались, — поправляет Бринн с легкой резкостью в голосе. — «Бессердечный город» взяли перерыв, и теперь причина ясна.

Бринн сует мне в руку планшет и кликает на экран, чтобы показать заголовок новости.

— Сав будет сниматься в кино, — визжит она. — Съемки фильма пройдут здесь в следующем месяце! Боже, папа, я просто не могу в это поверить. Это потрясающе. Это… это… безупречно!

Бринн продолжает взволнованно трещать, но ее голос отходит на второй план, когда я сосредотачиваюсь на экране планшета. Заголовок подтверждает слова Бринн.

«Сав Лавлесс, солистка рок-группы «Бессердечный город», получила главную роль в новом фильме». Я не прокручиваю дальше, чтобы прочитать остальную часть статьи. Не могу. Мое внимание приковано к фотографии, с которой на меня смотрит женщина.

Женщина, чье лицо каждый день насмехается надо мной с плакатов, расклеенных на стенах спальни Бринн. Лицо, которое я избегаю на каждой кассе магазина, оно ухмыляется или хмурится с обложек журналов, хвастающих историями о ее курсах реабилитации, многочисленных голливудских связях и скандальных отношениях с ее бас-гитаристом.

Это лицо я вижу во снах. В кошмарах.

Сав Лавлесс — само воплощение противоречий.

Каждая ее черта идет вразрез с другой. Серебристые волосы, нежная, бледная кожа и серые, бездонные глаза, в которых кружат шторма. Лицо в форме сердечка. Изящные черты. Губки бантиком. Эта ангельская внешность предполагает невинность и доброту, но предшествующие ей истории доказывают прямо противоположное. Она носит маску бесстрашия, будто ничто не может ей навредить, в то время как ее песни наполнены болью. Ее язык режет так же остро, как зазубренный кусок стекла, но я на собственном опыте познал невероятную мягкость губ, за которыми скрывается этот острый язычок, и каким нежным он может быть, когда его ласкают.

Неземная и неприкасаемая, под моими ладонями она вся таяла…

Я быстро закрываю глаза, разрывая невидимую нить напряжения между мной и женщиной на фотографии.

Мне никогда не забыть своих чувств, когда я впервые увидел ее фотографию в журнале. Чуть не разбился на машине, впервые услышав ее голос по радио. От воспоминаний внутренности до сих пор все выворачивает наизнанку.

После долгих лет тишины, она в одночасье оказалась повсюду. Затем, будто ее всемирной популярности было недостаточно, моей дочери приспичило стать ее преданной поклонницей.

Это была своего рода поэтичная пытка. Возможно, заслуженно.

Большинство может забыть о своей первой любви. Исцелиться от своего первого разбитого сердца. Извлечь урок из своей первой большой ошибки.

Но я? Кажется, мне ничего из этого не избежать.

Я забираю у Бринн планшет и говорю ей вновь засыпать. Утром ей в школу, и хотя до летних каникул осталось всего две недели, ей все еще нужно бодрствовать на уроках.

Во всяком случае, в теории.

Полагаю, Бринн немного более интеллектуально развитая, чем среднестатистический семилетний ребенок. Мне пришлось загрузить себе на телефон словарь, чтобы искать слова, которые она постоянно использует в своем лексиконе, а на днях она целый час читала мне нотации о том, как сделать мой бизнес более экологичным.

Я горжусь ее интеллектом, но в обозримом будущем он заставит меня понервничать. Я сейчас-то едва за ней поспеваю.

Как только свет в комнате Бринн гаснет и в доме воцаряется тишина, я выхожу на заднюю террасу. Ритмичный плеск океанских волн и соленый воздух обычно такие расслабляющие, сейчас мало чем успокаивают мои нервы. Мне рано утром на работу, но теперь я уже не засну. С тем же успехом я мог бы сварить кофе и насладиться восходом солнца через несколько часов.