Между двух огней (СИ) - Страница 11

«Да что ж я за трусиха? Какие мне после этого яркие впечатления?» — разозлилась на себя девушка и… решительно пошла обратно в спальню. На полпути Эмма услышала истеричный крик все той же горе-Багиры:

— Там кто-то есть? Марк, у тебя другая?

Быстрые шаги стремительно приближались к двери, девушка ускорилась и вот-вот готова была нырнуть в спальню, как все остановилось. Шаги в гостиной по какой-то причине замерли. Эмма тоже, так и не войдя в комнату. Там, снаружи, что-то происходило. Но что?

— Закрывать двери сегодня не модно?

Внутри у Эммы все похолодело. Голос у шефа был слишком характерный: низкий, бархатистый, обволакивающий целиком того, с кем он разговаривал. Сейчас именно этот голос звучал в гостиной. Перепутать было невозможно.

Эмма вбежала в комнату. За спиной громко хлопнула дверь. Ну все, теперь её точно найдут. Девушка металась по комнате, выбирая наилучшее укрытие: гардероб или ванная, ванная или гардероб.

— Я его девушка, а он сюда баб водит! — кричала Снежанна. Буря приближалась, Эмма окончательно запаниковала и в последний момент не успела шмыгнуть в ванную. Так и замерла рядом с дверью.

— Пап, не верь ты этой безумной. Мы вообще не встречаемся. Ты же знаешь! — Марк, судя по всему, пытался преградить путь в комнату, почуяв неладное. Такого развития событий они не планировали. Догадывался ли он, что Эмма не готова появиться перед шефом в таком виде или преследовал какие-то личные цели? Этого девушка не знала, да и не хотела знать.

Дверь открылась. Снежанна, вопреки имени, оказалась жгучей брюнеткой с татуированными бровями, зато сразу решился вопрос с пантеркой. Хищный оскал у неё имелся, и Эмма смогла бы оценить его в полной мере, если бы ни одно но. Следом за Снежанной в комнату вошел Даниил Сергеевич собственной персоной. Девушка прижалась спиной к холодной шершавой стене, неистово комкая край простыни. Щеки пылали. Глаза смотрели только на одного человека в комнате.

Почему так важно именно его мнение? Почему под этим взглядом она краснеет: за себя, за то, что поддержала эту безумную идею и за эти обнаженные плечи. Какая наглая «угонщица» красивого парня? Испуганная девчонка, загнанная в угол — не больше.

— Я хотел сообщить это в другой обстановке, — когда шея вжавшейся в стену девушки от волнения пошла мелкими красными пятнами, Марк понял, что ситуацию нужно спасать, — но с некоторых пор в моей жизни есть только одна девушка, — он подошел к Эмме и, буквально отлепив от стены, приобнял за плечи. — Снежанна, извини. Я поступил, как козел. Можешь врезать мне, если хочешь.

Эмма не чувствовала ничего, ни когда руки Марка прикоснулись к плечам, ни когда бывшая пантерка кричала, как сумасшедшая, и выбежала прочь, громко хлопнув дверью. Она просто смотрела на своего босса, который в ответ невозмутимо разглядывал её. Такими же глазами, как у сына, но с совершенно другим выражением. Если у Марка они словно излучали свет на все вокруг, в их лучах хотелось погреться, то эти глаза затягивали в глубину, в темную бездну. Что прячется за этим взглядом? Кто знает?

— Пап, извини. Отвратительная сцена, ты не должен был это видеть, — произнес Марк, когда они остались втроем в комнате с наспех разбросанными вещами и сорванной с кровати простыней.

— Я не перестаю тебе удивляться, — ровным голосом произнес Громов-старший. Послушать его со стороны, так ничего и не произошло, как будто сейчас они за столом в гостиной обсуждают погоду. Эмма терялась в догадках, кому из них адресовали эту фразу. На какую-то сотую долю секунды показалось, что ей. Марк, к счастью, воспринял это на свой счет.

— Сюрпризы — часть моей природы. Пошли, я отдам тебе чертежи. Ты ведь за ними пришел?

Когда мужчины покинули комнату, Эмма, как подкошенная, рухнула на пол. Откуда-то взялись слезы. Она чувствовала себя абсолютно разбитой и как будто грязной. Что происходит? В конце концов, это её личная жизнь и шеф не должен оказывать на нее никакого влияния. Да он, по большому счету, и не оказывал. Эмма сама восприняла его появление слишком близко к сердцу. Объективно, она — девушка его сына и им не по пятнадцать лет, чтобы прятаться от грозного родителя и заботиться о воздержании. Успокоив себя этими мыслями, Эмма умылась и направилась в гостиную, лелея надежду на то, что Даниил Сергеевич уже забрал чертежи и уехал. Два Громовых в одном помещении — перебор для её воспаленного мозга. Это она осознала сегодня в полной мере.

***

Увы, Марк и его отец были в гостиной вместе. Эмма второй раз за утро замерла у полуоткрытой двери. Кажется, у неё вот-вот появится плохая привычка подслушивать. Но удержаться не было сил, и она навострила ушки.

— Марк, ты когда-нибудь успокоишься? Тебе уже двадцать пять лет, в конце концов, пора стать серьезнее, — всегда спокойный голос Даниила Сергеевича сейчас звучал раздраженно. Эмма впервые слышала его таким.

— Ну да, надо было жениться в восемнадцать, как ты. Обзавестись ребенком в девятнадцать, а в двадцать пять сойти с ума? Да я просто за нас двоих отрываюсь, пап. Ты добровольно запер себя в клетку, так чем ты лучше меня? — Марк почти кричал.

— Ничем не лучше. Разница в том, что в восемнадцать у меня хватило смелости полюбить женщину, а не просто завалить её на кровать. Ты многое теряешь, выбирая количество, а не качество.

Громкий хлопок двери сообщил Эмме, что в гостиной остался только один Громов и сейчас он совершенно точно в отвратительном настроении. Входя в комнату, девушка понимала главное — с гениальными планами Марка пора завязывать.

***

Больше не могу, любимая. Я так больше не могу. Кажется, я плохо воспитал нашего сына. Он ведет себя, как совершеннейший болван. Сегодня я застал в его доме жуткую сцену. Одна девушка встретила там другую, а он над всем этим просто смеялся. Я чувствовал, что ему было весело. Представляешь, ему весело причинять людям боль? Боюсь, я не смог привить ему любовь. Для этого ему нужна ты. Только твоя рука, твой голос и твой взгляд объяснят ему, что такое любовь. Потому что ты, моя светлая, истинное воплощение любви.

Самое нелепое, что Эмма, которую он представил мне в первый день как свою девушку, была одной из них. Испуганно куталась в простыню при виде меня и девушки, которую, кажется, зовут Снежанна. У меня кровь стынет в жилах, когда думаю о том, что Эмма испытала, увидев другую. Да, роль любимой девушки была у неё, Марк обнимал её очень нежно. На какую-то долю секунды я поверил в него. Но преждевременно. Снова я возвращаюсь мыслями к моей новой секретарше. Возможно, Марк встречался с двумя девушками одновеменно. Как Эмма переживет это? Она слишком эмоциональна и неопытна, похожа на красивый стеклянный цветок. Помнишь, любимая, как тот, который ты тогда разбила? Хрупкая и прозрачная, если присмотреться к ней, все чувства видно насквозь. Марк не сохранит этот цветок. Одно неосторожное движение и она будет уничтожена. Как он этого не понимает? Почему это пугает меня? С той самой встречи в парке я ловлю себя на мысли, что переживаю за эту девочку.

Как же ты нужна мне, любимая. Как ты нужна нам. Никогда не прощу себя за то, что ты не рядом. Ты бы простила. Конечно, простила бы. Но как жить дальше столь великодушно прощенному? Я задаю себе этот вопрос каждый день.

Глава 10. Обиды, или нам нужна сплетня

В понедельник утром Эмма сидела в приемной, вздрагивая от каждого шороха. Он войдет в дверь, разумеется, войдет. А что сказать? Куда прятать глаза? Нервозность, покинувшая её в субботу, вернулась в понедельник с новой силой. Еще и Марк подкинул порцию размышлений.

После безумного утра он отвез её домой, и они попрощались, но как-то скомкано, без огонька, как это бывало обычно. Марк не шутил, Эмма коротко кивнула и отправилась в горячие объятия из вопросов и двусмысленных взглядов домашних. Телефонный звонок раздался в воскресенье утром:

— Привет, солнышко! — вчерашняя хандра улетучилась, и голос Марка снова был вполне жизнерадостным. — У меня есть одна идейка…