Между ангелом и бесом - Страница 5

Каждый отдел обвинял в неудаче соседний или конкурирующий, а в итоге все шли к нему. Шли, чтобы подстраховаться; шли с предложениями и до­носами; шли ангелы и черти; шумными стайками прилетали амуры; телепортировались в кабинет архангелы. Все они считали, что раз он Большой Босс, то пусть и разбирается.

Господь устало прикрыл глаза и подавил искушение плюнуть на все, взять удочки и сбежать на рыбалку. Он представил, как качается поплавок, как дурманит голову аромат цветов, а он лежит на сол­нышке в Эдемском саду и... думает о том, как после отпуска будет разбирать горы проблем и проводить сотни совещаний!

В приемной что-то ухнуло, что-то разбилось, Босс вздрогнул, отвлекаясь от безрадостной картины воз­можного отдыха.

С надрывным скрипом отъехала в сторону мас­сивная дверь, прервав неприятные размышления. В образовавшуюся щель просунулся длинный крючко­ватый нос с большой бородавкой на кончике. Так близко друг к другу, что, казалось, они сидят прямо на носу, моргали хитрые слезящиеся глазки. Над ними нависали лохматые брови, губы потерялись где-то среди морщин, а обрамляли несуразицу, каковую являло собой это лицо, кокетливые мелкие кудряшки грязно-серого цвета.

— Я тут по поводу пижамки, — сказало существо и улыбнулось, показав длинные клыки. Затем оно протиснуло в щель костлявое тело, одетое в бесфор­менное тряпье, горделиво прошествовало к столу и. уперлось острыми кулаками в столешницу.

— Что? — несколько ошеломленный наглостью посетительницы растерянно спросил Босс, удивляясь про себя, куда подевалась охрана вкупе с секрета­рями, которым надлежит сидеть в приемной.

— Пижамка розового цвета, на карманах вышиты гусята, в комплекте с чепчиком,— прошамкала Гризелла, снова обнажая в подобострастной улыбке жел­тые клыки.— С двумя чепчиками.

— Что вы несете? — нашелся наконец начальник, чувствуя, что еще мгновение, и он полезет под стол.

Гризелла слегка покраснела, вспомнив о взводе херувимов и толпе посетителей, прилипших к своим местам в приемной, но тут же взяла себя в руки. Она изобразила на лице оскорбленное достоинство и заголосила:

— Да что это вы с ветераном-то полевых работ делаете? И пенсия-то никудышная, и льгот никаких нет, и здоровья совсем не осталось! Ночной работой аморальною характера загружаете, а расчет ни в одной кассе не получишь! Семнадцать лет пытаюсь пробиться к вам на прием — не пущаютъ! У, бюрократы!

Гризелла увлеклась. Голосок становился все пи­склявее и пронзительнее.

— Яснее, пожалуйста,— прервал ее Большой Босс, вспомнив о том, что сам много лет назад распоря­дился не пускать настырную ведьму в кабинет.

— Я работу аморального характера выполнила? Выполнила! Принца умыкнула? Умыкнула! А расчет где? Я вам что — фея, бесплатно работать?

— Расскажите-ка поподробнее,— уже с интересом попросил Большой Босс, показывая рукой на стул.

Гризелла села, закинула ногу на ногу и рассказала уже известную нам историю похищения наследника.

Через пять минут главный начальник готов был расцеловать страшную ведьмину физиономию, а че­рез десять, провожая неожиданную спасительницу до выхода, клятвенно пообещал ей самолично все уладить.

В приемной босса ожидало новое потрясение — телохранители,  секретари,  посетители  дергались, словно припадочные, не в силах сдвинуться с места, я что-то мычали, плотно сомкнув губы. Господь застыл на месте с открытым ртом.

Гризелла, бросив на Босса игривый взгляд, отчего его рот захлопнулся сам собой, бодрой походкой при близилась к сидевшему ближе всех серафиму и с треском сорвала кусок скотча с  его перекошенного липа.

— За семнадцать лет все перепробовала,— объяс­няла она онемевшему Господу, замахиваясь клюкой на живописную группу.— Не пущають, бюрократы! У, ироды! Слетайте в параллельные за растворителем, клей-то универсальный, колдовством его не возь­мешь.— Последние слова прозвучали уже из-за две­рей.

Распоряжения самого главного начальника после­довали немедленно, и такие, что черт Гуча от злости готов был съесть собственный хвост.

— За что? — кричал он, пытаясь пробиться к двери мимо мордоворотов из охраны Большого Босса.

— По высочайшему указанию,— отвечали сера­фимы, поигрывая мускулами.

— Качки проклятые,— прошипел черт, принимая боевую стойку,

Серафимы в ответ дружно заржали, демонстра­тивно положив руки на эфесы огненных мечей. Взбе­шенный Гуча прыгнул, рассчитывая попасть одному ногой в пах, а второго зацепить кулаком, но в этот момент дверь открылась, охранники почтительно расступились в стороны, и черт, не в силах остано­виться, угодил копытом во что-то мягкое и зацепил рукой что-то твердое.

Упал бунтовщик неудачно и несколько минут не мог справиться с мельтешившими в глазах искрами. Когда же он прозрел, то подумал, что лучше бы ему навсегда остаться слепым. Напротив сидел его соб­ственный шеф — Люцифер. Черные щеки поблед­нели, став светло-серыми, одного рога почему-то не хватало. Гуча разжал кулак и с удивлением обнаружил в нем обломок костяной антенны. Поза шефа тоже не обнадеживала — Люцифер сидел согнувшись и обхватив руками живот. За его спиной топтались серафимы, тактично сдерживая смех.

Гуче захотелось умереть. Он обвел глазами комнату, но ни крючка, ни веревки в ней не оказалось. Решив, что его и так убьют, черт доковылял до стола, похожего на школьную парту, и, обреченно вздохнув, сел.

— Все, допрыгался, — с умным видом изрек кто-то из охранников.

— Нет отпрыгался, — с ухмылкой поправил его другой, но провинившийся уже ни на что не реагировал.

Зато реакция Люцифера, когда он пришел в себя, оказалась бурной.

— Вон! — заорал он.— Вон! В ссылку! В паралле­льных сгною, гад!

Главный черт вышел из комнаты и уже из коридора прокричал:                       

— Все тебе будет — и повышение, и отпуск!

Гуча снова вздохнул, совершенно не понимая, чем вызвано то, что с ним произошло.

Комната заполнилась народом. Служки устано­вили большие столы, пухленькие амурчики натаскали ножниц, иголок и прочей портновской дребедени Благообразный старец из отдела Развития ремесел стал напротив черта, погладил седую бороду, прокашлялся и торжественно объявил:

— Итак, юноша, урок первый — раскрой ткани.

Черт Гуча учился шить. Проклиная все на свет каши пальцы иглой, обливаясь слезами, порол кривые швы. С отвращением постигал тонкую науку моделирования с помощью какого-то новомодно ускоренного метода. Когда же дошли до трехсот видов вышивки, он взбунтовался, но пара шестикрылых быстро успокоила его.

Время от времени в кабинет заглядывали подчи­ненные, старательно изображавшие сочувствие, или, с ехидной усмешкой, конкуренты, и тогда Гучу так и подмывало вскочить и броситься на них, дабы отучить ухмыляться на веки вечные.

Когда же экзамен был принят и первая самосто­ятельная работа предстала перед глазами черта во всей красе, он наконец-то понял, в чем дело.

Бывший бригадир вспомнил ту проклятую ночь, когда подменили сценарий судьбы принца. Перед ним, переливаясь, сияла розовым атласом пижамка. Та, которую он когда-то пообещал ведьме Гризелле за помощь. Розовые бантики топорщились, гусята, вышитые на кармашках, смеялись над незадачливым портняжкой: Гуча смотрел на творение своих рук и  ругал себя последними словами, но на душе стало легче. Теперь, зная причину неудовольствия Большого Босса, можно было оправдаться.

Как сильно он заблуждался, Гуча понял, представ пред светлые очи самого главного начальника. Тот стоял, упершись в стол руками, и грозно смотрел на вошедшего. Черт скромно опустил глаза, ожидая раз­вития событий.

В кабинете материализовался ангел-стажер из из­дательства, по совместителъству — племянник Боль­шого Босса. Вид у ангела был очень бледный, волосы торчали в разные стороны, нимб съехал набок. Не­счастный прижимал к груди старую, потрепанную палку и вытирал слезы рукавом грязной хламиды.

— Итак,— начал Господь,— вы, и только вы двое виновны в том чудовищном недоразумении, которое вот уже столько лет мешает жить и работать нашему миру! Бенедикт, объясни, зачем ты подменил сценарий?