Между ангелом и бесом - Страница 1

Ведьма Гризелла готовилась ко сну. После тяже­лого дня, полного праведных трудов, слипались глаза. Сил едва хватило накрутить седые волосенки на са­модельные бигуди и смазать морщинистое лицо сме­таной. Приблудный кот попытался выпросить у баб­ки что-нибудь вкусненькое, но ведьма так на него взглянула, что попрошайка взлетел куда-то под по­толок и затих.

Расправив кокетливые оборки на подоле розовой ночной рубашки, Гризелла взобралась на кровать, зарылась в ворох одеял, с наслаждением вытянула уставшие ноги и провалилась в глубокий, спокойный сон, каким спят после достойно прожитого дня.

Сон Гризелле снился интересный, яркий, и по сюжету запах серы, сопровождаемый жалобным зво­ном глиняных мисок, не предполагался.

— Вот ведь черт,— выругалась она, продирая гла­за.

— Он самый,— рассмеялся ночной гость, неви­димый в темноте.

— А без спецэффектов никак? Мог бы по-чело­вечески в дверь постучать.

— Велика радость — среди ночи перед твоей из­бой танцевать. Она только после семнадцатого поклона изволила обратить на меня внимание — повернулась задом. Ко мне, между прочим, не к лесу.  Собирайся, работа есть.

Сгинь нечистый! Какая работа ночью? Тем более что я уже двести лет как на пенсии!

— Гризеллочка,— елейным голоском черт,— работа действительно срочная!

— Сгинь, сказала! — Ведьма закрыла глаза, надеясь поймать обрывки ускользающего сна.

— Ну Гризелла,— заканючил рогатый гость,— ну войди в мое положение, ведь премии лишат. Бюро­краты из отдела Судьбы все переиграли, а мы стра­даем!

— Это бюрократы, не мои — сами и разби­райтесь! Сгинь,— сердито буркнула ведьма и глубже зарылась в одеяла.

— Помоги, мать родная! — Молитвенно сложив руки на груди, проситель опустился на колени и по­пытался выдавить скупую слезу. Глаза у нечистого были наглые и для подобной процедуры совершенно не приспособленные, поэтому попытка заплакать вызвала обратный эффект — старуха рассвирепела.

— Не доводи до греха — зашибу!

— Гризелла Бенесафуиловна,— взвыл черт,— в последний раз! Всем отделом на тебя молиться будем! Помоги, ради бога!

—Тьфу, богохульник, а это видел?— Бабка показала большую костлявую фигу и отвернулась к стене. Нечистый подполз ближе и неожиданно то неньким голоском запричитал:

— Ой, да что мне горемычному делать-то? Чем малых деточек кормить-то? Ой, по карману стукнут, мало не покажется!

— Я тебя тоже стукну. И тоже мало не покажется,— мрачно пообещала бабка,— да и детей у тебя нет  бесстыдник. И не смей играть да моем материнском инстинкте! Он давно атрофировался! Мне детей по должности, между прочим, кушать положено — три раза в дань! На завтрак, обед и ужин! Детушек, говоришь? Врешь! Всю премию на девок истратишь, знаю тебя, гуляку.

— Только на тебя, Гризеллочка, только из тебя! — Черт вдруг вспомнил о болезненном пристрастии ведьмы к ночной одежде и принялся вдохновенно врать — Я на днях такую симпатичную пижамку видел, закачаешься! Помоги, а я уж не обижу!

 — Обманешь ведь,— усомнилась бабка, но из-под одеяла все же вылезла.

— Да провалиться мне на этом месте! Такая вся розовенькая, в бантиках, а по низу гусята вышиты. Штанишки с оборками. А на кармашках тоже гусята, только покрупнее, вот те крест! — Черт истово пе­рекрестился.                                    

— Тьфу, ирод,— всплеснула руками сварливая хо­зяйка,— тебе по рангу креститься не положено! Опять Большой Босс чудит?

— Да нет, он сам удивлен. — Чувствуя, что ведьма уже готова согласиться, гость перевел дыхание и не­много расслабился. — Дело в том, что утвердили один план, а к исполнению представили совершенно другой.

— Ну и что? — Из-за ширмы, где ведьма пере­одевалась, ее голос звучал глухо, но заинтересованно.

— А то, что работу мы провели досрочно — со­гласно первому плану, а они...

—Ну-ну, научи дураков Богу молиться... Дальше-то что?

—А то, что у короля — сын, у королевства — наследник, а у нас премия... должна была быть. Мы уже собирались отметить, а тут, по вновь утверж­денному плану, оказалось, что все нужно переделать заново. Люцифер сказал, что если к утру не исправим, то он устроит нам коллективное лизание сковородок!

— Бессмертный Данте застрелится, увидев такое!

— Я первый бы его пристрелил за такую болез­ненную фантазию!

— А конкуренты что говорят? — спросила ведьма, повязывая облезлую шаль.

— А что конкуренты? Покачивают нимбами да посмеиваются. Сами, наверное, свинью и подложи­ли. — Черт устало вздохнул и присел на край стола, но так как плотность материи была разная, то он прошел сквозь дерево. Вся нижняя часть гостя скры­лась под веселенькой, в цветочек, скатеркой. Кар­тинка получилась забавная — половинка черта на столе, вместо цветочной вазы. Бабка хихикнула:

— Конкретнее, что с королевичем делать-то?

— Вот! — Черт вскинулся я откуда-то из воздуха достал лист бумаги.— Здесь все! Как изъять, куда положить и прочие подробности.

— Изверги,— возмутилась ведьма, пробежав гла­зами указ.— Это кто ж такой киднепинг выдумал? Нет, не возьму грех на душу!

— Не губи! — Рогатый снова упал на пол и обнял острые бабкины коленки.— На тебя вся надежда! Я к пижаме чепчик добавлю, чтобы комплектом было!

— Чепчик? — уточнила Гризелла.

— Да, чепчик и... — Тут черт задумался, вспоми­ная, что же еще надевают женщины, ложась в по­стель, но в голову ничего не приходило. Он точно знал, что нормальные люди и, кстати, нелюди тоже, ложась в постель, раздеваются, а не наоборот,— ...еще чепчик!

— Ну, смотри у меня, не заплатишь — три шкуры спущу!

— Да за кого ты меня принимаешь?

— За прохвоста,— просто ответила бабка.— Лад­но, сегодня помогу, но учти — в последний раз!

Обрадованный черт расцеловал старуху и пропал, а ведьма, оседлав помело, вылетела в трубу.

В королевском дворце было необычайно тихо. Да и немудрено устать после семидневного празднества по случаю рождения наследника, все балы да тур­ниры, балы да турниры...

Замок спал. Лишь часовые изредка переклика­лись, нарушая ночную тишь. Но вот какая-то сонная одурь навалилась на стражников, слепляя веки, и вскоре они все до единого погрузились в сон. Все спали мертвым сном, и некому было заметить ма­ленькую фигурку, скользнувшую в огромное двор­цовое окно.

Гризелла, а это была именно она, немного по­плутала по многочисленным залам да коридорам, но все же нашла детскую. С ворчанием, спотыкаясь о спавших на полу служанок, она подошла к колыбели, бережно переложила пахнущего молоком младенца в большую корзину, закрепила ее за спиной и уже хотела было покинуть дворец тем же путем — через окно, как вдруг заметила меч.

— Нехорошо этак, совсем без надежды-то,— про­шептала ведьма, с трудом отрывая его от пола. С третьей попытки ей удалось подтащить богатырское оружие к окну и столкнуть вниз.

Благородный клинок мягко, словно в масло, вошел в каменные плиты двора. Ведьма прошептала вслед заклинание, ещё раз горестно вздохнула и, поправив за плечами корзину с младенцем, полетела выполнять предписание.

Сонное оцепенение, упавшее на город, исчезло, пробудились от странного сна стражники, где-то да­леко завыла собака. Светало. В королевстве наступил новый день.

Белое солнце грело утопавшую в зелени землю, топило лед на горных вершинах. Оно же мешало дышать, поджаривало на медленном огне пешеходов, рискнувших пуститься в дорогу в такой жаркий день, но юношу в яркой одежде это, кажется, не смущало. Он шел легкой походкой, немного вразвалку, при каждом шаге подавая вперед то одно плечо, то другое. Большие синие глаза лучились, красивые губы улы­бались. Юноша был строен и высок, но еще не при­обрел той широты плеч, что свойственна мужчинам зрелого возраста. Белый бархат, расшитый золотыми и серебряными цветами, отвлекал внимание от худосочности фигуры. Кожаный поясок обнимал тон­кую талию, из-под него струилась ткань камзола, достигая середины бедра. Штаны кислотно-желтого цвета были заправлены в красные сапожки, почему-то снабженные шпорами. Можно было подумать, что парень — танцор. Он оставлял в дорожной пыли ак­куратную елочку шагов, широко разводя носки. Ино­гда шпоры цеплялись друг за друга, но он, видимо, не догадывался, что их можно снять.