Меж явью и сном (СИ) - Страница 3
Звук гитары резко прервался, когда Элис толкнула дверь. Застыв на пороге, девушка испуганно вглядывалась в темноту — свет был выключен, но глаза постепенно привыкали различать предметы в отблеске вечернего фонаря из окна. Здесь стоял рояль, барабанная установка, мягкие диваны, стулья, микрофоны. Повсюду валялись исписанные листы бумаги. Это была студия.
— Здравствуйте, есть тут кто? — Элис уже не была уверена, что бренчание гитары ей не почудилось, потому что в комнате не раздавалось больше ни звука, и не было видно людей. — Я не отниму у вас много времени и не буду навязчивой, я только хотела спросить…
Опять тишина. Озадаченная Элис шагнула внутрь, пытаясь разглядеть человеческий силуэт, но видела только пустую мебель и медленное колыхание от сквозняка портьеры. Выходит, ей просто послышалось. Конечно, Эдвард сейчас развлекается с Беллой…
Переборов смущение, Элис прошла еще немного вперед, чтобы поднять с пола небрежно брошенный лист и прочесть несколько строк:
Странная жизнь: есть все, чего не пожелаю,
Нет только чувства, будто я живу.
Мне кажется, я снова умираю,
Все как тогда, когда… (зачеркнуто).
Это были четверостишие из еще не написанной песни, новой песни Эдварда Каллена. Элис Брендон ощутила его боль всеми фибрами души, как и всегда, когда читала или слышала строки из его великолепных песен.
Она взяла другой исписанный лист с рояля: здесь были не только слова, но и ноты. Имея начальное музыкальное образование, Элис почувствовала, как невольно начала напевать вслух, пытаясь воспроизвести безымянную мелодию:
— Эмоций шквал, я весь горю
В огне несбывшихся надежд.
Я об одном тебя молю:
Не уступай хвальбе невежд…
Не верь тому, что говорят,
Не слушай лживых сплетен СМИ…
Элис вздрогнула, услышав звук позади. Она резко обернулась, уронив лист, и тот упал с тихим шелестом на ковер. В комнате по-прежнему не было ни одной живой души, зато на тумбе девушка разглядела фотографию в рамке. Подойдя ближе и взяв ее в руки, Элис Брендон с удивлением рассматривала двух смеющихся мужчин: они по-братски обнимали друг друга за плечи, на их улыбающихся лицах играли солнечные блики, брови, волосы и шарфы были покрыты снегом, а позади в синее небо устремлялись горные вершины. Юноши были удивительно похожи, только у старшего волосы оказались на тон светлее, а на щеках проявлялись прекрасные ямочки. Младшим, выглядевшим на этом снимке лет на семнадцать, не больше, был Эдвард Каллен, а вот кто второй, Элис мгновенно догадалась по сходству черт — это наверняка был его брат, который чудом когда-то не погиб, и которого давным-давно никто не видел. На обратной стороне были подписаны имена: Эдвард и Джаспер, покорители Анд, 1992.
Элис хмуро обвела глазами комнату, рассматривая творческий беспорядок, и вдруг ахнула, когда ей в голову пришла одна безумная мысль. Она схватила еще один исписанный лист с много раз перечеркнутым текстом неудачной песни, потом еще и еще один, читая строки и убеждаясь, что все это писал один человек. И вряд ли это был Эдвард Каллен — тот веселый и словоохотливый, открытый миру, купающийся в славе исполнитель, с которым Элис недавно имела честь познакомиться. Внезапно ей стало ясно, откуда возник необъяснимый диссонанс.
— Боже, это не он пишет эти песни, это его брат! — ахнула она и тут же прикрыла ладонью рот. Возглас прозвучал слишком громко, напугав ее саму и невидимого собеседника, который мог прятаться здесь. Наткнувшись взглядом на стоявшую у окна капельницу, Элис еще сильнее уверилась в своем необыкновенном открытии.
В ее разуме выстраивалась понятная картина: брат Эдварда Каллена выжил в том туристическом походе, но тяжело пострадал. Должно быть, он не может появляться на публике, но вот чего у него не отнимешь, так это огромного количества времени и таланта! Элис не могла себе вообразить, что заставляет его скрываться от людей: внешние увечья или не пережитая душевная травма, а может какая-то страшная неизлечимая болезнь. Но она точно знала: душа героя ее грез плачет с исписанных листов, задевая струны ее сердца, и Элис плачет вместе с ним. Именно его Элис любила все эти годы, именно он спас ее от смерти и помог добиться успехов. На встречу именно с ним Элис хотела попасть, а Эдвард Каллен — пустая яркая обертка без души — пусть достается Белле.
— Это несправедливо! — решительно сказала она темноте, собирая валяющиеся повсюду листы, твердо намеренная распространить свое новое открытие, чтобы поклонницы знали настоящего исполнителя великолепных песен в лицо, ну или хотя бы по имени. — Я не знаю, что с тобой произошло, Джаспер, но выступать на сцене должен ты.
Отчего-то Элис была уверена, что брат Эдварда находится здесь, в этой комнате, просто не показывается на глаза. Она ощущала его присутствие сердцем.
Девушка направилась к двери и включила свет. Именно тогда от окна раздался бархатный низкий голос:
— Не стоило.
Вздохнув, Элис повернулась на голос и улыбнулась невидимому собеседнику. Ее душа рвалась навстречу исполнителю, даже если она не видит его лица. Он был ее путеводной звездой, и Элис сделала бы все возможное, и даже невозможное, чтобы помочь любимому мужчине справиться с любыми проблемами. Она любила его за душу, а не за внешнюю красоту.
— Твои песни великолепны, — сказала она, смаргивая непрошенные слезы.
— Спасибо, — тихо ответил он. Элис поняла, что парень прячется за портьерой. Он не собирался выходить. — Ты тоже…
Элис решила, что ослышалась.
— Почему ты позволяешь своему брату забирать твою славу? — пробормотала она, показывая на листы. Чувство несправедливости жгло ее влюбленное девичье сердце, полное горечи и обиды.
— У нас семейный подряд, — ответил обладатель приятного глубокого баритона, в чем-то очень похожего на голос Эдварда Каллена, только даже богаче. От этого звука мурашки бежали у девушки по спине. — Я сочиняю — он поет.
— Но почему он выдает твои песни за свои?! — Элис была возмущена. — Даже если сам ты не можешь или не хочешь выступать, почему не сказать всем, кто настоящий автор текстов?!
— Есть причины… — начал было голос, но оборвал фразу на полуслове, закончив кратко и сухо: — Это просто бизнес.
— Вот именно, — настаивала Элис, шажочек за шажочком приближаясь к объекту своей страсти, прячущемуся от ее любопытных глаз. — У вас много денег, вы можете нанять лучших докторов. Любое внешнее уродство можно исправить с помощью пластической хирургии, и я уверена, что нет ничего невозможного…
— Никакая хирургия не исправит уродства моей души, — перебил он ее.
Элис нахмурилась от непонятного признания.
— Что ты! — прошептала она пораженно, широко распахивая глаза. — Твоя душа прекрасна. Я не встречала никого прекраснее тебя!
— Ты говоришь об Эдварде — о том, чье лицо видишь на выпущенных альбомах.
Элис неистово замотала головой.
— Неправда, — воскликнула обиженно она. — Я говорю о том, чьи песни тронули мое сердце. И мне всегда было не важно, как он выглядит — я сразу поняла, когда разговаривала с твоим братом сегодня, что эти песни написал не он! Я не его — тебя искала… Ты подарил мне свет, ты указал мне путь. Твои песни спасли меня, Джаспер… — откровение отняло у Элис слишком много сил, и она опустила голову, тайком смахивая набежавшие слезинки.