Меж двух огней (СИ) - Страница 57

— Он плохой человек, — сказала она.

— Я знаю, — ответил я, немного помолчав. — И он заслуживает наказания. Но без твоей помощи наказать его я не смогу.

Девочка молчала долго.

В какой-то момент мне стало казаться, что она и вовсе не заговорит. Что вот-вот она неловко встанет и попросит, чтобы Алим увел ее прочь. Что девочка решит закрыться не только от нас, но и от всего мира вообще. Пусть даже и не в земляной норе, как раньше, а лишь под колесом одного из советских БТР.

Но Махваш удивила меня. И заговорила.

— Он бросил нас, когда я пережила свою десятую весну, — сказала она. — Он ушел. А потом вернулся.

Тогда Махваш заговорила. И рассказ ее не был стройным, линейным монологом. Не был историей, которую начинают сначала, а потом движутся к концу.

Девочка говорила отрывисто. Ее слова были образами, краткими, но точными, словно вспышки из памяти. А ее плечи при этом подрагивали. Я видел, как в больших темных глазах девчонки поблескивают слезы.

Она рассказала, что два года тому назад ее отец ушел в горы. Ушел, как он тогда сказал, вести джихад и убивать неверных захватчиков, что несправедливо топчут нашу землю.

Отец был жесток, а потому Махваш и ее мать не сильно горевали по нему.

Он вернулся два месяца назад.

К этому моменту ее мать сошлась с другим мужчиной. Мужчина был добр к Махваш, и она приняла этого нового мужчину как собственного отчима.

Но когда он вернулся, все изменилось.

Мерзак пришел не один. Он явился в кишлак в сопровождении пятерых вооруженных всадников. Мерзак обвинил ее мать в том, что она совершила грех, сойдясь с другим мужчиной, а его — в том, что он возжелал жену ближнего своего.

Обоих убили тем же вечером.

А потом он забрал девочку с собой.

Долгие недели она скиталась вместе с отцом и его людьми по пыльным дорогам пустыни, по вонючим стоянкам, по сырым горным пещерам.

В то время Махваш смотрела на все происходящее отстраненно. Так, словно бы все это случалось не с ней, а с кем-то другим. Будто бы она и не была больше Махваш из кишлака Хумри. Будто бы она стала куклой. Просто тряпичной куклой, набитой соломой, которая ничего не чувствует.

Так продолжалось до момента, когда отец объявил ей о том, что она выходит замуж.

— Я никогда не видела его, — сказала Махваш. — Не знала, стар ли он или молод. Не знала, красиво или уродливо его лицо. Я знала лишь одно: я не желаю быть игрушкой в чужих руках. Не желаю попасть в руки к какому-то главарю бандитов, чтобы отец смог поправить свои дела за счет этого. Я решила перестать быть куклой.

Когда отец привез ее вот в эти горы, чтобы встретиться с женихом и его бандой, они наткнулись на каких-то душманов. Мирзак поссорился с ними, а когда завязался бой, девочка сумела сбежать.

— Но меня постоянно искали, — сказала она каким-то низким, совершенно не похожим на детский голосом. — Прятаться приходилось хорошо. Вчера ночью я чуть не попалась им. Наблюдала за бандитами моего отца, когда они ловили странного, непонятно одетого незнакомца. Он говорил на дари не так, как говорят нормальные люди. Странно выговаривал слова. Бандиты отца побили его и куда-то поволокли. А я, засмотревшись на это, едва успела спрятаться.

Значит, я был прав. Значит, именно этот Мирзак схватил Стоуна. Нужно поспешить, пока американец либо не погиб, либо не умудрился как-нибудь вывернуться из того дерьма, в котором оказался.

— Ты знаешь, где прячется твой отец? — помолчав немного, спросил я.

— Она говорит, — выслушав тихое бормотание Махваш, перевел Канджиев, — что хотела бы забыть об этом месте.

— Скажи ей, что она забудет. Очень скоро забудет, — кивнул я девочке. — Но для этого она должна рассказать нам, где логово ее отца.

— Мы переждем ночь в горах, — сказал я негромко, — а как посветлеет, отыщем его логово.

Ночью выбраться из лагеря было проще, и когда караулы на постах сменились, нам с Алимом пришло время действовать.

Я не мог позволить себе взять на эту вылазку больше людей. Не мог обескровить и без того ослабший взвод Мухи. Потому взял с собой лишь того, кому мог целиком и полностью доверять — Алима Канджиева.

Это обстоятельство, кажется, приободрило снайпера. Несмотря на ранение, которое, впрочем, уже стало подзаживать, он поднимался достаточно бодро и совсем не отставал. Хорошо держал темп.

Пробираться по сокрытому тьмой склону было непросто, и потому я рассудил, что необходимо отдалиться от стоянки взвода на некоторое расстояние, а потом затаиться, чтобы продолжить путь уже с рассветом. И, как минимум, не переломать ноги.

К слову, где переждать темноту, нам подсказала Махваш.

— Если идти точно вверх, — сказала она тогда, — а потом повернуть в сторону тех скал, вы найдете большой камень, похожий на воронью голову. Под ним есть пещера. Я ночевала там последние пять дней.

К ней, к этой пещере, мы и держали путь.

— Как-то просто у нас все с тобой получается, — сказал Алим, пока мы тайком пробирались вверх по склону, не отойдя от стоянки и ста метров. — Муха ведь держал тебя под присмотром. И неужели так легко отпустил?

Мне не пришлось отвечать Канджиеву. Не пришлось, потому что за меня это сделали пограничники. Они появились из-за скал, камней и складок местности. Выбрались из-за бугристых извилистых корней сухого ствола дерева, высохшего на склоне.

Их было четверо. Черные, почти неподвижные и тихие как тени, они приблизились спокойно, словно не ожидали никакого сопротивления. Вел бойцов Андро Геворкадзе.

«Муха не подвел, — подумал я тогда. — Я ожидал от старлея подобного фортеля».

Даже больше того, я был к нему готов.

Когда Андро приблизился, держа на груди автомат, остальные пограничники его отделения застыли у него за спиной в полнейшем молчании.

Пограничники ждали нас выше по склону. Андро подошел и возвысился над нами с Канджиевым. В темноте я не мог различить лица сержанта — лишь глаза, казавшиеся светлыми на фоне тьмы пятнами. Геворкадзе я различил по телосложению и осанке.

— Вот так встреча, — стараясь скрыть нервозность в голосе, начал Геворкадзе, — уже второй раз, но теперь в обратную сторону, да?

Андро как-то грустно хмыкнул. Когда я ему не ответил, улыбка пропала с лица сержанта.

— Я думал, Саша, — продолжил Андро, и голос его стал ледяным, как металл, — думал, что ты решишься на это снова. Но, видать, Муха оказался прав.

— Мы уходим, Андро, — негромко сказал я. Сказал не как старший по званию нижестоящему, а как солдат — солдату. — Мы уходим, и остановить нас не выйдет.

— Я понимаю, — немного помолчав, начал Андро, — что тебе важно поймать этого американца. Но приказ есть приказ.

— И, конечно же, ты должен выполнить приказание своего командира, — не менее холодно ответил я.

— Так точно. Должен, — сказал Геворкадзе, крепче сжав автомат. — А приказ четкий и ясный — арестовать тебя, Саша.