Меж двух огней (СИ) - Страница 53

— Почему ты не взял меня с собой, Саша? — вдруг спросил Алим, глядя на то, как два бойца, под присмотром Андро, тащат куда-то большой ящик с патронами.

— Ммм?

— Почему ты не взял меня идти в горы? Я ведь просил тебя.

— А разве тебе это не очевидно, Алим? — проговорил я, укладывая жирный кусок тушёнки на галет.

Алим ответил не сразу. Некоторое время он просто сидел на камне, уставившись на мельтешащих среди машин людей. Краем глаза я видел, как пепел опадает с его сигареты, зажатой в грубых пальцах Канджиева. Казалось, Алим позабыл о ней.

— Ты мне больше не доверяешь, — проговорил он горько.

Я вздохнул.

— Алим. Ты ранен. И слаб. Ты не выдержал бы не то что боя за колонну, ты не выдержал бы даже подъема.

— Наверное… Наверное, ты сделал правильно, — продолжил Алим, словно бы и не слушая моих слов. — Потому что я и сам себе сейчас не доверяю. Я…

— Алим, помнишь, что я говорил тебе тогда, под берёзкой?

Алим удивился. Глянул на меня, широко раскрыв глаза.

— Каждое слово.

— Вот и хорошо, — я кивнул. — Потому как тогда я говорил с тобой. Говорю и сейчас. Но с теми, кого считаю предателями — не разговариваю никогда.

— Но я…

— Ты ранен, Алим. Бой был непростым. Пойди ты с нами, мы должны были бы защищать тебя. Так не проще бы было защитить иначе? Просто не подвергать тебя опасности, пока ты не восстановишься.

— Я хороший стрелок, Саша, — обиделся Алим. — Ты же знаешь…

— Бычка тоже был хорошим стрелком. Смыкало был хорошим стрелком. Звягинцев тоже.

Алим замолчал. Я тоже. Некоторое время мы сидели в тишине.

Я наблюдал за тем, как Матавой учит Махваш играть в крестики-нолики. Вместе они сидели под колесом Зила. Матавой скрёб по земле перочинным ножичком. Передавал его девочке. Тогда скребла она. А ещё — оба улыбались.

— Ты говорил с ней? — спросил я негромко.

— С девочкой? Да.

— Она что-нибудь о себе рассказала?

— Немного, — вздохнул Алим, потом затянулся сигаретой.

— И что же?

Алим повременил отвечать. Выпустил дым носом.

— Она сбежала от отца. Говорила, что её мать умерла, а отец хотел выдать её замуж. Махваш не хотела замуж. А потому сбежала из дома.

— Немножко не типично для афганской девочки. Тебе не кажется?

— Кажется, — покивал Алим. — Но она плохо отвечает на вопросы. Всегда молчит.

— Далеко же она забралась, — проговорил я задумчиво. — В самый Темняк.

— Я пытался спросить, как она здесь оказалась. Но девочка не говорит, — ответил Алим. — Когда я спросил, как давно она тут прячется, она ответила…

— Что?

Я отложил банку. Отхлебнул из фляжки.

— Ответила, что и сама уже не знает сколько. Сказала — много дней.

Из-за «Бедфорда» появился конвой. Два пограничника вели пленного Сахибзада прочь от машин. Видимо, душман попросился по нужде. Когда он заметил девочку, то, казалось бы, удивился. Буквально впился в неё глазами. Таращился даже тогда, когда конвой провёл его мимо Зила. Махваш только проводила душмана злым взглядом.

— Нужно сказать парням, — угрюмо начал Алим, — чтобы держали этого сукина сына подальше от девочки. Видел, как он на неё уставился? Извращенец.

— Видел, — проговорил я, тоже провожая взглядом душмана.

Вот только в его поведении, в его глазах и том, как он смотрел на Махваш, я совершенно не увидел того, что имел в виду Алим. Казалось, душман узнал девочку. Узнал и оттого очень удивился.

Странно, но конвоиры не повели Сахибзада обратно. А уже через десять минут я узнал, почему.

— Саша, — сказал подошедший к нам с Алимом Муха. — Пойдём. Душманчик наш расчерикался.

— В чём дело? — встал я, отряхивая брюки от крошек.

— Не знаю, — пожал плечами Муха. — Сказать что-то хочет. Говорит, что-то важное. Вот я и решил тебя позвать. Хочу, чтобы ты помог с допросом.

От автора:

Долг перед Отечеством, или семья? Иезуиты украли моего сына. Я стою с войском у крымской крепости Перекоп. Как поступить? Драться и мстить! Мой ученик, царь Петр Алексеевич, поможет в этом.

Ссылка на 5 том серии «Слуга Государев»

https://author.today/work/516595

— И что он хочет нам рассказать? — спросил я, когда мы с Мухой шли к месту, где держали Сахибзада.

— Понятия не имею, — ответил Муха. — Сказал, что хочет о чем-то предупредить. Но ты ж знаешь, Саня — это хитрый сукин сын. Хитрость эта у него самого на всей харе написана.

Муха почесал шею. Поправил пыльноватую кепи. Продолжил:

— Вот я и решил, что надо и тебя с собой взять. Потому как он сто процентов крутить будет. Что-то выторговывать. Так что… Две головы лучше, чем одна. Тем более, что ты всех этих сволочей насквозь видишь.

Я смолчал, припоминая, как странно Сахибзад посматривал на Махваш. Пожалуй, тогда во взгляде его, вместе с удивлением, поблескивало и еще кое-что — страх.

— Это ж он не по доброте душевной расколоться решил, да? — прервал Муха тишину, нарушаемую только хрустом камней у нас под сапогами, да отдаленным покрикиванием работавших солдат. — Наверняка что-то хочет, червь.

Мы обошли ЗИЛ с заднего борта, направились к командирской бронемашине, стоявшей перед остовом душманского УАЗика головного дозора. У дороги, за кормой БТРа, на большом камне сидел Сахибзад.

Я заметил, что руки ему не связали, оставили прямо так. Рядом дежурили два конвоира, курили. Когда мы приблизились, Муха многозначительно положил руку на кобуру своего Стечкина. Сахибзад молчал, глядя то на меня, то на старлея снизу вверх. Душман явно нервничал. Неспокойно разминал пальцы.

— Не безобразничал? — спросил Муха у пограничников.

— Никак нет, товарищ старший лейтенант.

— Хорошо, тогда свободны, дальше мы сами.

Конвоиры переглянулись, отрапортовали «есть» и отошли.

— Как нужны будете, крикну! — сказал им вслед Муха.

— Есть!

— Есть.

Мы встали над Сахибзадом. Муха уперся кулаками в боки. Я скрестил руки на груди. Сахибзад молчал. Видимо, ждал, что мы начнем первыми. А может быть… боялся заговорить.

— Спроси его, — развеял я начавшую было густеть между нами тишину. — Почему он так смотрел на ту девочку?

— На афганку? — удивился Муха, глянув на меня и вопросительно приподняв бровь.

— Таращился. Глаз не отрывал, — кивнул я.

Муха поджал губы, засопел. Потом сказал Сахибзаде несколько слов. Сахибзад ответил. Душман говорил долго, что-то перечислял, видимо, говорил о своих условиях.

Муха, слушавший его, с каждым словом, произнесенным душманом, хмурился все сильнее. Когда дух закончил, Муха сплюнул, выругался. Сахибзада, кажется, это напугало. Душман аж вздрогнул. Зрачки его забегали из стороны в сторону. Он тяжело сглотнул, некрасиво оттопырив нижнюю губу. Однако дух быстро взял себя в руки и даже приосанился. Добавил еще несколько слов.

— Что он говорит? — спросил я.

— Говорит, что мы сами не знаем, кого взяли, — ответил Муха, покачав головой. — Что, наверное, думаем, будто бы спасли потерявшегося ребенка, но на самом деле принесли в лагерь бомбу замедленного действия.

— Даже так? — хмыкнул я. — И почему же?

— А вот тут начинается самое интересное, — Муха презрительно уставился на Сахибзада. — Этот черт не говорит почему. Торгуется. Слыхал, чего удумал? У него, значится, три пункта. Перво-наперво хочет, чтобы, когда мы его нашим передавали, то замолвили за него словечко. Ну, что помогал нам.

Сахибзад молчал, слушал, как мы переговариваемся, но, конечно же, не мог ничего понять. Только с интересом наблюдал за нашими реакциями. Казалось, пытался читать нас, понять, как мы отнесемся к его условиям.

— Второе… — начал было Муха, но осекся. Изобразил возмущение: — Ну тут я даже не знаю, что ему ответить. Потому как наглый этот черт, как настоящая скотина.

— Наглый? — спросил я с усмешкой.