Меж двух огней (СИ) - Страница 8

Никита посмотрел на нее в тусклом свете луны. Маша упрямо сжала губы.

— Почему тебя так это задевает? Но при этом тебе плевать на… кого я там трахнул на прошлой неделе?

— Потому что ты даже имени ее не помнишь. А Елизарова вообще ничего не сделала, чтобы… Ой, да отвали, Верейский. Ты меня зачем позвал? Вот и давай потрахаемся без душевных разговоров.

Никита приподнял задницу и стянул с себя пижамные штаны.

— Она вчера опять ебалась с Исаевым и опять пришла вся в синяках, — вкрадчиво сообщила Маша, снимая трусы.

Он рывком перевернулся и навалился на нее.

— В каких синяках?

Маша тихо рассмеялась и потянулась к нему бедрами.

— Трахни меня, тогда расскажу.

Злость придавала сил, кровать скрипела так, будто вот-вот развалится. Он видел собственные движения в темном окне, как в зеркале, и не узнавал себя. Маша стонала под ним, и Никита даже не пытался зажать ей рот — ему было плевать, если Варламова каким-то образом преодолеет заклятия и услышит их.

— Нравится? — шепнул он, медленно вынимая член и так же неспешно засаживая вновь — чтобы дать ногам передохнуть.

— Ты же знаешь, что да, — прошипела Маша.

— Хочешь еще?

— Я убью тебя, Верейский.

— Любишь меня?

Она уставилась на него, и Никита понимал, почему. Он никогда не задавал этот вопрос, но, кажется, знал на него ответ.

— Я люблю твой член, если ты об этом.

— Я не об этом, — небрежно сказал он и снова занялся ее дыркой.

Маша тяжело дышала, но не издавала больше ни звука. Никита оперся на подушку рядом с ее плечом, другой рукой придержал ее бедро и кинул взгляд в сторону кабинета Варламовой.

Он увидел огромные зеленые глаза, отпустил ногу Маши и остановился.

Мне привиделось, мелькнуло в голове, потому что я сейчас думаю о ней.

— Ева, — одними губами произнес Никита.

Сердце колотилось где-то в районе кадыка, член не опадал, было желание проигнорировать ее присутствие и продолжить, но он не мог и не хотел шевелиться. Как будто, замерев, можно было стереть из памяти последние двадцать секунд.

— Я… пожалуй, позже зайду, — еле слышно пролепетала Ева.

Никита смотрел на нее, и ему уже во второй раз за последнюю неделю захотелось сдохнуть.

— Елизарова? Ты какого хрена не спишь? — прошептала Маша, приподнявшись на локтях.

Ева явно не знала куда себя девать, но, узнав Машу, от неожиданности почти спокойно ответила:

— Я тут палочку вечером забыла.

Она попятилась, натолкнулась на косяк спиной, поморщилась от боли — и выскочила в коридор.

Никита смотрел на то место, где она стояла, и пытался унять дрожь. Маша выглядела растерянной — но не расстроенной.

— Я с ней… поговорю утром, — сказала она.

Никита заставил себя вернуться к их занятию.

Он перевернул Машу, поставил на четвереньки и быстро довел дело до конца.

— Ну, классно потрахались, — протянула та, напяливая трусы.

Никита рухнул на кровать, даже не подумав прикрыться. Он откинул волосы со лба и равнодушно сказал:

— Так даже лучше. Надоело врать.

— Мы не врали, мы недоговаривали.

— Подмена понятий не упрощает дерьмовую ситуацию.

— Зато теперь нам нет смысла прекращать, раз Елизарова все знает. Ты ведь из-за нее хотел это сделать, — подняла брови Маша, и Никита через силу улыбнулся:

— Я передумал. — Он ударил себя по коленям и бодро заявил: — Так, я тебя выебал, ты обещала кое-что рассказать.

— А, про это. Да нечего рассказывать, — коротко пожала плечами Маша. — Елизаровой нравится, когда ее грязно ебут на столе. Кто бы мог подумать, да? С ее-то глазищами — и такая… э-э… особенность. У нее на спине живого места нет. Я, кстати, не сплетница, рассказываю только тебе. — Она сделала паузу и тихо добавила: — Ты же наш друг.

Никита не смотрел на нее. Ему было так паршиво, будто кишки вывернули наизнанку, и он воспользовался испытанным способом, чтобы прийти в себя — расхохотался.

— Ты чего ржешь? — прищурилась Маша.

— А мы с Елизаровой теперь в расчете. Я только сейчас это понял.

— Ты о чем?

— Ну, а ты трахни меня, тогда расскажу, — передразнил Никита ее собственные слова.

— Ну что ты за мудак, — беззлобно отозвалась Маша и, уходя, показала ему средний палец.

Никита забрался под одеяло, переложил подушку на другую сторону, чтобы оказаться лицом к окну, и завел руки за голову.

Он смотрел, как луна бледнеет в небе, словно на нее наложили скверно выполненные чары иссушения.

И точно так же, как эта луна, иссякали в нем стыд и нужда притворяться.

Никита закрыл глаза и слепо ухмыльнулся темноте за окном — он знал, что теперь может говорить только правду.

Я не знала, как на это реагировать.

У меня была отличная фантазия, и я могла представить себе все, что угодно, кроме двух вещей. Первое — я до последнего не верила, что я волшебница. Даже когда принесли письмо, и Захар мне все уши прожужжал про чародейский мир, я не верила, пока переступила порог усадьбы Виридар.

А второе — несмотря на то, что видела Челси и Ника своими глазами, я до сих пор не могла осознать, что они трахались.

Забравшись на кровать с ногами, я нырнула под одеяло, сжала виски пальцами и попыталась уложить все это в голове.

Как у них вообще дошло до секса? Они даже ни разу не целовались.

Но я с Исаевым тоже почти не целовалась. Маша с Никитой хотя бы разговаривают каждый день.

Ладно, наверное, я думаю не с того конца.

Почему я не заметила, что между ними что-то есть? Получается либо я слепая, либо между ними и нет ничего.

Ага, секс-то был? Был.

Блин, да как Челси вообще оказалась в больничном покое?

Ногами пришла, это же логично. То есть она пришла его навестить после полуночи и… а потом что? Пришла — и…

Дальше воображение отказывало.

Пришла ногами и легла к нему в постель голая, раздвинув их?

Может, Ник случайно съел пирожки Масловой, и те как-то не так сработали?

Я накрылась подушкой и решительно поставила себя на место Челси.

Никита красивый, высокий, у него потрясающий голос, он самый обаятельный человек, которого я знаю. Которого Маша знает — я же на ее месте. Он всякий раз перед экзаменами давал нам свои прошлогодние записи и именно он вытирал мне слезы, когда меня впервые обозвали приблудной. Челси вроде не ревела, когда ее оскорбили так же, но Ник, я знаю, обучил ее Рвотному сглазу на такие случаи.

Так, ну хорошо, отбросив тот факт, что Маша с Никитой дружат с нашего первого курса, я допускаю, что Маше просто захотелось. С ней бывает. Она слаба на передок, обожает красивые члены и может вспоминать их часами.

Но не член же Никиты.

А чем он, собственно, хуже?

Я не должна думать сейчас о члене Ника, хотя, благодаря Исаеву и Руслану, теперь знаю в подробностях, как они выглядят.

Конечно, у Верейского есть член — я не знаю, как он выглядит — ведь Ник им трахает всех своих девушек. У него не может не быть члена. Даже у папы он есть, и с этим стоит смириться.

Итак, у Ника есть член, Челси пришла его навестить — Ника, а не член — и что, Никита взял и поимел ее? Вот так просто снял штаны, достал и засунул ей, будто пописать сходил?

Это не его стиль.

Да ты-то откуда знаешь, какой у него стиль, Елизарова?

Хм, не зря же Верейского обожают всем Виридаром. Однокурсницы Ника частенько упоминали в своих туалетных хихиканьях его язык, но я старалась не прислушиваться. Может, зря?

Отбросив подушку, я вспомнила, как Никита угощал меня сегодня шоколадкой — и попыталась додумать, как это простое действие могло бы закончиться сексом.

Наверное, никак.

Он никогда не целовал ни меня, ни Машу в губы. Обычно же с этого начинают, и именно так Ник поступал с девушками в коридорах. Не стеснялся даже преподавателей. Интересно, его поэтому сделали старостой академии? Сложно ослушаться того, кто сделал тебе ночью хорошо.