Меж двух огней (СИ) - Страница 7

— Есть в этом и свои плюсы, — я следила, как Кирсанов встает из-за своего стола и направляется к нашему.

— Эфо кафие же? — с набитым ртом спросила Челси.

— Не придется долго объяснять Денису, почему нам стоит расстаться.

В ту же минуту я услышала негромкое: «Ева, мы можем поговорить?» и поставила стакан на стол. Челси сделала вид, что ее тут нет, а мне пришлось взглянуть ему в глаза.

— Давай через десять минут в кабинете боевой магии?

В кабинете Шереметьева Денис минут пять убеждал меня, что не верит сплетням и что все нормально, и что все эти слухи никак не скажутся на наших отношениях.

— А то, что все это правда, и я все-таки переспала с Исаевым — скажется? — прервала я его. У меня так болели спина и голова, что было плевать.

Он полминуты открывал рот как рыба, а потом выдавил:

— Ты же шутишь, Ева? — Я молчала. — Зачем ты это сделала?

— Прости, Денис, но я не слышала более глупого вопроса. Я тебе изменила, я сволочь, и нам нужно расстаться, — с расстановкой произнесла я. — Так бывает.

— То есть ты теперь с Исаевым? — прищурился он.

Я медленно покачала головой.

— Нет, мы с ним не встречаемся.

— То есть ты с ним не встречаешься, но все равно дала ему. — Денис несколько раз глубоко вздохнул и уже спокойнее добавил, как будто принял только ему известное решение: — Но со мной-то ты встречаешься. Значит, я могу рассчитывать на ту же благосклонность, что и Исаев. — Его глаза странно заблестели, он взял меня за руку, и я не нашлась, что ответить. — Все совершают ошибки, Ева. Я не хочу, чтобы твоя нам помешала.

Я бы не назвала секс с Исаевым ошибкой, но не стала произносить этого вслух.

Да уж, кому расскажешь — не поверят.

— То есть ты призналась, а он все равно собирается с тобой это самое? — не поверила Челси.

— Угу.

— Интересненько. Как же ему тебя трахнуть-то хочется, даже готов в очередь встать.

— А может, это любовь? — я хихикнула и дописала еще пару строк в реферат о превращении человека в неживой предмет.

Маша покрутила пальцем у виска и унеслась на тренировку.

Исаева я сегодня видела мельком на парах и, честно говоря, вздохнула с облегчением, когда он не стал лезть с разговорами. Мне казалось, что даже Топ-Топ знает о нас с ним.

Без десяти девять я нехотя отложила реферат и поплелась в больничный покой.

Там меня ожидала высокая гора грязных склянок из-под эликсиров и настоек, а еще Ник, который уже мог вставать и ходить по палате.

— Завтра буду ночевать у себя, не могу уже видеть эти стены, — поморщился он.

Я честно положила палочку на подоконник, закатала рукава, Никита сделал то же самое и заявил:

— Помогу тебе.

— Ты хоть раз держал тряпку в руках? — ухмыльнулась я, глядя, как он неловко наливает на ткань чистящий раствор.

— Не-а, зачем мне? Ну, только на отработках, но у меня плохо получается.

— Неженка, — поддразнила я и принялась за первую колбу.

Ник, на самом деле, старался, и к концу второго часа около него высилась целая горка чистой тары, не считая разбитой стеклянной чаши и трех треснувших пробирок.

— Восстановись, — велел он и потер лоб тыльной стороной ладони. — Почему это средство так воняет, а?

— Все! — объявила я, закончив с крохотным котелком. — Самое обидное, что все это можно было сделать за полминуты. Если сложить все время, которое мы тратим на бесполезные занятия, получится пара лишних лет жизни.

— Можешь забрать мои, — усмехнулся Ник. — Ну, пару лет, — пояснил он, заметив мой непонимающий взгляд. — Ты вот сколько планируешь жить? Давай я проживу на пару лет меньше положенного, а их отдам тебе.

Меня отчасти пугали такие разговоры.

— А что, так можно было? — засмеялась я.

— Ну, надо попробовать. Только с тебя тогда — как следует пореветь на моей могиле, — он шутливо ткнул меня в бок пальцем.

— Дурак, — я пихнула его в грудь за такие мысли, но он даже не пошатнулся.

Ник засмеялся, сел на кровать и протянул мне шоколадку с тумбочки.

— На вот, жуй.

— Как поживают пирожки? — ехидно осведомилась я, запихивая в рот кусочек угощения.

— Ну, я хотел скормить их Шереметьеву, но он не был так любезен, чтобы навестить меня. — Он взял кусок пирога и сожрал его в два укуса. Я всегда поражалась, как парни умудряются поглощать пищу такими огромными порциями.

— Ты чумазый.

Ник наугад провел ладонью по губам.

— Все еще чумазый, — глянув на него, оповестила я. — Но не переживай, ты все еще умопомрачительно красивый. Хотя, может, чуть меньше, — я вовремя увернулась от его попытки схватить меня и показала язык.

В этот момент Галина Львовна вышла из своего кабинета и осмотрела наши труды.

Сочтя их результаты удовлетворительными, она выставила меня вон и взялась за Никиту. Это на ее знахарском языке называлось «вечерние процедуры».

Я поплелась в общагу.

Челси как раз комкала спортивную куртку, чтобы та влезла в чемодан. Хозяйственные чары не были ее коньком.

— Слушай, Елизарова, — завела она, не обращая внимания на Маркову и Маслову, — дай списать флороведение, а. Мы только закончили, и я…

— ...ничего не успела, — пропела за нее Милена.

— Тебя не спросили, — отмахнулась от нее Челси. — Иди Томину писю пососи лучше.

— Минус пять очков рейтинга с Рубербосха.

— А чего не десять? — издевательски просюсюкала та. — Если бы ты знала насколько мне похуй на эти ваши баллы, ты бы заплакала, Маркова.

Я с удовольствием вытянулась в полный рост, не обращая внимания на боль.

Они продолжали переругиваться, и под эти звуки я, кажется, уснула.

Мне снилось, что Разумовская вымахала размером с местного лешего. Она подняла мою повязку старосты повыше и хохотала, пока не прибежал Денис, который нажаловался Юстине на мою измену.

«Вот видите, Кирсанов, — прогромыхала гигантская Разумовская, — нужно было учить трансформагию. Исаев учил — и обошел вас по всем пунктам».

Во сне мне хотелось спросить, при чем здесь трансформагия, но я не успела, потому что Юстина взяла мою родную палочку и переломила надвое. Древесина хлестко щелкнула — и я очнулась.

Не сумев нащупать палочку на тумбочке, я поняла, что забыла ее в больнице.

Я ругнулась про себя. Без палочки я чувствовала себя голой посреди людной площади. Наверное, в средневековье меня сожгли без одежды, иначе откуда мне знакомо это чувство?

Злата всхрапнула, когда я накинула на себя халат. Челси укрылась одеялом с головой, а Маркова, раскрыв рот, обнимала подушку. Руки зачесались влить ей в горло мощную струю воды, но тут я вспомнила, что палочки-то нет — это прибавило решимости.

Ночью в Виридаре всегда стояла гробовая тишина. Я не боялась ни темноты, ни преподавателей, однако теперь у меня не было спасительного статуса старосты, так что стоило заранее продумать, что я здесь делаю в такой час.

Короткий коридор, ведущий в больничный покой, заканчивался единственной дверью, которую я тихо приоткрыла.

Послышался скрип, как будто нога попала на сломанную доску. Высматривая на полу надежные места, я сделала пару шагов, но скрип продолжался. Дверь кабинета Галины Львовны была плотно закрыла — скорее всего, она давно давила подушку.

Я услышала тяжелое дыхание, мне даже почудилось, что Никите снится плохой сон.

Но на самом деле он и не думал спать.

— Я получила твою долбанную птичку, Верейский, — продолжила Маша, притворив за собой дверь. — И сожгла ее.

Никита наложил на комнату Варламовой пару заклятий.

— Ложись ко мне, — позвал он, и Маша, скинув халат, в одной длинной футболке забралась под одеяло.

— Ты в порядке, Верейский? — обеспокоенно спросила она, пытаясь заглянуть Никите в глаза. — У тебя вид, как будто ты не в кровати валялся, а мешки с навозом таскал.

— Почему именно с навозом? — поинтересовался он, и Маша фыркнула:

— Ты у Елизаровой научился игнорировать сам вопрос?