Меж двух огней (СИ) - Страница 34

Он подождал, пока Маша разберется со шмотками, и уничтожил матрас так же легко, как создал его.

Вдвоем они вышли из туалета на четвертом этаже и отправились в Северный флигель, где располагалась их общага.

Гордей покосился на нее. Надо все-таки дать Верейскому по морде. Для профилактики.

— Чума, а давно ты с Верейским кувыркаешься? Я за вами не замечал.

— Плохо смотрел, — бросила Маша.

— Да нормально я смотрел, — Гордей помолчал. — Чего он тогда на тебя набросился? Недостаточно усердно сосала?

— Не твое дело, Чернорецкий, — язвительно отозвалась она. — Ты же сказал, что не ждешь от меня верности.

Он назвал Дворецкому Рубербосха пароль и, пропуская Машу вперед, шепнул ей:

— Но я надеюсь.

Общая комната была почти пуста. Гордей проводил Машу взглядом и с размаху уселся рядом с Марком, который оторвался от громадного сочинения по трансформагии и с любопытством посмотрел на него.

— Вы трахались, что ли? Можешь не отвечать, я по роже твоей довольной вижу, что трахались, — заржал Эмиссар.

Гордей потянулся и послушно ничего не ответил, вместо этого заметив:

— А вот по твоей роже, мой жутко внимательный друг, не могу сказать того же.

Марк стер с лица улыбку и огрызнулся:

— Засунь свою наблюдательность себе в жопу.

Гордей не стал на него злиться. Главное, чтобы Марка оправдали, а дальше пусть хоть женится на своей Елизаровой. Он даже побудет свидетелем, если надо.

Нужно только, чтобы он выбрался из этого дерьма.

— Вот умеешь ты девок выбирать, Эмиссар, — раздосадованно выплюнул Гордей, не сдержавшись. — Ну почему именно Елизарова, а? Ну что ты в ней нашел? Их же куча, любая под тебя ляжет.

Марк невозмутимо пожал плечами:

— Да какая разница, что я в ней нашел. Я уже сам не помню. Но ты не видел ее голой, иначе не задавал бы тупых вопросов.

— И не собираюсь смотреть, — фыркнул Гордей. — Ну что у нее там, дополнительная дырка или писька золотом отделана?

— Да завали ты, извращенец, — поморщился Эмиссар. — Я вообще не об этом, — но объяснять ничего не стал.

Вместо этого Марк ушел в себя и минут пять машинально чертил что-то на обрывке тетрадного листа. Потом очнулся и хмуро посмотрел на Гордея.

— Псарь, а что будет, если меня признают виновным?

В тот самый момент он понял, насколько Марку страшно.

В его глазах сложно было рассмотреть отчаяние, но Гордей знал, что сейчас оно заполняет легкие Эмиссара и не дает продохнуть.

— Как тебе вариант не доводить до суда, собрать манатки и свалить к инквизам? Будем жить где-нибудь на Китай-городе и зарабатывать фокусами, м?

Марк лениво усмехнулся:

— Не пойдет. Я не умею показывать фокусы.

Гордей заржал. Вот мудила, он еще и шутит.

— Да не-ет, глупо бегать от суда, все равно найдут, и тогда точно закроют в Новемаре, — Эмиссар запустил руку в отросшие чуть больше, чем обычно, волосы. — Мне надо доказать свою невиновность, это единственный способ остаться в нашем мире и не загреметь в тюрьму.

— Не ссы, — отрывисто приказал Гордей. — Ты прав, и ты об этом знаешь. Стой на своем.

— Открою тебе маленькую тайну, Псарь, — цокнул языком тот. — Невиновные не застрахованы от Новемара.

— Ты советовался с отцом? Что он говорит? Давай я буду свидетелем и в красках опишу им, как мы вот прямо в самый момент смерти Кирсанова одну девку на двоих ебали. Получится правдоподобно, не сомневайся. Я вру с тех пор, как научился говорить, сам знаешь. Ах, тетушка, ваша отсутствующая грудь так прекрасна в этом уродском платье. Оно вам так идет.

Эмиссар через силу улыбнулся.

— Отец сказал, что почти всех фигурантов по делу опросили, не за горами тот день, когда за мной явятся и предъявят обвинение. Врать Чародейскому Вече бесполезно, если ты в совершенстве не владеешь защитой от чтения мыслей. Ты владеешь?

Гордей уныло помотал башкой.

— В момент убийства я был один, исследовал тот сраный лаз, помнишь? Мотив у меня был, свидетелей тому куча. Совет не хочет, чтобы истинного виновника поймали. А теперь сложи все вышесказанное и получи процентную вероятность того, что меня признают виновным. Должны же нам хоть где-то пригодиться знания по арифметике.

Марк зачем-то посмотрел в сторону лестницы, ведущей в женские спальни.

— Я не хочу в Новемар, Псарь. Я хочу остаться здесь, с вами.

— С Елизаровой, — проницательно поправил его Гордей. — Ты хочешь остаться с Елизаровой. Ну и немножко с нами, — поддел он, имея в виду себя, Хьюстона и Прогноза.

— Да, — вскинулся Марк, сжав зубы. — Да! Я хочу остаться с Елизаровой, я хочу ебать ее каждую ночь, я не хочу прекращать. Я не смогу. Я хочу закончить Виридар вместе с вами. Я не хочу годами гнить в камере за преступление, которого не совершал, выйти оттуда и узнать, что Елизарова меня даже не помнит. Да и Елизарова уже не Елизарова, а какая-нибудь… да неважно — потому что давно вышла замуж и по ночам сосет член этому уроду. Я хочу сидеть в баре с тобой, Ромой и Лехой, а не в тюрьме.

Гордей поглотил замечание, что не будь Эмиссар увлечен Елизаровой, ничего этого не случилось бы. Вернее как, Кирсанов все равно помер бы, но без упоминания имени Марка в протоколах следствия.

О чем, кстати, эта Елизарова думает? И почему Эмиссар, которому, может, недолго осталось на свободе, сидит один по вечерам. Надо будет спросить у Чумаковой, что у Елизаровой в башке вместо мозгов.

— Иди-ка ты спать, Эмиссар, — Гордей хлопнул его по плечу. — Завтра будет лучше.

Марк забрал с собой готовое сочинение для Юстины, а на столе остался черновой огрызок. Гордей сцапал его и собирался отправить в камин, но в последний момент расправил и уставился на две схематичные буквы, небрежно накарябанные рукой Эмиссара. Первая — однозначно «Е» — одна вертикальная черта и три горизонтальные. Вторая — тоже похожа на «Е», которую двумя жирными штрихами превратили в «И».

— Еблан, — сварливо буркнул Гордей — и решительно швырнул листок в огонь.

Днем отец прислал короткую записку.

В ней было всего одно слово: «Завтра».

Марк скомкал ее и сунул в карман.

Значит, с завтрашнего дня он будет не просто подозреваемым, а уже обвиняемым. Отец обещал позаботиться о том, чтобы до суда его не заключали под стражу, а оставили в Виридаре. И на том спасибо.

За прошедшую неделю они с парнями тридцать раз перебрали все возможные варианты вопросов, которые ему могут задать в суде, и на каждый из них придумали достойный ответ. Гордей даже взял на себя роль судьи, раздобыв где-то монокль. Рома был на стороне защиты, а Прогноз — обвинения.

Отчасти именно потому, что все свободное время Марк посвящал этим дурацким, но необходимым репетициям, за все дни ему ни разу не удалось остаться с Елизаровой наедине. Он убеждал себя, что суд важнее, что после суда, если все закончится хорошо, у него будет уйма времени. Ну а если закончится плохо — пора отвыкать от нее.

Возможно в Новемаре Марк первым делом забудет о Елизаровой — и ему станет все равно.

Из Главного зала их с Хьюстоном вынесла толпа, а Псарь с Прогнозом остались дожирать обед, как будто задумали к ужину уж точно помереть от чревоугодия. Марк увидел, как Елизарова и Чумакова разделились у лестницы, ведущей в Восточный флигель усадьбы. Чумакова, скорее всего, отправилась на инквографию, а Елизарова — на историю чародейства, туда же, куда он сам.

Утром Юстина велела старостам составить списки, кто остается в усадьбе на каникулы, а кто валит к родителям. Марк обычно уезжал, а в этом году решил провести праздники здесь, хотя мать настаивала, чтобы он приехал сам и привез Гордея. В родительский дом его пустят и после Новемара, а вот в Виридар он уже может и не вернуться.

Было и еще кое-что.

Марк поддернул на плече ремень сумки и, грубо распихивая народ, почти догнал Елизарову и позвал ее.

Она обернулась. Он наступил кому-то на ногу и наконец прорвался в боковой коридор, в конце которого располагался кабинет профессора Литковской.