Меж двух огней (СИ) - Страница 22

Павел таких безоговорочно рекомендовал для стажировки в гвардейском корпусе.

Ну хорошо. Он кивнул Добровольскому, и тот продолжал:

— В таком случае, перечислите нам всех ваших половых партнеров.

Елизарова распахнула глаза от такой наглости и слегка покраснела.

— Вы же не лжете знахарю, — спокойно сказал Павел. — Нам тоже не стоит лгать. Ответьте на вопрос.

Добровольский приготовился записывать, но список состоял из одного имени:

— Исаев.

— Дальше?

— Куда — дальше? — впервые огрызнулась Елизарова. — Я не знаю, кто будет дальше, я никогда не интересовалась ворожбой. Когда вы меня отпустите?

— Последний вопрос, — и Павел задал его сам: — Вы верите в то, что Марк виновен?

Она подняла на него свои огромные глаза, сглотнула и кратко ответила:

— Думаю, меня нельзя считать объективной. Я ведь с ним сплю. Я могу идти?

— Плохо дело, Паша, — вздохнул Олег, когда за Елизаровой закрылась дверь. — У девчонки твой оболтус первый и, кажется, пока единственный, а жертва был помехой.

— Сам знаю, — отрывисто сказал Павел.

— Будем отправлять ее к знахарям?

— Да ты глянь на нее. Глазищи по пять копеек. Я же не вчера родился, ее прочесть — раз плюнуть. Там Марком за милю несет. Ты не думай, я и в его башке поковыряюсь, хотя сам же научил его сопротивляться. — Он постарался верно интерпретировать образы из ее головы. — Есть вроде еще кто-то, но нечетко, как будто это бессознательное...

— Потерпевший?

— Нет. Скорее какой-то родственник...

Чтение мыслей на допросах никто не отменял, и Павел, хотел он того или нет, пользовался этим способом.

Елизарова сказала им чистую правду. Она не была доступной, у нее к двадцати годам был только один мужчина, и стоило, наверное, порадоваться за Марка, которому досталась такая девушка.

Если бы из-за этого ему не грозила тюрьма.

Павел устало потер глаза.

Завтра ему предстоял серьезный разговор с сыном.

Утром и без того рваный сон грубо прервало сообщение от отца.

Он велел собираться и идти в кабинет Юстины.

Марк, не выспавшийся и до сих пор выбитый из колеи, быстро напялил одежду и спустился в общую комнату, где на него все смотрели как на редкий экземпляр болгарского пегаса. Он в который раз подивился, как быстро распространяются слухи. Перваки даже расступилась, чтобы дать ему пройти, хотя уж они-то точно могли не опасаться за свои задницы.

Отец ждал его на месте. Молча указав Марку на стул, сам он уселся за стол напротив.

— Добровольского нет, ты можешь рассказать мне правду, Марк, — не здороваясь, начал отец.

— Я вчера все рассказал. Я не делал этого.

— Давай-ка тогда я расскажу тебе, сын, как обстоят дела, — холодно начал тот, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки и швыряя палочку на стол. — Убит студент, свидетелей нет, даже вездесущий Топ-Топ ничего не видел. Палочка твоя в порядке...

— Естественно, я же его не убивал, — вставил Марк.

— ...но для Вече это не доказательство. Вернее как — если бы заклятие было выпущено из твоей палочки, это стало бы веским доказательством твоей виновности, а обратная ситуация доказательством невиновности не является.

— Какие чудесные законы, — саркастично фыркнул Марк, скрестив руки на груди.

— Однокурсники потерпевшего, — продолжал отец, не слушая его, — в один голос утверждают, что ты угрожал ему и не раз. Половина из них также вспомнили, как ты напал на него и отправил на целую ночь в больничный покой. При этом, по единогласному мнению, других врагов у жертвы не было. Их послушать, так парень был пирогом с малиной — все его любили. Понимаешь, о чем я?

— Да, — деревянным голосом отрапортовал Марк, — все улики указывают на меня.

— Никаких улик нет, но мотив был только у тебя. Ева Елизарова подтвердила, что ты грозился отправить потерпевшего на тот свет.

— Ну, Елизарова честная, это же хорошо, — издевательски ухмыльнулся он, гадая, как долго ее вчера мучили вопросами.

— Мы выяснили, что у нее никого не было, кроме тебя.

— И вы спрашивали ее обо всем этом? Ну вы и свиньи, — поморщился Марк.

Отец с грохотом отодвинул стул и поднялся на ноги. Марк смотрел на него исподлобья.

— Ты знаешь, что это означает?

Он промолчал, потому что не знал.

— Это означает, что у тебя были веские причины избавиться от соперника. Не понимаешь? Будь у нее толпа этих парней, такой шаг выглядел бы бессмысленным, а так...

— То есть ты хотел бы, чтобы Елизарова оказалась шлюхой?

Отец явно разозлился, потому что сжал кулаки и на секунду прикрыл глаза. Видимо справлялся с желанием выбить из него всю дурь.

— Я предпочел бы сына, который умеет держать язык за зубами, а член в штанах. Но раз ты не умеешь ни того, ни другого, мне придется доказать, что не зря я тридцать лет охраняю закон. И ты мне в этом поможешь. Отвечай мне честно: это ты убил Дениса Кирсанова?

— Я в десятый раз повторяю — нет, — выплюнул Марк.

— Чем ты занимался вчера в момент убийства?

— Шарился по усадьбе, пап, не в общаге же сидеть в девять вечера.

— Один?

— Я же сказал вчера, что да.

— Когда Кирсанов в последний раз приставал к этой твоей девочке?

— Елизаровой, — уточнил Марк. — Дней пять назад.

— И что ты сделал, когда узнал об этом? — Вопросы были краткими, сыпались один за другим, как будто отец применял на нем одну из своих методик допросов.

— Сказал, что больше он к ней не подойдет.

— Кто-нибудь, кроме нее, слышал это?

— Нет.

— Хорошо. — Отец уселся перед ним на край стола. — Ночью мне доложили, что Петру Кирсанову угрожали.

Марк изумленно поднял на него глаза.

— Что?

— Отцу потерпевшего две недели назад угрожали. Ты помнишь, какую должность он занимает?

— Дядька у него в департаменте образования, а отец… Он заместитель главы Заветного спецотдела.

Павел кивнул.

— На него давили, должность была приготовлена для одного из сторонников нового Главного Советника, но Петр отказался уходить. А вчера погиб его сын.

Марк чуть не подавился словами:

— Но ведь это же как раз и означает, что убил не я! А тот, кто угрожал его отцу.

— И именно поэтому суд, который сейчас на три четверти состоит из сторонников нового Советника, никогда не поддержит эту версию! Они будут настаивать на версии убийства из ревности. Им будет легко доказать свою правоту — и тем самым подчинить своей воле всех непокорных. Мол, посмотрите, что станет с вашими близкими, если вы ослушаетесь: сын Петра Кирсанова убит, а сын Павла Исаева — в тюрьме. Моя должность, Марк, тоже лакомый кусок.

Марк молчал, глядя на первый в этом году снег за окном.

В башке было пусто.

Будто издалека он слышал голос отца:

— Чародейскому Вече будет достаточно слов однокурсников Кирсанова и показаний — добровольных или нет — твоей Елизаровой. Она сказала нам, что не будет свидетельствовать против тебя, но суд сделает это за нее. В голове копаться они умеют не хуже меня.

— Ты копался у нее в голове? — не поверил своим ушам Марк. Он с отвращением посмотрел на Павла.

— Это моя работа.

Отец ухватил его за подбородок, и Марк уставился в его темно-серые глаза.

В башке что-то перевернулось, память пролилась на грязный пол, на нем он поскользнулся — и полетел кувырком.

Марк слышал голоса вдалеке — они, минуя годы, гнали его вниз, по узкой лысой тропе.

По этой тропе ходили к оранжереям, и когда-то на этой тропе Марк впервые позвал Елизарову к озеру. Она тогда наморщила нос и стала хихикать вместе с Чумаковой.

Он махнул на нее рукой и устремился дальше — туда, где тропа заканчивалась обрывом.

Голоса становились громче.

Их обладатели тащили кого-то к стоячей мутной воде.

Марк сжал в руке палочку, ускоряя шаг.

Мимо проносился поезд, и он успел на него.

Дверь купе скользнула в сторону. Елизарова в компании Чумаковой и Хари жрала сахарных кузнечиков. Она накрасилась какой-то гадостью и получила повязку старосты.