Меж двух огней (СИ) - Страница 20
— Это не мне решать, — профессор с сожалением покачала головой. — Но я очень хочу вам верить, Марк.
Дверь захлопнулась. Исаев саданул по ней кулаком так, что в ушах зазвенело.
Я нашарила стул и села на него.
Было тяжело дышать.
Крохотная дырка в жизни расползалась все шире.
Исаев походил между столами и с размаху опустился на колени передо мной.
— Ты мне не веришь, Елизарова. — Это не выглядело как вопрос.
Он не брился третий день, и щеки покрылись темной щетиной. Я тупо подумала, что в Новемаре он зарастет еще больше.
Чернорецкий предупреждал, что так и будет.
Исаев аккуратно взял мою руку и сжал ее.
— Я был готов убить, Елизарова, потому что, когда я смотрю на тебя, у меня в глазах темнеет. Но я — не убивал. Я бы не сделал это… так.
Я почти не слушала его.
— Человек из Совета тебе тоже не поверил.
Исаев невесело усмехнулся.
— Этому человеку из Совета одного взгляда мне в глаза хватило, чтобы узнать правду. Он-то как раз понял, что я не вру. — Я недоуменно подняла брови, и Исаев пояснил: — Павел — мой отец.
Глава 19. Исаев
Марку казалось, что этот дождь никогда не кончится.
Его подушка пропахла этим дождем, и иногда он находил на ней длинные темно-рыжие волосы.
Он впервые за долгое время пропустил полнолуние, не пошел в Кедровую Чащу за компанию с Хьюстоном и остальными, потому что в тот день Елизарова подошла к нему между эликсирикой и флороведением и прошептала, что вечером придет в апартаменты старост на третьем этаже. А сама отправилась дальше, словно у нее таких, как Марк, целая толпа, и с одним из этой толпы она в любом случае потрахается. Елизарова ведь не позвала его, а просто сообщила, что сама там будет.
Исаев, вопреки обещанию, данному самому себе, изредка поглядывал в Поводырь, чтобы проверить, где Елизарова и с кем. Чаще всего огонек с ее именем соседствовал с именами «Мария Чумакова» и «Никита Верейский», но пару дней назад Марк заметил отметку «Ева Елизарова» рядом с Денисом Кирсановом.
Гаденыш не собирался сдаваться.
Прогноз, шнырявший по усадьбе незамеченным, слышал, как Кирсанов в своей общаге пизданул, что Елизарова почти сломалась. А Громов посоветовал ему не тянуть.
Елизарова не отрицала, что Кирсанов к ней до сих пор подкатывает.
На днях, не вынимая из нее члена, Марк потребовал рассказать о разговоре с ним, а Елизарова громко рассмеялась и, судя по всему, решила просто показать. Она изогнулась в спине и собиралась его поцеловать.
Елизарова над ним издевалась, а Марк, вместо того чтобы безразлично засосать ее, не мог отвести глаз. Она вела себя так, будто каждую ночь без него проводит в новой постели, а он, слабак, каждый раз прощает ей это. Не может отказаться от нее. И Елизарова об этом прекрасно знает.
Марк приказал ей не делать так больше.
Кирсанов тихо хихикал в его башке.
И теперь он неподвижно лежал на полу, беспомощный и непохожий на себя.
Больше Кирсанов никого не трахнет.
И не сможет коснуться Елизаровой.
— Марк, ты понял, что я тебе сказал?
Подчиненный отца Олег Добровольский повысил голос.
— Я понял, — безразлично откликнулся он. — Куча свидетелей слышали, как я обещал убить Кирсанова. Все они слово в слово повторяют эту занимательную историю — кстати, у вас не возникает вопросов, почему они талдычат одно и то же? Может, по бумажке учили?
— Ты можешь это как-то прокомментировать?
Марк пожал плечами, не глядя на отца.
— Еще я как-то на первом курсе сказал, что женюсь на профессоре Разумовской, но почему-то по этому поводу меня никто не допрашивал.
— Прекрати ерничать, — велел Павел. — Ты угрожал потерпевшему?
— Да, — равнодушно признал он. — Я обещал его убить, если он полезет к Елизаровой, но, — Марк сделал акцентную паузу, — я его не убивал. Проверьте мою палочку, дайте мне эликсир Истины, в конце концов. Вы что, первый день работаете?
Отец размахнулся и отвесил ему пощечину. Мать грохнулась бы в обморок.
— Немедленно прекрати. Ты прекрасно знаешь, что палочку можно взять любую, эликсир Истины для допросов не применяют с восемьдесят второго года в связи с участившимися случаями ее фальсификации, а если Чародейское Вече запросит результаты проверки твоих магических способностей, то ты получишь не меньше тринадцати. И это — билет в Новемар.
Марк знал, что суду для принятия решения нужно понимать, а мог ли подсудимый в принципе выполнить те или иные чары. Даже шкалу особую придумали, где максимальный балл — шестнадцать. Для студента тринадцать — невероятный показатель, означающий, что он уже способен применять заклинания уровня Тяжких.
Стрелки часов давно перевалили за полночь.
Хотелось пить и взглянуть на Елизарову. Ее до сих пор держали где-то в соседнем кабинете.
— Можно мне воды?
Добровольский сотворил стакан, налил из палочки и спросил:
— Где ты был сегодня, вернее, уже вчера, с девяти до десяти вечера?
Марк выхлебал воду и ответил:
— Я был один, гулял по усадьбе. То есть алиби у меня нет, если вы об этом. Но если надо, Гордей скажет все, что угодно, — дерзко добавил Исаев.
Поводырь стоило довести до ума, остался только один потайной ход дорисовать — его-то он и изучал. Превосходное алиби. Вернее это отсутствие. Никому неизвестный потайной ход.
— Если дойдет до суда, будет надо, — дрогнувшим голосом сказал отец.
И тогда Марк испугался.
Павел Исаев был ярым противником лжесвидетельства и в целом нарушения закона каким-либо образом. И то, что он готов был на это пойти, означало одно — Марк в полном дерьме.
— Почему вы не дадите мне эликсир Истины? — требовательно спросил он.
— Потому что я сам научил тебя обходить его действие, — ответил отец таким тоном, будто всем сердцем сожалел об этом.
— Прямых доказательств нет, — прогудел Добровольский. — Свидетели показали лишь угрозу, Чародейскому Вече этого не достаточно.
— Одна из девушек сказала, что ты пару месяцев назад напал на потерпевшего и выбил ему зубы. Это правда? — спросил отец.
— Да хватит называть его потерпевшим! — взорвался Марк. — Он не потерпевший, он труп. Да, я выбил ему зубы. Я его предупреждал, Кирсанов не послушал. Что я должен был делать, если он слов не понимает? Но я. Его. Не. Убивал.
— Что у тебя с этой девушкой? — отец кивнул куда-то в сторону двери.
— Я предохраняюсь, не волнуйся, — огрызнулся Марк.
Павел схватил его за шкирку, как пятилетнего.
— И ты готов сесть в тюрьму ради очередной щелки?
Марк вырвался и вне себя от ярости выпалил:
— Не смей так о ней говорить.
— Мы закончили, — объявил Добровольский. — Пока не предъявлено обвинение — если оно будет предъявлено, — останешься в академии. Или ты заберешь его домой, Паш?
— Нет, — с отвращением вздохнул тот. — Пусть остается здесь.
Марк поднялся на ноги.
— Я могу идти?
— Иди. Матери ни слова.
Когда они вдвоем подошли к двери, отец добавил:
— Сиди тихо, к... девочке этой пока не подходи, ты меня понял?
Марк замер и упрямо посмотрел на отца.
— Ты понял меня? Если пострадает еще кто-нибудь, все повесят на тебя, у нас это любят. Держи себя в руках, сын. И следи за языком.
Павел выпроводил его из кабинета и выглянул, чтобы попросить Юстину:
— У нас еще девушка осталась. Приведи ее, пожалуйста.
Марк остановился, но отец строго приказал:
— Шагай в общежитие.
Ему ничего не оставалось, как развернуться и быстро зашагать вперед.
Глава 20. Елизарова
Я никогда не была на допросе, тем более в чародейском мире.
Челси как-то рассказывала, что их с братьями однажды забрали в милицию за кражу. Вызвали их отца и по малолетству отпустили.
Отец потом вынул из брюк ремень и отходил их так, что месяц сесть не могли.
Отец Исаева не собирался никого бить.