Метрополис. Индийская гробница
(Романы) - Страница 3

Она подняла ресницы и посмотрела на сына Джо Фредерсена. Медленно, медленно зарделось её лицо.

Но Фредер не хотел отказаться от своего желания, и маленькая Маделон опустилась на колени, поднесла бокал к своим устам, чтобы из своих горящих губ передать склонившемуся над ней Фредеру прохладный напиток.

Но его губам не суждено было коснуться её рта — ни сегодня, ни когда-бы то ни было.

Фредер никогда не мог бы объяснить, что заставило его поднять свои глаза поверх головы Маделон. Сделав это, он невольно привстал, бессознательным движением отодвинул в сторону головку девушки.

Не он один был охвачен безграничным изумлением. Все весело играющие молодые люди и девушки, точно их позвали, обернулись к двери, замолчали, застыли на своих местах. Даже тихая, доносящаяся неизвестно откуда музыка внезапно замолкла.

Перед входной дверью, которая служила входом в Вечные Сады, дверью из благороднейшего оникса, стояла девушка. Она выглядела чуждой и странной — точно пришла из далекой страны. Но не платье её — скромное, точно одеяние послушницы, не исключительная совершенная красота её, не золото волос так поразили всех.

Только выражение её лица заставило умолкнуть играющих беспечных людей и точно заворожило единственного сына Джо Фредерсена.

Девушка была не одна. Вокруг нее толпились дети, маленькие жалкие фигурки в серых лохмотьях. Дети держались за руки. У них были серые старые лица гномов, бесцветные волосы, бесцветные глаза. Они переминались на своих худых ногах и смотрели голодными глазами, не понимая, что все это существует на земле, — они смотрели на сияющий и все же мягкий свет Вечных Садов, на цветущие деревья, на красивых людей, на заставленные яствами столы.

Девушка положила левую руку на плечо одного ребенка. Она немного нагнулась, протянула правую руку и сказала детям, указывая на красивых обитателей Вечных Садов:

— Посмотрите, это ваши братья, ваши сестры.

Затем она выпрямилась, показала обеими руками на детей и сказала, грустно глядя на сыновей самых богатых граждан Метрополиса и на прелестных девушек, которые были их игрушками:

— Смотрите, это ваши братья, это ваши сестры.

И глаза ее, переходившие с одного на другого, встретились с глазами Фредера и остановились на нем…

В следующую же секунду высокая стеклянная дверь распахнулась и в сад бросился Сверхмуж в сопровождении толпы слуг. Он был бледен от гнева и язык отказывался служить ему.

— Простите, извините, господа! — бормотал он, напряженно кланяясь во все стороны. — Небрежность… возмутительная, совершенно непонятная катастрофическая небрежность… непоправимая небрежность.

Он быстро-быстро кланялся — совершенно бессмысленно, точно это невероятное событие испортило находящийся в нем механизм.

Через несколько секунд все выглядело, точно ничего не случилось. Музыка играла еще нежнее и мягче прежнего, как бы для того, чтобы наверстать утерянную негу минут. Как прежде, играли веселые и нарядные люди — они отдыхали, шутили — с подчеркнутой веселостью, точно хотели показать один другому: ничего не случилось! Мы ничего не видали, ничего не пережили! Ничего не случилось!

Только Фред ер не был расположен вернуться к прерванной игре.

Напрасно старалась маленькая Маделон: он все еще стоял, как зачарованный и задумчиво, и неподвижно смотрел на дверь.

— Фредер! Фредер! Разве ты не слышишь меня? Не хочешь ли ты пить, Фредер? Не хочешь ли взглянуть на меня?

Но он не отвечал. И когда она, все еще на коленях перед ним, медленно взяла его руку и потянула к себе, — он взглянул на нее таким чужим, таким пустым, таким отсутствующим взглядом, что маленькая Маделон выпустила бокал из своих рук и залилась слезами.

Фредер, казалось, не замечал этого. Он прошел мимо плачущей девушки к дверям с таким выражением, точно все еще видел там кого-то.

Сверхмуж бросился к нему. Он снова владел собою, во всяком случае он мог в связных словах извиниться за неслыханное происшествие, но когда он взглянул в лицо своего молодого господина, слова задрожали у него на губах, и он остался с открытым ртом. Фредер смотрел мимо его в пустоту.

— Кто это был? — спросил он тихо.

Сверхмуж, увы, не знал. Никто понимал, как вообще могла проникнуть девушка в Дом Сыновей, в Вечные Сады. Если б эта мысль не была абсурдной, можно было бы предположить, что среди служащих в Доме Сыновей у нее был союзник, который показал ей путь и помог ей. Надо назначить строгое расследование, и если оно ни к чему не приведет, нужно будет отказать всему персоналу.

— Пожалуйста, не надо! — сказал Фредер. — Я не хотел бы, чтобы кто-нибудь пострадал из-за этого…

Сверхмуж на мгновение застыл. Но он привык к сюрпризам всякого рода в Доме Сыновей. Он глубоко поклонился сыну Джо Фредерсена, который медленно, как человек, услышавший зов и незнающий куда его зовут, подходил неверными шагами к дверям.

У дверей он еще раз обернулся и чуждым взглядом посмотрел на Вечные Сады.

Там были люди, которые не знали усталости, кроме усталости от игры, не знали пота — кроме пота от игры, не знали забот — кроме забот игры. Люди, которым необходимы были веселые игры и борьба, потому что иначе они не могли бы проглотить еду и питье, не могли бы спать, и желудки их не варили бы!

И он думал о детях, о бедных маленьких привидениях в серых лохмотьях, о которых девушка сказала, что они его братья, его сестры.

Плечи Фредера вздрогнули, точно ему было холодно под белым шелком. Он отворил дверь, чтобы уйти.

Внезапно, точно тень, перед ним вырос Сверхмуж.

— Надо ли мне расследовать, кто была эта девушка? — спросил он осторожным, точно нащупывающим голосом.

Веки его были опущены.

Фредер медлил с ответом. Он знал: скажи он «да», и еще вечером сегодняшнего дня у него будет исчерпывающая справка. Потому что система, по которой работали справочные бюро его отца, была непогрешима. Он знал, что стоило лишь подать знак Олерту, которого рекомендовал ему отец для особых поручений и который в то же время был самой верной охраной единственного сына Джо Фредерсена. Он представил себе голову Олерта: эту узкую голову охотничьей собаки, эти глаза без сострадания, этот ужасный, равнодушный рот. И он покачал головой — сначала медленно, затем сильнее.

— Нет, нет.

Нельзя пускать ищейку по следам святой…

— Пусть никто не отыскивает ее, — прибавил он беззвучно. Он пошел, и высокие двери захлопнулись за ним.

Почему не помешал он служащим выгнать ее? Почему не велел он удержать ее в прекрасном, в заботливом плену, пока он, сын Джо Фредерсена, не поговорит с нею?

Он не знал! Быть может, был он слишком потрясен. Быть может, боялся не найти нужных слов, тех единственных слов, которые должны были быть произнесены в этот самый серьезный час его жизни.

Но одно он знал твердо: у него не было другого пути, кроме пути к ней.

Чем ниже он спускался, тем оглушительнее становился шум города, фантастическая мелодия будней, которой он не понимал до сегодняшнего дня. Сейчас он слышал ее. Весь город кричал одно лишь слово: «Работа! Работа! Работа!» От полуночи до полуночи — потому что не существовало отдыха в огромном городе Джо Фредерсена — беспрерывно раздавались все те же все заглушающие слова: «Работа! Работа! Работа!»

Что же это такое работа? Сладка она или горька? Возвеличивает она или унижает? Проклятие это или благословение? Венец или уничтожение?

Отсутствующим взглядом смотрел Фредер в лицо своего шофёра, который внезапно очутился перед ним и открыл дверцу его автомобиля. Но Фредер медлил. Внимательно всматривался он в лицо человека, которого отец его выбрал из тридцати тысяч желающих для личных услуг своему сыну, потому что он показался ему самым надежным, самым лучшим из этих тридцати тысяч.

Разве носит этот человек маску? Его лицо было так безлично, так тускло, так невыразительно.

Быстро, не раздумывая, с раскрасневшимся лицом сын Джо Фредерсена вступил в разговор с шофёром.