Метро 2033: О чем молчат выжившие (сборник) - Страница 7
Острая спица зашла под ноготь. Его словно ужалил ядовитый аспид. Он забился в агонии, но, связанный по рукам и ногам, дергался недолго. Мозг в очередной раз не выдержал и потушил свет, умыкая его во тьму…
Она любила царапаться. Долгое время думал, что все это существует лишь в дешевых американских фильмах или в литературе эротического характера, но нет. Каждый раз она оставляла на нем свои следы. Болезненные, жгучие, что было сложно скрыть даже под одеждой.
– Она сказала, что беременна. – Сигаретный дым заполнил пространство.
– Глупая дура. Знала о таблетках?
– Наверное, я был пьян. Да и они не дают стопроцентной гарантии. Говорит, что ходила к врачу на обследование, а там…
– Тебя использовали.
– Вряд ли. Не знаю.
Очередная затяжка. Теплая подушка под головой, открытое окно, легкие простыни – раскиданные свидетели недавней любовной пляски.
– Но ты ее все-таки выгнал?
– Выгнал. Я не готов рисковать.
– Но как же тест?
– Она не посмеет. Знает, что у меня есть влиятельные знакомые.
– Ну и редкостная же ты мразь, Андрей. – Она неожиданно приподнимается на кровати. Свет полной луны падает на ее неприкрытую грудь. – Вам бы быть вместе. Бог любит дураков. Таким он дарует надежду. Знаешь, скольких счастливых, богатых, успешных он обходит стороной, а тебе ребенка дал. А ты что? Ее похоронил, ладно! Но ты и на нем крест поставил. Ведь для нее, может, это единственный шанс был. Это не то, что у нас. Она ведь тебя любила, Андрей, жила тобой…
– Заткнись.
– …дышала тобой, отказалась от своего прошлого, карьерой, может, поступилась. Подняла тебя, а что ты сделал во имя вашей жизни?
– Заткнись, тварь! – Он заламывает руки ей за спину. Последняя затяжка…
Сигаретный дым не развеялся. Он переметнулся из воспоминаний в реальность. Едкий туман вгрызался в слезящиеся глаза, проникал в каждую пору его изуродованного тела, щекотал открытые раны. На полу он разглядел два сломанных ногтя. Подобно тонущим кораблям, они бессмысленно болтались в луже крови.
– Закуришь?
– Пошел ты.
– Сам себя калечишь, Андрюшка. Ты же сильный. Сталкер, мать твою! А тут не способен признаться в одном грешке. Ангелы не летают, Андрей, так что о нас говорить? Мы ведь с тобой и без того тут засиделись. Честно, не очень хочется потом говорить с твоим черепом: «О, бедный Йорик!». – Незнакомец картинно выпрямился и протянул руку перед собой, словно в ней действительно что-то лежало. – Такое только Гамлету было позволено. У нас мертвые молчат, к сожалению. Или к счастью.
– Ничего не скажу. Хоть режь.
– Андрей, Андрей, Андрей. Зачем ты так? Слова ведь могут против тебя обернуться. – В блеклом свете лампочки он разглядел отблеск холодного металла. – Оглянись вокруг. Мы с тобой одни. Только ты и я, и, бьюсь об заклад, мы с тобой способны договориться. Тем и отличаемся от тех, кто спрятался в этой клоаке. Муравьи без матки, тупые запрограммированные идиоты без прошлого и будущего. Андрей, уж ты-то не подводи меня!
– Пошел к черту, мразь.
– Обидно и досадно. Вот так идешь к человеку, а он тебя штыками встречает. Глупо как-то. Огорчаешь ты меня, Андрей. – Нож сверкнул и вонзился в ногу, вскрывая, словно консервную банку, сначала защитный костюм, а потом и плоть. Холодный, безжалостный металл резал мышцы. Его опять повело…
– Разворачивайтесь! Назад! Приказываю всем отойти от периметра! Будем вести огонь! – В этот самый момент он и ощутил тупую боль в левом бедре. Попали камнем. Кто-то оттуда, сзади. Мальчишка с не по годам взрослым лицом, с глазами, полными ненависти и страха.
Начальник оцепления в каске с забралом в последний раз проорал что-то в громкоговоритель. Его слова терялись на фоне тысяч звуков. А потом смешались и цвета. Серый потолок, красный мерцающий свет тревоги, холодный металл гермоворот – занавес последней трагедии земли, черные балаклавы и глаза, наполненные ужасом.
– Изверги, детей хоть пожалейте!
– Пустите детей, стариков оставьте!
– Сволочи! Сгнить бы вам всем!
А потом он почувствовал, как кто-то тянет его за не прикрытый щитом рукав. Молодая девушка. Красивая. Неприлично красивая. Такой не должно быть здесь – среди всей этой обезличенной бурлящей массы. Ее глаза – он видит их сквозь прорези своего шлема, видит, как они наполняются влагой, замечает, как она протягивает ему какой-то сверток, совсем крошечный. Сверток – в нем жизнь, в нем тот, кто родился в критический для земли момент. Ребенок. Она умоляюще глядит на него, не в силах ничего сказать. Дрожит. Руки теряют былую силу. Щит соскальзывает и бряцает об пол. Дубинка отлетает в сторону.
– К БОЮ! ОГОНЬ НА ПОРАЖЕНИЕ! – Голос командира глухим набатом отдается в голове. Отряд открывает огонь. Тяжелым грохотом отдаются выстрелы, будто кто-то позади начал остервенело дуть в трубу Иерихона. Шальная пуля выбивает сверток из рук девушки и отбрасывает его на эскалатор, словно сметенный сильным порывом ветра. Она ничего не понимает. Озирается по сторонам. А он машинально достает пистолет из кобуры и стреляет ей в грудь, потом еще и еще, пока старый добрый пистолет Макарова не дает осечку. ПРОСТИ! Занавес опускается. Где-то по ту сторону остается все человеческое, что в нем когда-либо было.
Удар пришелся точно в правую щеку. Из глаз полетели искры. Жалко, на полу нет серы или рассыпанного пороха – лучше бы все здесь сгорело. От резкого прихода в себя голова была готова разорваться. Проведя языком по зубам, он выплюнул на пол осколок одного из них. Усмехнулся.
– Тише, тише, вот так. – Его палач поднял его голову за подбородок и аккуратно провел мокрой губкой по морщинистому лбу, стирая кровь, прикрывавшую выступающие гематомы.
– Просто развяжи меня. Развяжи, и я тебя здесь закопаю.
– Что мне не нравится в людях – это их мания величия. Каждый второй готов горы свернуть, а на деле жует землю вместе с себе подобными червями. А вот ты мне нравишься. Ты – исключение из правил. Вот этот дух, несломленная воля, СИЛИЩА! Настоящий боец. Хватит обманывать самого себя, Андрей. – Голос стал тише, и какая-то нотка поменялась в нем. Ушла эта наигранная доброта, от которой уже воротило. Ее сменило то подлинное, что было в незнакомце, стоящем позади, склонившись как можно ближе к его уху.
– Больной ублюдок.
– А кто из нас здоров? Забавно это слышать от того, кто в ночи светится, как гирлянда, кто беспробудно пьет, просыпаясь у выгребных ям. Годы совсем тебя сломали.
– Да что ты знаешь?
– Вопрос в том, чего я не знаю, и что ты так пытаешься скрыть. Знаешь, что мозг каждого – это такая цитадель? Неприступная крепость, которую постоянно осаждают тысячи мыслей. Они подводят таран проблем, забрасывают катапультами переживания, стараются прорыть брешь сомнениями. Все это происходит под нашей черепной коробкой. Все боятся этого. Трепещут. Но никто никогда не задумывался, что, может быть, подлинное зло – не за пределами, а в самом замке.
– Что ты несешь?
– Попробуй вспомнить сам, – стул, к которому он был привязан, повалился на пол. Он увидел размытый потолок, качающуюся, подобно висельнику, лампу. Все это длилось секунды, пока на лицо не накинули черную тряпку. Свет потух. Кромешная тьма закрыла все, заставляя его судорожно мотать головой, теряясь в догадках, что же ждет его на сей раз.
Подсказка пришла довольно скоро и отозвалась плеском. А потом сверху яростным потоком полилась вода. Он пытался дышать ртом, но тот лишь вбирал в себя ледяную влагу. Нос отказывался помогать. Голова закружилась, и он отключился…
Голова промокла насквозь. Вязаная шапка, которая была натянута поверх противогаза, не помогала. Разыгравшийся на улице ливень старался проникнуть и под защитный слой резины. Потоки воды лились отовсюду, словно город взяли в осаду на пару Аквилон с Нептуном. Приходилось лишь вытирать грязной перчаткой стеклышки противогаза, оставляя на них мутные разводы.