Метод. Московский ежегодник трудов из обществоведческих дисциплин. Выпуск 3: Возможное и действитель - Страница 33

Kaufmann D., Kraay A., Mastruzzi M. The worldwide governance indicators methodology and analytical issues: Draft policy research working paper. – 2010. – Mode of access: http://info.worldbank.org/governance/wgi/pdf/WGI.pdf (Дата посещения: 18.11.11.)

Kenis K., Provan K. Modes of network governance: Structure, management, and effectiveness // Journal of public administration research and theory. – Oxford, 2007. – Vol. 18. – P. 229–252.

Kus B. Regulatory governance and the informal economy: Cross-national comparisons // Socioeconomic review. – Oxford, 2010. – Vol. 8. – P. 487–510.

The quality of government / La Porta R., Lopez-de-Silanes F., Shleifer A., Vishny R. // Journal of law, economics and organization. – Oxford, 1999. – Vol. 15 (1). – P. 222–279.

Levitsky S., Murillo M.V. Variation in institutional strength // Annual review of political science. – Palo Alto, 2009. – Vol. 12. – P. 115–133.

Meltzer D. Accounting for future costs in medical cost-effectiveness analysis // Journal of health economics. – Amsterdam, 1997. – Vol. 16. – P. 33–64.

Neumann P. Using cost-effectiveness analysis to improve health care. – N.Y.: Oxford univ. press, 2005. – 209 p.

Persson T., Tabellini G. Political economics. – Cambridge, MA: MIT press, 2000. – 533 p.

Putnam R. Making democracy work: Civic traditions in modern italy. – Princeton, N.J.: Princeton univ. press, 1993. – 280 p.

Rostein B., Teorell J. What is quality of government? A theory of impartial government institutions // Governance: An international journal of policy, administration, and institutions. – Oxford, 2008. – Vol. 21, N 2 (April). – P. 165–190.

Rogowski R. Trade and the variety of democratic institutions // International organization. – Cambridge, MA: MIT press, 1987. – Vol. 41. – P. 203–223.

Thomas M.A. What do the worldwide governance indicators measure? // European journal of development research. – Brunel Road: Macmillan, 2009. – Vol. 22. – P. 31–54.

Translating national policy objectives into local achievements across planes of governance and among multiple actors: Second-order devolution and welfare reform implementation / Cho Ch., Kelleher A., Wright D., Yackee S. // Journal of public administration research and theory. – Oxford, 2005. – Vol. 15, N 1. – P. 31–54.

Trust in transition: Cross-country and firm evidence / Raiser M., Rousso A., Steves F., Teksoz U. // The journal of law, economics, & organization. – Oxford, 2007. – Vol. 24, N 2. – P. 407–433.

Unlocking the human potential for public sector performance: United Nations world public sector report, N.Y., 2005. – Mode of access: http://unpan1.un.org/intradoc/groups/public/documents/ un/unpan021616.pdf (Дата посещения: 18.11.11.)

Wolfowitz P.A. Regime changes. – L.: The economist, 2005. – Mode of access: http://www.economist.com/node/4032601 (Дата посещения: 18.11.11.)

Таблица 1

Результаты множественного регрессионного анализа влияния институциональных реформ на эффективность региональных систем здравоохранения

* Бета-коэффициенты значимы на уровне ≤0,05

** Бета-коэффициенты значимы на уровне ≤0,01

Таблица 2

Корреляции между технической и социальной эффективностью

* коэффициент значим на уровне <0,05;

** коэффициент значим на уровне <0,01

Таблица 3

Корреляции между оценками эффективности и показателями удовлетворенности населения

Глаз – самый активно используемый человеком орган чувств. По оценкам ученых, люди получают через органы зрения до 90% всей информации о мире. Ввиду этого выглядит закономерным тот факт, что в языке мы часто сталкиваемся с метафорическим перенесением на слова, так или иначе связанные с визуальным, значений, имеющих отношение к получению и обработке знания вообще. И такого рода перенос происходит не только в обыденном языке (напр., англ. I see – я понимаю), но и в научном и философском дискурсах.

При внимательном рассмотрении научной и философской терминологии мы можем обнаружить целый ряд понятий, имеющих метафору визуального в своей основе. (Слово «идея», например, происходит от др.-греч. ἰδέα «вид, образ», а «теория» – от др.-греч. θεωρία «смотрение, наблюдение».) Будучи таким образом метафорически обогащена когнитивными смыслами, визуальность приобретает различные оттенки, которые мы можем проследить, сравнив, например, «очевидную видимость» образа, «усматриваемую видимость» теории и «широкую видимость» мировоззрения.

Одним из важных понятий в этом ряду оказывается «воображение», в котором идея видимости оказывается совмещена с идеей созидания. И в общих чертах мы можем определить воображение как созидающее «ви́дение» ex nihilo – как акт «ви́дения», который оказывается слит с актом креации своего «видимого». В данном тексте мы постараемся сфокусироваться именно на этом специфическом способе «смотрения», обсудив такую важную и, вероятно, пока недостаточно проработанную в обществоведческих дисциплинах категорию, как социальная воображаемость50 (imaginary (англ.), imaginaire (фр.)).

Категория воображаемости – в ее феноменологическом и психоаналитическом измерениях – вошла в научный обиход прежде всего благодаря работам Ж.-П. Сартра [Сартр, 2001] и Ж. Лакана [Sheridan, 2001]. Впоследствии она была отчасти переосмыслена К. Касториадисом [Castoriadis, 1998] и заняла свое место в дискурсе наук об обществе благодаря работам таких авторов, как Б. Андерсон, Ч. Тейлор и Й. Арнасон. [Андерсон, 2001; Arnason J. P. Culture… 1989; Arnason J.P. The imaginary… 1989; Taylor, 2004].

В настоящей работе мы сосредоточим свое внимание на концепциях К. Касториадиса и Ч. Тейлора, обратившись к разъяснениям, которые эти авторы дают в своих трудах по поводу сущности социального воображаемого, его онтологического статуса и роли воображаемого в жизни общества. Также мы обратимся к вопросу о месте категории воображаемого в ряду обществоведческих объяснительных инструментов. Основными источниками при этом для нас послужат книги «Воображаемое установление общества»51 Касториадиса [Castoriadis, 1998] и «Социальные воображаемости Модерна»52 Тейлора [Taylor, 2004].

Как можно надеяться, через анализ точек зрения Касториадиса и Тейлора для категории социальной воображаемости может быть продемонстрирована, с одной стороны, вся ее важность и продуктивность, а с другой стороны, все многообразие и неоднозначность ее трактовок.

Для Касториадиса одной из отправных точек в разработке концепции социальной воображаемости выступает критика так называемого «функционалистского» (в первую очередь марксистского) взгляда на общественные институты, в соответствии с которым существующие институты исчерпывающим образом объясняются теми рационально постигаемыми функциями, которые этими институтами выполняются. Такой подход, по мнению Касториадиса, несостоятелен [Castoriadis, 1998, p. 116].

Как отмечает Касториадис, функционалистский анализ институтов, будь он возможен, потребовал бы выявления некоторых «реальных» потребностей общества, целям удовлетворения которых должны были бы соответствовать институты. Однако задача выявления таких «реальных» потребностей, по мнению Касториадиса, сама по себе не имеет смысла, ведь потребности человеческого общества не сводятся к простому набору биологических нужд, а формируются каждым конкретным социумом в каждый конкретный момент истории, и этот процесс не носит чисто рационального характера [Castoriadis, 1998, p. 116–118].