Метаморфозы (СИ) - Страница 45
- Люблю, хочу, один ты мил мне, без тебя жить не могу, - и прочее, чем женщины выражают чувства и в других возбуждают страсть. Затем, взяв меня за узду, заставляет лечь, как я уже был приучен: я не думал, что мне придётся делать что-либо трудное или непривычное, тем более при встрече, после столь долгого воздержания, с такой красивой и жаждущей любви женщиной. К тому же и вино, выпитое в огромном количестве, ударило мне в голову, и возбуждала сладострастие мазь.
Но на меня напал страх при мысли, каким образом с такими ножищами я могу взобраться на матрону, как заключу своими копытами в объятья тело, сотворённое как бы из молока и мёда, как губки, розовеющие душистой росой, я буду целовать огромным ртом и безобразными зубами и, наконец, каким манером женщина, как бы ни сжигало её любострастие, может принять детородный орган таких размеров. Горе мне! Придётся, видно, за увечье, причинённое благородной гражданке, быть мне отданным на растерзание зверям и, таким образом, участвовать в празднике моего хозяина. Меж тем она осыпает меня ласкательными именами, целует, щебечет, пожирая меня взорами, и заключает всё восклицанием:
- Держу тебя, мой голубок, мой воробышек.
И доказывает мне, как несостоятельны были мои рассуждения и нелеп страх. Прижавшись ко мне, она приняла меня, всего без остатка. И даже когда, щадя её, я отстранялся, она в порыве ко мне приближалась и, обхватив мою спину, теснее сплеталась, так что мне начало казаться, что у меня чего-то не хватает для удовлетворения её страсти. Так всю ночь, без сна мы провели в трудах. А на рассвете женщина удалилась, сговорившись по такой же цене о следующей ночи.
Мой воспитатель, ничего не имея против её желания продолжить эти занятия - отчасти из-за барыша, который он получал с них, отчасти из желания приготовить своему хозяину новое зрелище, раскрывает перед ним картину нашей любви. А тот, наградив вольноотпущенника, предназначает меня для публичного представления. Но так как достоинство моей супруги не позволяло ей принимать в нём участие, а другой ни за какие деньги найти нельзя было, то отыскали преступницу, осужденную по приговору наместника на съедение зверям, которая и должна была вместе со мной появиться в театре на глазах у всех зрителей. Я узнал, что проступок её заключался в следующем.
У неё был муж, отец которого, некогда отправляясь в путешествие и оставляя свою жену, мать этого молодого человека, беременной, велел ей, в случае если она разрешится ребёнком женского пола, этот приплод уничтожить. Родив в отсутствие мужа девочку, движимая чувством матери, она преступила наказ мужа и отдала ребёнка соседям на воспитание. Когда же муж вернулся, она сообщила ему, что дочь убита. Но вот девушка достигла цветущего возраста, когда её нужно выдавать замуж. Тут мать, понимая, что ни о чём не подозревающий муж не может дать приданого, которое соответствовало бы их происхождению, открыла эту тайну своему сыну. К тому же она опасалась, как бы случайно, исполненный юношеского жара, он не совершил ошибки и, при обоюдном неведении, не стал бы бегать за собственной сестрой. Юноша, как примерный, почтительный сын, чтит и долг повиновения матери, и обязанности брата по отношению к сестре. Сохраняя тайну семьи, делая вид, что одушевлён лишь милосердием, он выполняет обязательства кровного родства, приняв под свою защиту соседку, сиротку, и в скором времени выдаёт её замуж за своего друга, наделив приданым из собственных средств.
Но это дело, выполненное с богобоязненностью, не укрылось от воли судьбы, по наущению которой вскоре в дом юноши вошёл Раздор. Через некоторое время его жена, та, что теперь за это преступление осуждена на съедение зверями, принялась сначала подозревать девушку как свою соперницу и наложницу мужа, потом возненавидела и, наконец, стала готовить ей гибель, прибегнув к козням. Вот какое злодейство она придумывает.
Стащив у мужа перстень и уехав за город, она посылает раба, своего верного слугу и уже в силу верности готового на всё худшее, чтобы он известил молодую женщину, будто юноша, уехав в усадьбу, зовёт её к себе, прибавив, что пусть она приходит одна, без спутников и скорее. И для подтверждения этих слов, чтобы она явилась без задержки, передаёт перстень, похищенный у мужа. Та, послушная наказу брата - она одна знала, что может называть его этим именем, - и, взглянув также на его печать, которая была показана ей, пустилась в дорогу без провожатых. Но, обманутая, она не заметила ловушки и попалась в сети коварства. Тут эта супруга, охваченная ревностью, обнажила сестру своего мужа и стала её бичевать. Затем, когда та с воплями объяснила, как обстоит дело, и, без конца повторяя имя брата, уверила, что золовка негодует и кипятится из-за мнимого прелюбодеяния, - эта женщина, не веря ни одному её слову и считая всё выдумкой, всунув несчастной между бёдер горящую головню, предала её мучительной смерти.
Узнав от вестников об этой смерти, прибежали брат и муж умершей и, оплакав её, с рыданьями тело женщины предали погребению. Но молодой человек не мог перенести гибели своей сестры. Потрясённый горем, он заболел разлитием желчи, горел в лихорадке так, что по всем признакам нуждался в помощи. Его супруга сговорилась с одним лекарем, известным своим вероломством, который уже стяжал себе славу многочисленными победами в смертельных боях и мог бы составить длинный список своих жертв, посулила ему пятьдесят тысяч сестерциев, чтобы он продал ей быстродействующего яда, и купила смерть для своего мужа. Столковавшись, они сделали вид, будто приготовляют питьё для облегчения боли в груди и удаления желчи, которое у людей учёных носит название "священного", но вместо него подсунули другое - священное разве только в глазах Прозерпины. Уже домочадцы собрались, некоторые из друзей и близких, и врач, размешав снадобье, протянул чашу больному.
Но женщина, желая и от свидетеля своего преступления освободиться, и обещанные деньги оставить при себе, видя чашу уже протянутой, сказала:
- Не прежде, доктор, ты дашь моему мужу это питьё, чем сам отопьёшь изрядную его часть. Почём я знаю, может, там подмешана отрава? Такого мужа не может оскорбить, что я, как любящая жена, тревожась о своём супруге, проявляю заботу о его спасении.
Такая беззастенчивость женщины была для врача неожиданностью, и он, потеряв соображение и лишённый от недостатка времени возможности обдумать свои действия, боясь, что дрожь или колебание могут дать пищу подозрениям, сделал глоток из чаши. Последовав этому примеру, молодой человек взял поднесённую ему чашу и выпил. Видя, какой оборот принимает дело, врач хотел уйти домой, чтобы успеть принять противоядия и обезвредить отраву. Но женщина, стараясь довести до конца раз начатое дело, его не отпускала от себя.
- Прежде следует увидеть целебное действие этого снадобья. - Насилу уж, когда он надоел ей мольбами и просьбами, она разрешила ему уйти. Меж тем притаившаяся смерть, опаляя все внутренности, всё глубже проникала и подбиралась к сердцу. Больной и уже одолеваемый сонливостью, еле добрёл он до дома. Едва успел он обо всём рассказать жене, поручив ей, чтобы, по крайней мере, обещанную плату за эту двойную смерть она вытребовала, - и испускает Дух.
Молодой человек тоже оставался в живых не дольше и, сопровождаемый плачем жены, умирает в мученьях. После его похорон, выждав несколько дней, необходимых для исполнения заупокойных обрядов, явилась жена лекаря и стала требовать платы за двойное убийство. Женщина осталась верной себе, попирая законы честности и сохраняя её видимость. Она ответила ласково, дала обещания, уверяет, что выплатит условленную сумму, но добавила, что ей хотелось бы получить ещё немножко этого питья, чтобы завершить начатое дело. Жена лекаря, запутавшись в сетях коварства, согласилась и, желая угодить женщине, отправилась домой и вручила ей всю шкатулочку с ядом. Она же, получив такое средство для совершения злодеяний, далеко простёрла свои руки.