Метаметафора - Страница 50
Александр Блок ощущал космическое рождение в про¬буждении духа музыки. В этот миг «мир омывается, сбра¬сывая старые одежды; человек становится ближе к стихии; потому человек становится музыкальнее... дух, душа и тело захвачены вихревым движением; в вихре революций духов¬ных, политических, социальных, имеющих космические соот¬ветствия... формируется новый человек... Я думаю, что все остальные признаки, включая национальные, или второсте¬пенны» или вовсе несущественны».
Мифы нашего восприятия, к сожалению, считаются нормой. Мы перестали жить на плоской земле, вот и все наши достижения в борьбе с очевидностью.
Очевидно, что земля плоская, но она круглая.
Очевидно, что небо вверху, но небо и внизу, ибо земля В космосе.
Очевидно, что мы внутри вселенной, но мы и над и вовне мироздания, ибо внутреннее и внешнее — понятия относи¬тельные.
Очевидно, что вселенная окружает нас, но и мы окружа¬ем собой вселенную.
Очевидно, что после прошлого будет будущее, но это лишь условность нашего восприятия. Можно прошлое счи¬тать будущим: физически ничего не изменится, а психоло¬гически изменится очень многое.
Очевидно, что человек меньше мироздания, но он и боль¬ше мира, ибо понятия «меньше» и «больше» во вселенских масштабах относительны.
Очевидно, что человеческая жизнь меньше вечности, во вселенских масштабах могут быть обратные отношения: вечность окажется меньше жизни.
Альберт Эйнштейн назвал науку «бегством от очевидности». В отличие от древних египтян бежим мы очень лениво.
Все древние цивилизации боролись с иллюзией очевидности. Для этого существовала сложная система магических посвящений. Если бы теорию относительности открыли египтяне, они озвучили бы ее в танцах, сделали зримой в ритуалах, максимально приблизив к человеку самые отдаленные реальности космологии. Им бы не пришлось создавать новую религию и мифологию. Парадокс в том, что многие реалии современной космогонии на ритуальном уровне озвучены в древних мифах.
Мы утратили человеческий смысл своих знаний. Я предлагаю вернуть утраченное, взглянув на небо глазами древних, включившись в игру. Игра называется Метакод.
«На бездонных глубинах духа, где человек перестает быть человеком, на глубинах, недоступных для государства и общества... катятся звуковые волны, подобные волнам эфира, объемлющим вселенную; там идут ритми¬ческие колебания, подобные процессам, образующим горы, ветры, морские течения, растительный и животный мир» (А.Блок).
В «подстройке» человека и космоса поэт не просто настройщик рояля, а композитор, музыкант —вот что до сих пор еще не осознано в должной мере.
«Что такое поэт? Человек, который пишет стихами? Нет, конечно... Но он пишет стихами, то есть приводит в гармонию слова и Звуки, потому что он — сын гармонии, Поэт...
Хаос есть первобытное, стихийное, безначальное; кос¬мос — устроенная гармония...
Поэт — сын гармонии. Три дела возложены на него: во-первых — освободить звуки из родной безначальной сти¬хии, в которой они пребывают; во-вторых, привести эти звуки в гармонию; в третьих — внести эту гармонию во внешний мир».
Наша цивилизация и культура оказались слишком робки перед такими прозрениями. Блок, Белый, Хлебников несли нам космическую весть, но мы заткнули уши и зажмурили глаза. Ныне космос поэтов топят в литературоведческих терминах: символизм, футуризм, имажинизм, акмеизм — какая бездна за всеми этими «измами». Разве в них дело? Небо спустилось на землю и заговорило поэтическим го¬лосом.
На исходе XX столетия, космические прозре¬ния поэтов облеклись в блестящие звездные латы совре¬менной космологии. Они надежно защищены формулами и числами от тупости, невежества и непонимания, но мне ближе та хрупкость и донкихотская уязвимость, даже незащищенность поэтического слова, с какой предстало оно перед читателями тогда, в космической наготе и не¬винности, как Адам и Ева перед богом до первого пре¬грешения.
Когда в нашей печати наконец-то с двадцатилетним опозданием появились снимки радужной ауры излучений вокруг тела, я понял, что означает древняя фраза: «одеялся светом, яко ризою», понял, что парча и дорогие каменья — лишь имитация этого космического одеяния. Вспомнил я и древнее предание о том, что Адам и Ева были в раю не просто наги, а в окружении ослепительного света, который потом угас, отчего и понадобилась одежда.
Академик В. П. Казначеев так пишет о сиянии, исходя¬щем от «живого вещества»: «Диапазон сверхслабого излу¬чения живых организмов лежит на границе между инфра¬красной и ультрафиолетовой областью». Как раз у этой границы наше земное зрение отказывает, зато поэтическое космическое око видело это излучение всегда.
Об этом опять же поведал А. Блок:
«Миры, предстоящие взору в свете лучезарного меча, становятся все более зовущими; уже из глубины их несутся щемящие музыкальные звуки, призывы, шепоты, почти слова. Вместе с тем они начинают окрашиваться (здесь возникает первое глубокое знание о цветах); наконец, преобладающим является тот цвет, который мне проще всего назвать пурпурно-лиловым (хотя это название, может быть, не вполне точно). Золотой меч, пронизывающий пурпур лиловых миров, разгорается ослепительно — и пронзает сердце. Уже начинает сквозить лицо среди небес¬ных роз... некто внезапно пересекает золотую нить зацве¬тающих чудес; лезвие лучезарного луча меркнет и перестает чувствоваться в сердце. Миры, которые были пронизаны его золотым светом, теряют пурпурный оттенок; как сквозь сорванную плотину, врывается сине-лиловый мировой су¬мрак (лучшее изображение всех этих цветов у Врубеля...). Золотой луч погас, лиловые миры хлынули в сердце. Океан — мое сердце».
«Цен¬ность этих исканий состоит в том, что они-то и обнару¬живают с очевидностью объективность и реальность «тех миров»... все миры, которые мы посещали, и все события, В которых происходящее вовсе не суть «наши представле¬ния».
Все напрасно, никто не поверил. А ведь Блок сказал прямо и недвусмысленно. Послушаем его еще раз, ведь великий поэт убеждает нас: «Реальность, описанная мною,— единственная, которая для меня дает смысл жизни... Либо существуют те миры, либо нет. Для тех, кто скажет «нет», мы останемся просто «так себе декадентами», сочинителя¬ми невиданных ощущений... За себя лично я могу сказать, что у меня если и была когда-нибудь, то окончательно пропала охота убеждать кого-либо в существовании того, что находится выше и дальше меня».
Люди разговаривают светом, хотя я сам не знаю, как это происходит. Я сказал бы об этом так:
Дирижер бабочки
Тянет ввысь нити,
Он то отражается,
То пылает.
Бабочка зеркальна,
И он зеркален;
Кто кого поймает,
Никто не знает.
Дирижер бабочки