Место битвы – Италия?! - Страница 4

А пока прусский посланник Марфельд уже в феврале 1730 года доносил, что императрица «в душе больше расположена к иностранцам, чем к русским, отчего она в своем курляндском штате не держит ни одного русского, а только немцев». По выражению В. О. Ключевского, с воцарением Анны «немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забрались на все доходные места в управлении». Чёрный след в нашей истории оставил фаворит Анны Иоанновны, временщик Э. И. фон Бирон; как и большинство иностранцев, он смотрел на Россию свысока, считая себя просветителем и благодетелем бескрайней варварской страны. Демонстративно отказываясь учить русский язык, он тем самым подчеркивал свое «невмешательство» в ход внутренних дел и, управляя железным скипетром, в течение девяти лет своего правления умертвил одиннадцать тысяч человек. Для сравнения, Иваном IV за семь лет «опричнины» было казнено четыре тысячи человек. По замечанию известного историка А. Д. Градовского, «этот кабинет не любил заглядывать внутрь страны… Вершина русской администрации, – поясняет он, – живет самою внешнею политической жизнью. Россия для неё только средство для добывания сумм, нужных для того, чтобы участвовать в общем хоре западных держав». Всё это хорошо видели иностранные резиденты. По их наблюдениям, «цель двора достигнута, если в Европе говорят, что Россия богата». Перед самой кончиной Анна Иоанновна назначила герцога Курляндского Эрнста Иоганна Бирона регентом при двухмесячном наследнике престола, и в этом качестве он должен был править 17 лет (!). После смерти императрицы в октябре 1840 года Бирон захотел присвоить себе корону империи. И когда в его руках оказалось всё высшее правление, гвардия заволновалась. После дворцового переворота он был арестован. Не будет преувеличением сказать, что его ненавидели все. Разграбление богатств страны, всеобщая подозрительность, шпионаж, доносы, жестокое преследование недовольных – вот чем характеризовался созданный им реакционный режим. Три недели верховной власти в стране стоили ему двадцатилетней ссылки. «Эпоха дворцовых переворотов» – прямое следствие петровского закона о престолонаследовании, который сводился к принципу: «Кто палку взял, тот и капрал». На вершину власти попадали случайные люди, которые были далеки от истинных интересов нашей страны и не желали знать ни её менталитета, ни её древних традиций. С воцарением Елизаветы немецкий гнёт, как это ни странно, только усилился. Это произошло вследствие того, что внешнюю политику Бирона продолжил его бывший ставленник А. П. Бестужев-Рюмин. Став Великим канцлером и не имея соперников, нагло беря взятки со всех дворов Европы и втравляя Россию в бессмысленные войны, он фактически правил страной 14 лет. Некоторых иностранцев поражало то, что страна, обладавшая колоссальными возможностями, проявившая несокрушимую мощь в Северной войне, как будто не знает, куда деть свои силы и ищет себе в этом помощника. Не без иронии в адрес и русских, и немцев говорил по этому поводу французский посланник маркиз де Шетарди: «Немцы были этими первыми встречными, они и воспользовались руками и ногами этого народа и управляют его движениями». Уже другой иностранец замечает, что «Россия всегда вела войны, но не война истощала это государство, оно истощено роскошью, дурным управлением министров, переводом за границу огромных денежных сумм, наконец, бесплодная распущенность, тщеславие и суетность разоряют государство». Немецкое засилье коснулось всех институтов нашего государства, Российская Академия наук не стала исключением. Постараемся разобраться в давно забытом, но принципиальном споре, который зарождался в то время между двумя академическими школами. Первую возглавлял М. В. Ломоносов, в противовес ему выступали Г. З. Байер, А. Л. Шлёцер и Г. Ф. Миллер. Именно они при нескрываемой поддержке «немецкой партии» в правительстве, которую первоначально возглавлял бывший член Верховного Совета – барон А. И. Остерман, закладывали фундамент новой «норманнской» версии Российской истории. Их теория, безусловно, ласкала слух императоров и императриц голштинского рода Романовских, которые видели себя в роли таких же «легендарных» варяжских князей, приглашённых царствовать в дикую и варварскую азиатскую страну, и которые также в меру своих сил старались облагодетельствовать её «тёмный» народ своим «просвещённым правлением».

6 сентября 1749 года придворный историограф, академик Миллер прочитал ежегодный доклад, в котором, опираясь на труды своего предшественника Байера, изложил теорию создания Киевской Руси норманнами. Вскоре после этого 3 ноября Ломоносов подверг резкой критике только что вышедшую в свет диссертацию Миллера «О происхождении русского народа», где наглым образом была оболгана отечественная история, в ней всё было перевернуто вверх дном и основные события представлены с отрицательной стороны. Приведу одну важную для нашего расследования цитату из статьи Ломоносова «Замечания к диссертации Миллера Г. Ф.», с. 13: «Прадеды ваши, почтеннейшие слушатели, от славных своих дел славянами назывались, которых от Дуная волохи выгнали». Здесь весьма явны противные вещи слава и изгнание, которые в такой диссертации места иметь не могут. Но как наш сочинитель славные дела прадедов наших начинает с изгнания, так и всю их жизнь в разорениях и порабощениях представляет, о чем смотри ниже. И хотя бы то была правда, что славяне для римлян Дунай оставили, однако сие можно было бы изобразить инако. Например: славянский народ, любя свою вольность и нехотя носить римского ига, переселился к северу. Новгородский летописец говорит, что славян часть некоторая, для тесноты места на Дунае, отошла к Днепру, Ильменю и прочая, что с правдою очень сходно, ибо и теперь по Дунаю довольно есть славянского народа, как то: сербияне, болгары и проч. Господину бы автору должно было упомянуть славные дела славянского народа из старых внешних авторов, из которых явно, что римляне сами чувствовали храбрость наших праотцев и прочая. Прокопий Кесарийский в третьей книге своей пишет, что в пятом веку во время Юстиниана, царя греческого славяне, перешедши Дунай, землю за ним опустошили, и великое множество римлян в плен взяли. Иорнанд о четах пишучи, говорит, что ныне славяне за грехи наши везде нас разоряют, то было в шестом веку. Григорий Великий папа Римский, к епископам в Истрию (епископат на п-ове Истр в Хорватии – прим. автора) пишет: «Истинно для славянского народа, который на вас наступает, весьма сокрушаюсь и смущаюсь: сокрушаюсь о том, что вашу болезнь сам претерпеваю: возмущаюсь о том, что они через Истрию уже и в Италию вступают![8]». Из сего явствует, что славяне от римлян не так выгнаны были, как господин Г. Ф. Миллер пишет. И сие бы должно было ему упомянуть для чести славянского народа».

По мере того как накал борьбы с Миллером нарастал, вопросы по отечественной истории вышли у Ломоносова на первый план, ради них он отказывается от исполнения обязанностей профессора химии. Он дает уничтожающую характеристику на статьи Байера по русской истории, сравнивая их с «бредом обкурившегося шамана». Байер приехал в Россию в 1730 году, через год после открытия Академии наук. Именно он выдвинул теорию, что варяги и руссы – это норманны, принадлежавшие германскому королю племена шведов, датчан и норвежцев. Байер русского языка не знал. Помимо Ломоносова, в будущем и другие русские академики – Тредьяковский, Крашенинников и Попов – также возражали против метода Миллера принимать тезисы Байера без проверки. Ломоносов полагал – и не без оснований – что слово «рус», «русский» северным языкам совершенно незнакомо, но распространено на южном побережье Балтийского моря. Так, один устьевой рукав Немана носит название Руса (хотя по-литовски этот рукав носит название «Русне», и в переводе «русноти» означает «медленно гореть, тлеть» или «медленно бежать, течь» – прим. автора). Здесь же, по его мнению, следует искать и родину Рюрика. Впоследствии Ломоносов писал, что Миллер сделал русских «столь убогим народом, каким ещё ни один самый подлый народ ни от какого историка не представлен»[9].