Месть железного дворфа - Страница 15

Дум’вилль лежала на постели в своей комнате в темноте, глядя в потолок. Слезы выступили у нее на глазах, но не от удара по лицу. Многие дроу-мужчины вели себя так. Их настолько раздражала необходимость подчиняться женщинам своей расы, что они при любой возможности унижали и оскорбляли таких, как Дум’вилль, – тех, кого они могли презрительно называть «отбросами».

Отбросы. Иблит, говорили они.

Она тоже принадлежала к Дому До’Урден, об этом было объявлено официально, и тем не менее ей суждено было вечно называться иблит или, еще хуже, – дартиир.

Тогда она подумала о своей матери, которая жила в Мерцающем Лесу. Синнафейн была королевой эльфов, а Дум’вилль прежде была принцессой.

Теперь она стала мусором.

Она подумала о своем брате, и слезы потекли у нее по щекам. Она представила выражение лица отца в тот момент, когда Рейвел протянул к ней руку. Она совершенно четко видела перед собой Тос’уна, но не в силах была разгадать это странное выражение.

Она надеялась, что оклик Рейвела и намерение оскорбить его Малышку Доу причинили Тос’уну боль. Но сейчас, вспоминая его лицо, она вдруг прочла на нем некую решимость. Сначала она подумала, что это желание наказать Рейвела за обиду, нанесенную Малышке Доу, но потом ей пришла в голову другая, тревожная мысль.

Неужели отец сам хотел отдать ее Рейвелу или какому-нибудь другому высокопоставленному темному эльфу Дома До’Урден с целью закрепить свое положение в новом клане? В конце концов, он происходил из рода Баррисон Дел’Армго, а эта семья, как известно, являлась злейшим врагом и соперником Бэнров и Ксорларринов. В Доме До’Урден, в компании Тиаго, Сарибель и Рейвела, он был уязвим.

И тогда все начало становиться на свои места. Рейвел приказал ей пойти с ним в постель не для того, чтобы развеять скуку или удовлетворить свои плотские желания, – по крайней мере, сначала. Он использовал ее, чтобы испытать преданность Тос’уна.

Тос’ун предупреждал ее об испытаниях, с которыми им придется столкнуться. Конечно, конкретно об этом он не говорил, но в подробностях объяснил дочери, что обычаи дроу сильно отличаются от обычаев лесных эльфов. В Мерцающем Лесу взаимное влечение и любовь считались великими дарами, их стремились разделить друг с другом, но мужчина и женщина были вместе только по обоюдному согласию.

На несколько мгновений сердце Дум’вилль упало: бремя всего, что она сотворила, опустилось на нее, подобно кожистым крыльям Араутатора. Она поднесла к лицу руки, ожидая увидеть на них кровь Тейрфлина. Но прежде всего девушке хотелось снова встретить мать, и она едва не зарыдала по Синнафейн.

Едва. Момент отчаяния миновал, и она услышала голос, обещавший ей надежду и утешение.

Дум’вилль спрыгнула с кровати, босиком пересекла комнату и подошла к стоявшему у окна стулу, на котором висел пояс с мечом.

Разумное оружие было ее единственным другом.

– Ты становишься нетерпеливым, – обратился Араутатор к Тиаго несколько дней спустя.

На склоне горы под названием Четвертый Пик они нашли нужную пещеру, точнее, глубокую расщелину. На первый взгляд эта трещина в камне казалась ничем не примечательной, но Араутатор, обладавший превосходным обонянием, учуял дым. И действительно из отверстия поднималась тонкая белая струйка. Дракон приземлился и раскидал камни, а Тиаго, протиснувшись в щель, обнаружил спрятанный дымоход.

Дроу не стал возражать.

– Никакого движения? – снова спросил он.

– На горе тихо, – подтвердил дракон.

– Закрывай дымоход! – приказал Тиаго своему могущественному союзнику и быстро попятился.

Араутатор оглядел камни, оценивая их целостность, – точнее, отсутствие таковой.

– Садись ко мне на спину, молодой Бэнр, – предложил он, опустился и развернулся так, чтобы Тиаго смог вскарабкаться в седло.

Когда Тиаго уселся, Араутатор изо всех сил дохнул в расщелину, и слой льда, образовавшийся от его смертоносного дыхания, скрыл дымоход. Вирм знал, что лед долго не продержится, потому что снизу, из очагов, поднимается тепло; поэтому чудовище вцепилось в скалу, когтило камни, крыльями толкало вынутые валуны обратно на место. Затем взобрался на кучу камней, сваленную на том месте, где только что виднелась трещина между двумя кусками скалы, и, попрыгав, придавил их.

Пусть дворфы задохнутся в своем чаду!

– Отлично сработано, друг мой, – поздравил Тиаго вирма, когда все было кончено.

– Ты сам знаешь, что у них в этой горе понатыкана еще сотня отдушин. Возможно, мы сумеем сделать некоторые части их комплекса непригодными для жилья, но у тебя не получится выкурить их оттуда.

Тиаго кивнул. Он все понимал. Со спины дракона дроу осмотрел гору, взглянул на черневший в отдалении лагерь орков и гоблинов, на силуэты великанов и цепочку их боевых машин над Долиной Хранителя.

– Летим в Сандабар, – попросил он вирма.

В твердыню Хартуск, ты хотел сказать, – лукаво поправил его дракон.

Оба прекрасно знали: название это было предложено исключительно с целью польстить тупоумному вождю орков.

Несмотря на неотступный страх, боязнь того, что дворфы все же переживут его, Тиаго рассмеялся.

Дракон накренился, поймал восходящий поток воздуха, широко расправил крылья и полетел на восток. Настало время побеседовать с военным правителем.

Короткие грязные пальцы медленно ползли по столу но направлению к тарелке с мясом угря – для ловкой руки гоблина это была уже четвертая подобная экскурсия.

Воруя третий кусок, он заметил любопытный взгляд другого гоблина; да, возможно, он вел себя слишком самонадеянно.

А может быть, ему просто все это надоело.

Гоблин убрал руку – как раз вовремя, потому что на столешницу обрушился топор, удар которого вполне мог бы отрубить ему кисть. Воришка отступил на шаг и уставился на высокого, могучего орка-мясника; грудь орка вздымалась, он тяжело дышал от ярости.

– Один! – зарычал он на маленького гоблина. – Тебе один положено! А может, хочешь свою лапу сожрать, а?

Остальные шагнули ближе, без сомнения, решив, что сейчас поучаствуют в расчленении гоблина – одном из самых любимых развлечений орков, служивших в этих негостеприимных областях Подземья.

– Один я уже съел, – возразил гоблин.

– И хотел спереть второй!

– Мне надо кормить мое ручное животное! – объяснял гоблин.

Это неожиданное высказывание заставило орка смолкнуть, и он в удивлении воззрился на гоблина.

– А оно ест много, – продолжал гоблин, энергично кивая; его толстые отвислые губы при этом нелепо шлепали. – И поэтому я взял второй, третий и четвертый тоже! И стащил бы пятый, если бы ты не уронил топор.

Услышав эту хвастливую речь, орк уставился на наглое создание с совершенно обескураженным видом, у него буквально отвисла челюсть. Столпившиеся вокруг орки и гоблины не верили своим ушам. Этот низкорослый гоблин буквально сам напрашивался на то, чтобы его зарубили.

И когда главный орк с рычанием занес над головой топор, все решили: именно так оно и случится.

– Моего любимца нужно накормить, – жалобно гнусил гоблин. – Его злить нельзя.

– Что еще за любимец?! – заревел орк.

– Вон там, – проквакал гоблин, указав на темную нишу в стене за спиной орка. – Там!

Орк недоверчиво нахмурился, но все же оглянулся на указанное место. Он начал пятиться прочь, не отрывая взгляда от гоблина-воришки, пока не очутился прямо перед той самой нишей. Затем заглянул внутрь и перед смертью успел увидеть легендарный мифриловый боевой молот, внезапно вынырнувший из мрака.

Молот промелькнул перед орком лишь на мгновение, но этого было достаточно – его желтые глаза полезли из орбит от ужаса.

Затем орка пронзила боль, но тоже на миг, а потом он уже ничего не чувствовал: молот ударил его по черепу с такой силой, что голова твари просто взорвалась, и на ближайших орков обрушились фонтан крови, брызги мозгов и обломки костей.