Месть Ветра (СИ) - Страница 5

К жертве на следующей фотографии убийца отнесся не так бережно. Черноволосая девушка напоминала куклу, виденную Диконом на дороге. Она сидела у деревянной стены какого-то дома, пришпиленная к ней вилами. Тем же, вернее, очень похожим «скальпелем» были нанесены тонкие линии, спускающиеся от глаз по щекам к подбородку. Издалека казалось, будто она плачет кровью. Ярко накрашенные алые губы приоткрылись, изо рта вывалился язык, разрезанный надвое. На груди висела табличка с начертанной кровью спиралью и литерой «М».

Он рассматривал фотографии одну за другой и представлял, что перед ним вовсе не мертвецы, а куклы. Да, именно! Экспозиция странного художника-авангардиста или как там его?.. Внутри все сжималось, желудок превратился в тугой комок, но Дикон терпел.

— Если понадобится ванная, она за дверью справа, — заметил Алва, и Дикону сразу стало лучше. Он не опозорится в первый день работы в отделе. Он уже сделал это, так зачем же усугублять?..

— Спасибо, я буду иметь в виду, — ответил он.

— Вы нашли какую-нибудь закономерность?

— Экспозиция, — произнес Дикон неуверенно.

— Объяснитесь.

— Тот, кто совершил подобное, считал себя… кем-то вроде художника, ну, мне так кажется.

— Наш эксперт с вами согласен абсолютно.

— Именно поэтому убийца не повторился ни разу. Если бы не автографы, что он оставил на всех жертвах…

— Всех? — Алва показался немало удивленным. Он тотчас встал, обогнул стол, бесцеремонно уселся на подлокотник кресла, в котором сидел Дикон, и, взяв стопку, вытащил самую первую фотографию с застреленным юношей.

— Но как же, — недоуменно сказал Дикон, — вот же спираль и «М»… — он несколько раз моргнул, понимая, что знаки ему лишь привиделись. Все осталось по-прежнему, только лоб юноши оказался чист.

Алва забрал у него фотографии, кинул обратно в ящик стола, провел ладонями по векам и только затем произнес:

— Спасибо.

— За что?

— Вы ведь заметили: первая фотография значительно старше остальных?

Дикон неопределенно повел плечом, поначалу он не обратил внимания, посчитав это несущественным.

— И на ней не стоит штамп полицейского ведомства.

«А ведь действительно», — подумал Дикон.

Несколько лет назад погиб мой хороший друг. Все, включая экспертов, криминалистов, следователей членов его семьи, утверждали, будто произошел несчастный случай на охоте.

— Погодите! Охоты устраивают осенью, а на фотографии лежит снег, — прервал его Дикон.

— Верно, в тот год он выпал рано. Так вот, Ричард, смерть сочли несчастным случаем. Через неделю после похорон некто отправил мне эту фотографию. Я был уверен, что произошло убийство, но не смог ничего доказать. Подозреваемых опять же не имелось, если, конечно, не брать во внимание Дидериховские страсти: отец Джастина крайне плохо относился к нашей дружбе, — Алва усмехнулся. — Когда начались убийства, я ни мгновения не сомневался: Джастина убил тот же маньяк. Вы подтвердили мою правоту, спасибо.

— Боюсь, в суде таких доказательств не примут.

— Неважно, — отмахнулся Алва. — Скажу больше: ради одного этого вас стоило взять в помощники и вызволить из Арамонова болота. Хотите вина?

Переход был слишком резким, Дикон даже не сразу сообразил, что именно спросил Алва. Потом он попробовал отказаться, но поздно: Алва вытащил из-под стола бутылку и бокалы.

— Ваш — справа.

Дикон потянулся к бокалу правой рукой, пробормотал «Кош» и взял его левой. Не хватало еще пролить вино на ковер, он же вечность не расплатится.

— И что у вас с рукой?

— Ерунда, неудачно упал с мотоцикла.

— Если с того металлолома, припаркованного у Управления, то неудивительно, — заметил Алва.

— «Баловник» — надежная модель надорской сборки, — обиделся Дикон за «железного друга».

— О да! «Надежен, как скалы», — процитировал Алва девиз компании «Надор-моторс» и добавил с язвительной усмешкой: — Был. Лет двадцать пять назад. Насколько могу судить, он ваш ровесник.

Дикон покраснел.

— Возьмете «Сону», а теперь быстро допивайте вино и показывайте ваш ушиб.

Спорить с Алвой оказалось совершенно бесполезно. Дик знал: у того на гербе ворон, но мысленно уже раз шестнадцать примерил на это место бакранского козла, знаменитого упрямством и дурным нравом.

Алва заставил его раздеться до пояса, а потом выпить целый бокал касеры — неудивительно, что Дикону стало дурно. После такого количества жгучего пойла, да натощак поплохело бы кому угодно. А наскоро брошенное: «Если хотите, можете кричать»? Да после подобного дозволения, Дикон не смел и пикнуть.

Под конец экзекуции он явно оказался в какой-то иной реальности, иначе с чего бы Алве сказать:

— Крысиный укус, говорите… У Арамоны крысы и те ядовитые.

Кабинет изменился. Ярко запылал огонь в камине, Оллария за окном выглядела крайне странно: без многоэтажных построек, железной дороги вдалеке и широкого шоссе, бесконечно шумящего моторами, скрипящего тормозами и кричащего клаксонами сотен авто. У ног Алвы стоял таз с натекшим в него гноем.

— Кош… — выругался Дикон. Орать хотелось невыносимо, — у меня же ушиб…

К носу поднесли ватку, смоченную какой-то страшно вонючей дрянью.

— Как ни странно, да, ушиб, — сказал Алва, — но крайне неприятный.

Дикон моргнул и поморщился, впрочем, боль отступила, кожу слегка пощипывало, и по всей руке разливалось приятное тепло. Плечо оказалось перевязано.

— Я наложил специальную согревающую мазь, — пояснил Алва. — Хотите, дам вам тинктуру для обезболивания?

— После касеры?! — вырвалось у Дикона.

— Крепче спать будете.

— Н…нет, благодарю.

========== Глава 5 ==========

Папка беспомощно лежала на низком прикроватном столике, куда Дикон кинул ее, предварительно прочитав содержимое не по одному кругу и, убедившись, что не найдет в записях ничего нового. Формулировки оказались четкими и ясными, без заумного крючкотворства юристов и дешевой безграмотности служак, имеющих к эпистолярному жанру очень опосредованное отношение, но тем не менее обязанных им заниматься. Такие обычно употребляли фразы вроде «жена трупа заявила», «мужчина с ножом в почке поел в ресторане «У святого Бонифация» и тому подобные. При этом они искренне недоумевали, почему Дикон фыркал и морщился, читая их «вирши», приписывали ему снобизм, если не ханжество, а он ведь просто не мог не представлять и не смеяться.

Текст создавался на печатной машинке, но Дикон буквально за каждым предложением видел хищный профиль своего нового начальника и (это обстоятельство удивляло его по-прежнему) напарника.

Хотелось думать, Алва счел неправильным передавать дело кому-то другому, возможно, оберегал семью Эгмонта Окделла, и не желал огласки. Однако сведения, улики, показания свидетелей подшивались столь грамотно и аккуратно, а выводы делались ясно, что казалось, Алва рассчитывал раскрутить «преступление круга». За это его следовало возненавидеть, но у Дикона не получалось. А еще он многое отдал бы за возможность опровергнуть хоть один вывод, объявить о подтасовке улик, но, увы.

Окончательно в правдивости написанного он убедился, когда прочел признательные показания Вальтера Придда. В них глава преступной группировки «Спрут», осужденный на двадцать лет, признавался в подготовке нескольких покушений на Рокэ Алву, который слишком близко подобрался к курируемому им трафику сакотты. Он утверждал, будто план последнего покушения разрабатывал Эгмонт Окделл в замке Надор.

Дикон первым сказал бы: «Чушь несусветная». В Надоре он жил вместе с матерью и сестрами, а приезды отца удалось бы пересчитать по пальцам одной руки, но… В тот год Эгмонт гостил долго: целых три месяца. Тогда же к нему зачастили многочисленные друзья.

Отец как раз вышел в отставку, и матушка, хоть ей происходящее и не нравилось, терпела, а Дикон… он был еще совсем мальчишкой, к тому же любил синематограф и особенно —

кино про шпионов, которое крутили во всех синематеатрах. Одного «Неустрашимого невепря» он пересмотрел, наверное, раз шестнадцать, не говоря о «та-Ракане-004». Следя за собственным отцом, он представлял себя героем одного из таких фильмов и однажды оказался случайным свидетелем действительно важного разговора: со Спрутом и именно по организации убийства Алвы. Его фамилию Дикон вспомнил только сейчас, а прозвище Ворон долго терзало его во снах и горячечном бреду: он сильно простудился, когда лежал на чердаке на ледяных балках и подслушивал.