Месть Темного Бога - Страница 27

Разглядывая теперь женщину в ярком утреннем свете, Раль решил, что его первое впечатление было верным. Ее элегантно задрапированная вуаль обрамляла тонкое задумчивое лицо. Из-под мантильи было видно дорожное платье с высоким воротом, выгодно подчеркивавшее тонкую талию и округлость груди. Конечно, любителю пышнотелых красоток ее бедра показались бы слишком узкими, размышлял капитан, но, как он уже говорил Скайвейку, он предпочитал стройных женщин. Холодный ветер с реки разрумянил ее бледные щеки, и широко расставленные серые глаза оживленно заблестели, когда она наклонилась вперед, указывая на что-то на дальнем берегу своему спутнику. Может, ей все-таки всего лет двадцать?

Грузом «Стремительного» обычно бывали меха и пряности, но Раль уже давно обнаружил, что небольшая пассажирская каюта на нижней палубе изрядно увеличивает доходность перевозок. Вот и накануне вечером старушка-служанка заплатила за путешествие до Нанты молодой дамы и ее пажа. Когда капитан угостил старую сплетницу стаканом эля, та принялась расписывать красоту своей госпожи и горевать по поводу слабого здоровья, вынуждающего ту проводить суровые зимние месяцы на юге у родственников.

Это было обычным делом: многие богатые купцы-северяне находили себе жен в южных краях, и эти избалованные дамы нередко предпочитали возвращаться на зиму на свою теплую родину, пока еще ледяная хватка зимы не остановила движения по дорогам.

Убедившись в том, что парус ловит ветер как раз под нужным углом, капитан отправился на нос, чтобы проверить курс. Фолсвейн был широк, и плавание по нему обычно не представляло трудностей, но иногда в русле реки появлялись новые отмели.

Теперь капитану были лучше видны его пассажиры, и мысли его обрели новое направление. Этот вечно торчащий рядом с дамой паж – совсем неотесанный мальчишка, несмотря на нарядный костюм и рапиру на боку… Женщина продолжала смотреть на берег, нахмурив брови и стиснув руки на коленях.

Ее наряд, ее манеры, большое кольцо с гранатом на затянутой в перчатку руке – все говорило о ее принадлежности к знатному роду, но Раль уже не в первый раз задавал себе вопрос об истинных причинах ее путешествия. Ее багаж состоял всего лишь из большого саквояжа и не особенно тяжелого сундука. У пажа оказалась потрепанная, хотя и тяжелая сумка. Все это не походило на то, как обычно путешествуют благородные дамы. И слуг у нее с собой нет, и каюту ее служанка оплатила в последний момент… Нет ли тут более романтической истории? Уж не сбежавшая ли это жена? Если так, тут открываются интересные возможности… и у него еще целая неделя, слава Астеллусу, чтобы все выяснить.

Хотя Серегил, знай он о впечатлении, произведенном . им на капитана, был бы весьма доволен, его настроение оставалось тревожным., Прошлой ночью, после того как он раздобыл одежду для себя и Алека, он осмотрел рану Микама и попытался уговорить друга провести несколько дней в постели. Однако все его старания пропали даром, и усталый Серегил лег на кровать рядом с Алеком и мгновенно уснул. Это к тому же был единственный способ не слышать могучего храпа Микама.

Через некоторое время он проснулся с чувством приближающейся беды. За стенами каморки выл ветер, задувал в щели и стенал в трубе. Угли в жаровне еле тлели, и Серегил дрожал от холода; единственным источником тепла была голая спина Алека, прижимавшаяся к его боку. Это само по себе было странным: мало того, что он не помнил, чтобы раздевался, ложась, стеснительность парнишки едва ли позволила бы тому спать обнаженным в одной постели с кем-то.

Но дело не в этом, сонно подумал Серегил. В скудном свете, отбрасываемом жаровней, он разглядел фигуру Микама на подстилке у двери. Что-то с ним не так, что-то совершенно очевидное… Если бы только затуманенный мозг начал работать!..

Выскользнув из постели, он тихо пересек каморку и приблизился к Микаму, ежась от холода неструганых досок пола под босыми ногами. Предчувствие беды стало еще сильнее, когда он наклонился над Микамом: тот никогда не спал так беззвучно.

Его друг лежал на боку лицом к стене, так что Серегил едва мог расслышать его дыхание. Нет, вовсе никакого дыхания не мог он расслышать…

– Микам, проснись, – прошептал Серегил, но горло его так пересохло, что не издало ни звука. Ужас – тяжелый и липкий – сгустился вокруг него. Серегил схватил друга за плечо, страстно желая, чтобы тот проснулся и заговорил.

Тело Микама было таким же холодным, как доски пола. Отдернув руку, Серегил увидел на ней темные пятна сворачивающейся крови. Микам медленно перевернулся на спину, и Серегил разглядел зияющую рану на горле, из которой все еще торчал его собственный стилет. Глаза Микама оставались открытыми, на лице застыло выражение Удивления и печали.

Мучительный стон вырвался из горла Серегила. Он отшатнулся и попятился от тела, занозив ногу о грубые доски пола.

В этот момент налетел особенно сильный порыв ветра, ставень на окне распахнулся, и угли в жаровне от сквозняка на мгновение вспыхнули ярким пламенем. В этом неверном свете Серегил заметил высокую фигуру в углу у окна. Человек был закутан с ног до головы в темную мантию, но Серегил сразу же узнал несгибаемо прямую спину, легкий наклон головы, характерный острый локоть руки, лежащей на эфесе меча. И он точно знал – благодаря какой-то ужасной смеси предчувствия и воспоминания, – как начнется сейчас разговор между ними.

– Что ж, Серегил, в хорошем же виде я тебя нахожу.

– Отец, на самом деле все не так, как кажется, – ответил Серегил, с отвращением слыша умоляющую нотку в собственном голосе – эхо тех же слов, произнесенных им когда-то в схожей ситуации, – но бессильный заставить себя говорить иначе. Однако теперешний – повзрослевший – Серегил еще и с беспокойством ощутил, что безоружен.

– Как кажется, на полу – твой убитый друг, а в постели – мальчишка-сожитель. – Голос отца был точно таким, как Серегил его помнил, – сухим, саркастическим, полным сдержанного отвращения.

– Это всего лишь Алек… – сердито начал Серегил, но слова замерли у него на языке, когда обнаженный юноша с томной грацией, совсем ему обычно не свойственной, поднялся с постели, подошел к Серегилу, прижался к нему и бросил на отца игривый взгляд.

– Твой вкус в выборе компаньонов не стал лучше.

– Отец, прошу тебя! – У Серегила закружилась голова, и с ощущением нереальности происходящего он опустился на колени.

– Изгнание лишь усилило твои греховные наклонности, – усмехнулся его отец. – Как и раньше, ты позор для нашего дома. Придется найти для тебя какое-то другое наказание. – Потом с той особой нежностью, которая всегда захватывала Серегила врасплох, он покачал головой и вздохнул: – Серегил, мой самый младший сын, что мне делать с тобой? Мы так давно не виделись! Давай хотя бы пожмем друг другу руки.

Серегил протянул отцу руку и сквозь слезы стыда заглянул под капюшон, надеясь увидеть знакомые черты. В тот же момент тошнотворное сомнение выползло откуда-то из глубин памяти; руки Алека сильнее обхватили его плечи, а рука отца сжала его руку.

– Ты же мертв! – простонал Серегил, слишком поздно пытаясь освободиться от хватки костлявой руки. – Уже девять лет! Эдзриел сообщил… Ты мертв!

Его отец кивнул и отбросил капюшон. Серегил увидел несколько прядей черных волос, прилипших к ссохшейся коже, на месте острых серых глаз зияли две черных дыры, носа не было вовсе. То, что было когда-то губами, скривилось в подобии улыбки, когда отец склонил мумифицированную голову, обдав Серегила запахом плесени и тления.

– Верно, но отцом твоим я остаюсь, – сказало привидение, – и тебя все еще ждет заслуженное наказание.

Из-под мантии блеснул меч, и фигура отступила назад, сжимая отрубленную правую руку Серегила в своих костлявых пальцах…

…И Серегил подскочил на постели, обливаясь потом и сжимая руками готовую разорваться грудь. Не было ни ветра, ни распахнувшегося ставня. Микам продолжал храпеть. Только Алек пошевелился и пробормотал какой-то вопрос.

– Ничего, ничего, спи, – прошептал Серегил. Хотя его сердце все еще колотилось, он тоже попытался снова уснуть.