Месть моя, или сбежавший жених (СИ) - Страница 8
Их по статистике меньше, чем женщин, а если ещё вычесть женатых, убеждённых холостяков, алкашей, наркоманов, этих, которые больше любят мужчин, то и вовсе мало. Конкуренция.
А я неконкурентоспособная, если принять во внимание всё вышеперечисленное.
Тут завибрировал телефон. О, Вадик, давно его не было.
— Привет, натанцевалась? Может, пора домой?
Не поняла, у парня есть какие-то виды на меня, что это за тон?
— Кхм, — я прочистила горло. — Почему интересуешься?
— Потому что ты моя.
Я вдруг вспомнила папины слова: «Если человек не встречает сопротивления, то наглеет от безнаказанности. Если не боится потерять, потому что „никуда не денется“, то тем более».
— С чего это? Напомнить, что ты от меня отказался несколько лет назад?
— Ну перестань, я же всегда говорил и говорю, что люблю только тебя, а Маринка — она так, для имиджа, денежный мешок. Сегодня моя старушка приревновала к какой-то мадам, еле отбился. Понимаю, что я — личность популярная в нашем городе, да что там, в целом регионе, но некоторые красотки так откровенно себя предлагают, даже свои портреты засылают, это просто неприлично.
Н-да, что-то ты не добавил, что красоткам под восемьдесят. У меня в душе бушевал ураган: какой же Доброкотов самовлюблённый нарцисс, как я раньше этого не замечала?
— Хочешь встретиться?
— Хочу. Завтра приеду к тебе.
— Хм-м-м, — протянула я. — А приезжай.
Ну что ж, я тебя за язык не тянула. Если не хватило портрета старушки-рецидивистки и серьги, оставленной в спальне Доброкотовых, то готовься, Вадюша, дальше будет веселее: я уже подумывала над новым сценарным планом мести «Г».
Ещё немного побродив по залу, засобиралась домой, ибо на любом празднике наступает момент, когда поела, попила, потанцевала, ну а теперь пора на диван — и баиньки.
— Убегаешь? — вдруг у входа в ресторан появился Дима, а за ним следом потянулись другие гости.
— Да, пора.
— Ребята, а, может, съездим как-нибудь на базу отдыха? Я в отпуске с сегодняшнего дня, — отозвался Женькин невзрачный коллега с короткими волосами, Виктор, кажется.
По словам подруги, он хоть и не красавец, но простой и обаятельный парень, очень умный и эрудированный.
Женёк его уважала как коллегу и любила как друга. Даже на свой праздник пригласила, кстати, единственного из всей редакции.
Все загалдели.
— А что, давайте махнём на уикенд? — предложил Дима. — Мы с Ириной тоже в отпуске, так что, свободны.
Лучше бы, друг мой, ты не упоминал о своей Ирине. Как-то неуютно стало от его слов.
— Надо отдохнуть, пока синоптики обещают тёплые последние дни, — добавил к сказанному выше, смешно сморщив свой идеальный нос, Женькин жених Николай. — Соглашайся, Ксения.
Терпеть не могу, когда меня называют полным именем.
— Соглашайся, Ксюха, — повторила подруженция.
— Ага, — безразлично пожала я плечами. — Подумаю.
Вечером, после Женькиного банкета, приползала домой уставшая, но меня ещё ждал огород на бабушкиной усадьбе. Всё, как я люблю.
Не могла же я валяться на диване, когда родители надрываются на шести сотках. Пришлось помогать.
Огород, как известно, — самый лучший любовник, ибо и внимания ему уделяешь много, и сил расходуешь достаточно, зато в ответ он одаривает тебя сезонными подарками, заставляет обо всё забыть, кроме него, а главное, с ним теряешь лишние килограммы.
Собрав остатки выкопанной родителями картошки, я отправилась в уже подстывшую баню, после которой не было сил даже выпить чаю: спать, спать, спать.
Следующее утро началось с посещения дорогого гостя, который пришёл засвидетельствовать своё почтение. Хотя какое это утро? Уже давно наступил день, продрыхла я часов до двух, потому что спать легла очень поздно.
Глава 15
Вообще, осенью, зимой и летом родители жили в пятиэтажке, построенной ещё во времена Сталина, а в летний период, пока не соберут урожай, — в доме бабушки и дедушки, уже ушедших от нас.
Мама с папой дом не продавали, поскольку считали, что родину продавать нельзя, ибо родина — не только страна, где ты родился и живёшь, но и твой дом. А ещё, я думаю, у них теплилась жалкая надежда, что я вернусь в родной город, тогда они перейдут в этот дом, а мне оставят квартиру.
Не раз я слышала от них: где родился — там и пригодился.
Ничего не имею против, но по соседству с Вадиком и его женой мне душно.
Только я вошла в свою сталинку, минут через пять показался несостоявшийся муж.
— Это откуда к нам такого красивого дяденьку занесло? — хохотнула я.
Дяденька на самом деле был «красивый»: растрёпанный, в рубашке, расстёгнутой наполовину — выпивший, как говорила моя бабушка.
Вадик, нараспев, заплетающимся языком промямлил:
— Прости, Ксюха, это мы с партнёром по бизнесу посидели в ресторане. Можно я немного посплю? Надо протрезветь, а то Ринка будет ругаться.
— Ага, — равнодушно пожала я плечами. — Чего уж тут: спи, не жалко, а то, что пьян, проблемы твоей жены.
Минут через пятнадцать телефон Доброкотова несколько раз пиликнул. По-моему, в наше время SMS уже никто не отправляет, как-то привыкли пользоваться WhatsApp, Telegram и прочими мессенджерами. Но, может, у того человека подключена услуга, к примеру, тысяча SMS в месяц бесплатно, тогда — почему бы и нет.
Я сначала раздражалась от этих дурацких: «Тебе пришла SMS», а потом посмотрела, кто это непрерывно пишет Марининому мужу.
Сообщения были от какого-то Звягинцева Ираклия: «Сорян за беспокойство. Милый, напоминаю, ты обещал свозить меня в „Луч“, я ждуууууу». И куча смайликов: обнимашки, поцелуйчики, сердечки.
Тут нужно пояснение: «Луч» — это не название колхоза/совхоза/фермерского хозяйства и прочее. «Луч» — это местная база отдыха, причём по рейтингу не самая лучшая.
Снова затренькал телефон. Теперь писал Петр Петрович: «Любимый, я ждала тебя утром, но ты так и не приехал. В чём дело?»
Насыщенной личной жизнью живёт Вадюша, не мне чета. Я подошла к дивану, где храпел во всю свою богатырскую грудь Доброкотов, дала ему тычка в бок и прошептала:
— Ты женат, гад такой. Забыл?
Интересно, Марина знает о его похождениях или ей нужно, чтобы Вадик только номинально числился в мужьях?
Признаться, когда он напрашивался ко мне в гости, я хотела сделать с Доброкотовым селфи, а потом тихонько отправить снимок Марине на электронную почту магазина, а то надоело выжидать время, когда ей преподнесут на блюдечке с золотой каёмочкой мою серьгу, которая, видимо, ещё покоится под кроватью.
Может, переслать эти любовные записки Марине? Пусть Доброкотов напряжёт всё своё красноречие, объясняя их появление в его телефоне?
Да, я не белая и не пушистая, как, наверное, подумали некоторые, совсем нет. И я бы с радостью стала лучше, только где взять столько радости? Но сейчас почему-то было жаль жену Доброкотова: немолодая женщина, а с таким муженьком никакого покоя.
«А почему, собственно, немолодая, — вдруг перебила я поток своих мыслей, — ей ведь всего-то лет сорок пять, просто из-за полноты выглядит старше? Может, ещё найдёт подходящего для себя человека? Или так сильно любит Вадика? Тогда терпи, Марина, его вечные измены».
Я отложила его смартфон и вдруг подумала: как хорошо, что наконец-то избавилась от этого наваждения, от ненормальной любви к Доброкотову.
Вылечил он меня за какие-то четыре дня! А я страдала столько лет. И так мне стало легко на душе, так спокойно!
На этой радостной волне я взяла смартфон Вадика и, набрав текст «Прости, в ближайший месяц встретиться не могу: страдаю от импотенции», отправила сообщения Петру Петровичу и Звягинцеву Ираклию.
Через минуту ответил Пётр Петрович: «А два дня назад в гостинице было всё отлично, ушла довольной».
Я ответила: «Два дня назад у меня была Виагра, а сегодня закончилась».
Последовал ответ: «Надо же, такой молодой, а уже». Я хрюкнула от смеха.