Месть крысы из нержавеющей стали - Страница 11

Я был уже готов нырнуть вслед за ними, перевести дыхание и заботливо разложить их, когда над моей головой затрепетали огромные крылья, а из-под Горшка вырвался и блеснул молнией ослепительный свет. Свет двигался дальше, а я нащупывал стартер машины сквозь галактику радуг и ревущих дисков света. Машина тронулась с места, затем резко ускорила движение, когда я переключил скорость. Свет ударил вновь, я упал набок и лежал не двигаясь. Так, бесконечно долго я лежал неподвижно, и яркий свет ослеплял мои глаза даже сквозь сомкнутые веки. Казалось, длилось это три года, хотя могло продолжаться и три секунды. Лесенка была на месте, и я спустился по ней, основательно ободрав свои голени о сваленный как попало груз. Пробираясь в темноте, словно крот, я пинками толкал ящики впереди себя по входному туннелю. Рев больших машин стал громче, а минуту спустя к нему присоединились звуки частой стрельбы и грохот взрывов.

— Превосходно, — выдохнул я, швыряя последний ящик. — Оружие предназначено для того, чтобы его использовать, вот они его и используют.

Я был уверен, что это такая компания, которую хлебом не корми, только дай пострелять. То, что мои выводы оправдались, крайне обрадовало меня. Еще более громкий взрыв засвидетельствовал, что моя машина уничтожена. Лучше и быть не могло. Я нащупал передатчик у входа и взял его с собой. Затем поднялся по лесенке — куда более ленивым шагом, чем спускался с нее. Удобно стоя на лесенке и упираясь локтями в землю, я наблюдал за происходящим с самого лучшего места на этом шоу. Ревели реактивные самолеты, пропеллеры кромсали воздух в небе над моей головой. Пели пули и взрывались бомбы. Машина горела прекрасно, выбрасывая сердитые всплески пламени, когда обломки подвергались ураганному обстрелу. Когда же буханье и баханье начало ослабевать, я оживил его, нажав первую кнопку на передатчике. С вершины Горшка начали стрелять скорострельные пушки, в то время как с пускателя с разными интервалами взлетали вверх ракеты. Каждый второй выстрел был трассирующим, так что спектакль был самый что ни на есть впечатляющий. Военно-воздушные силы в небе сделали горку, чтобы перегруппироваться, а затем вернулись, чтобы с дикой энергией атаковать невидимого врага. Вершина Горшка и вся земля вокруг него были истерзаны взрывами. За своим оружием я совершил набег на Клизандский арсенал, и было приятно видеть, как одна и та же сторона стреляет сама по себе. Бомба рванула не дальше, чем в тридцати метрах от меня, и песок посыпался мне на шею. Эта часть спектакля кончалась. Наступило время финала. Я скатился на дно норы, а на меня падал песок. С определенной долей спешки я затащил лесенку в туннель, затем подергал тросы и метнулся внутрь. Добрая часть выбранного мной песка была свалена над входом и удерживалась досками, которые я теперь удалил. Я толчком закрыл дверь, когда песок с неожиданной быстротой заскользил вниз. Стоя в темноте, я медленно сосчитал до десяти, чтобы дать время песчаному водопаду завалить яму. Затем я нажал вторую кнопку на передатчике. Ничего не случилось. А ведь это было существенной частью операции. На фоне всех этих рвущихся бомб еще один взрыв пройдет незамеченным. Вторая кнопка должна была привести в действие заряд, который должен был замести все следы моей деятельности и замуровать мою крысиную нору. Если он не рванет, то меня легко обнаружат и откопают… Память вернулась ко мне, и я проклял собственную глупость. Конечно, мой план предусматривал и этот случай. Радиосигнал от моего маленького передатчика мог и не пройти сквозь землю, я знал это. Поэтому я быстро нащупал оставленный мной у входа фонарик, включил его и увидел голый конец протыкающего стену насквозь провода. На нем даже висела бирка «2», чтобы не возникло никакой путаницы, если я буду торопиться.

Больше я не вор, не прячусь под скалами. На тринадцатый день я разблокировал свою дверь и прокопал путь на поверхность. С этим символическим актом я оставил позади образ жизни беглеца и вступил в клизандское общество. С различными удостоверениями и разнообразными мундирами я сыграл широкую подборку ролей в этом довольно отталкивающем обществе, пока не узнал о нем намного больше, чем мне хотелось бы, будь на то моя воля. В своих меняющихся обличьях я прошелся только по периферии здешней военщины, поскольку я хотел сберечь свою энергию для фронтальной атаки на ядро этого института. С мыслью о том, как реализовать эту задачу, я поднялся на борт сверхзвукового самолета, следующего рейсом на Досадан-Глуп, приличных размеров провинциальный город, которому случилось оказаться по соседству с военной базой «Глупость». Судя по тем данным, которые мне удалось добыть, «Глупость» была также крупным космическим центром и отправным пунктом космической экспансии. Так что было нечто большее, чем случайность, в том, что я достаточно долго слонялся поблизости от служащего, резервирующего места, чтобы увидеть, кому что досталось, а затем попросить место рядом с наиболее привлекательной особой. Привлекательной, спешу добавить, только для меня. По любым другим стандартам измерений лет-майор не выиграл бы никаких призов. Челюсть у него была слишком большая и явно спроектированная так, чтобы выпирать туда, где она нежелательна, в подбородок была встроена раздваивающая его ложбинка — явно от слишком усердного почесывания. Подозрительные темные глазки прятались под обезьяньими надбровными дугами, а пещероподобные ноздри казались двумя темными туннелями подземки. Однако меня все это меньше всего волновало. Я видел только черный мундир Космической Армады, множество наград, свидетельствовавших об активной службе, а также крылья-и-ракеты старшего пилота. Он был тем, кто мне требовался.

— Добрый вечер, сэр, добрый вечер, — приветствовал я его, занимая кресло рядом с ним. — Приятно с вами познакомиться.

Он нацелил на меня две пушки своего носа и выстрелил громким чихом, сигнализирующим о конце столь недавно начатого разговора. Я улыбнулся в ответ, пристегнул ремни и откинулся на спинку кресла, когда СЗС швырнул себя в ночное небо на крейсерской высоте. Большая часть крыльев убралась в корпус, а я достал карманную фляжку, отвинтил два стаканчика и сказал:

— Буду рад предложить вам капельку освежающего, благородный лет-майор, в знак признательности за вашу долгую службу во благо славному делу Клизанда.

На этот раз он даже не потрудился чихнуть, а лишь поковырял в зубах не слишком чистым ногтем, в результате чего извлек кусочек мяса от недавнего обеда. Внимательное изучение добычи, по-видимому, убедило его, что кусочек слишком велик, чтобы его выбросить, а потому он с явным удовольствием вновь проглотил его. Я мог предложить ему лучшее.

— Нет ничего слишком хорошего для наших парней, несущих службу. Это — нарколет.

Я пригубил напиток и причмокнул. Он в первый раз посмотрел на меня прямо, после чего его губы начали медленно раздвигаться, складываясь в нечто отдаленно напоминающее улыбку. Было видно, что это занятие для него непривычно.

— Я выпью это, — произнес он скрипучим голосом.

Еще бы! Эта маленькая фляжка спиртного обошлась бы ему в половину его месячного жалования. Нарколет, прекраснейший напиток, известный человечеству, производился в малых количествах из скудного ботанического источника на маленькой планете у края галактики. Утешающий, чарующий напиток — тонкий, опьяняющий, вдохновляющий, возбуждающий, стимулирующий. Он был всем, чем был любой другой напиток, плюс еще многим, к тому же без всяких побочных эффектов похмелья. Лет-майор взял предложенный ему стаканчик, склонил над ним пещеру своего носа и пригубил.

— Неплохо, — буркнул он, и я улыбнулся ему, как если бы это грубое преуменьшение было самой искренней похвалой, а потом представился ему, назвав себя присвоенным мною именем. Он поразмыслил над моими словами и сообразил, что в ответ требуется назвать свое имя.

— Лет-майор Васко Хулио.

— Рад познакомиться, сэр! Очень рад! Нельзя ли мне налить вам еще, эти стаканчики такие маленькие.

Очень скоро я почти полюбил этого лет-майора. Он был совершенством — законченным, без всяких шишек сомнений или оспин неуверенности. Точно так же, как паук бывает идеальным пауком, как летучая мышь-вампир бывает идеальной мышью-вампиром, он был идеальным, раскованным ублюдком. К тому времени, как наш самолет распорол своим острым, словно бритва, носом звуковой барьер, дух его поднялся, а язык начал заплетаться. И анекдоты, рассказываемые им, стали более детальными. Вот несколько образцов его речений. Лет-майор о стрельбе: