Месть и прощение (сборник) - Страница 3
Спокойно, обдуманно Лили препятствовала тому, чтобы раскрылись мелкие проделки сестры. Когда агрессивное поведение Моисетты причиняло ей страдания, Лили демонстрировала изобретательность и хладнокровие. Так, в день их первого причастия она спустилась в гостиную пораньше и переменила карточки на подарках, разложенных на столе, с тем чтобы в тот же вечер, в ночной тиши, после того как Моисетта заберет себе подарки, предназначенные сестре, обрести желанные вещицы.
В год, когда им исполнилось двенадцать, положение вновь изменилось.
Как-то утром Моисетта уставилась на Лили и заявила:
– У тебя расстроенный вид.
Оторопевшая Лили смерила ее взглядом.
– У тебя тоже, – заметила она.
Встав вдвоем перед зеркалом, они пришли к выводу: отражение свидетельствует, что их лица изменились.
Спустя неделю Моисетта задержала взгляд на бедрах Лили:
– Прекрати обжираться: ты так растолстела, что швы у тебя на юбке вот-вот лопнут.
– У тебя тоже.
И вновь зеркало подтвердило общую беду.
Как вражеская армия, гормоны тайно вторглись в их плоть и начали трансформировать ее. Не проходило ни одного утра, чтобы одна из них не подметила в другой какой-нибудь недостаток, а другая тотчас бы не обнаружила его у сестры: прыщик, вскочивший на кончике носа, выпирающие груди, пробивающиеся волоски, слишком жирные ягодицы, лоснящаяся кожа, новый запах… Сестры-близнецы покинули берега детства, чтобы направиться к континенту женщин, однако плавание совершалось в суровых океанских водах.
В облике сестры Лили с изумлением открывала свое новое тело. Моисетта терзалась, что сестра навязывает ей зрелище собственного упадка. Будто сутки напролет перед тобой стоит зеркало. Ей казалось, что творящееся с Лили безобразие постоянно напоминает о ее собственном уродстве. Короче, Лили повсюду преследовала Моисетту, демонстрируя свои недостатки, и в итоге та ее возненавидела.
Но как только эстрогены, на редкость вовремя, завершили колониальный захват и отшлифовали завершившееся превращение, сестры Барбарен оказались прелестными девушками. И та и другая.
Моисетта ликовала.
Прощай, рожденное школой неравенство, они снова стали одинаковыми!
Как ни парадоксально, первые влюбленности объединили их. Напуганные собственными желаниями, жаждущие воспользоваться свежеобретенной властью над мальчиками, увлеченные игрой в обольщение, они взяли за правило постоянно советоваться друг с другом. У них возникло ощущение тесного единства, скорее напоминавшего общность солдат, столкнувшихся с неведомой опасностью, чем истинную дружбу. Это братство по оружию сблизило их. Сестры рассказывали друг другу о первых опытах, о неудачах и успехах, так что Моисетта, более робкая, чем Лили, могла действовать смелее, учтя промахи старшей сестры, что доставляло ей большое удовольствие.
Они упивались, водя мальчишек за нос, подставляя вместо себя сестру, ради беглого поцелуя или романтической прогулки. В возрасте, когда девочки-подростки сторонятся представителей мужского пола, они гордились, укрощая свои порывы, одерживая верх над соперником.
Любили ли они друг друга? Лили явно обожала сестру, пеклась о ее благополучии, была счастлива, когда Моисетта чувствовала себя счастливой, и несчастна, когда та страдала. Младшая сестра так же, если не в большей степени, полагалась на нее. К телесной близости, связывавшей их с момента рождения, у Лили добавилась глубокая, серьезная привязанность.
В случае Моисетты речь шла скорее о привычке, чем о любви. Если она и чувствовала почти физическую потребность в том, чтобы Лили была рядом, то вовсе не приходила в отчаяние, когда у той что-то не ладилось. Она никогда не брала ответственность ни за себя, ни за них обеих; Лили не было места в ее мечтах о будущем, напротив, Моисетта порой даже радовалась, видя, что сестра оказалась в затруднительном положении.
– Познакомься, это Фабьен.
Полуденная жара, как в парилке. Лили взмахом руки указала Моисетте на темноволосого молодого человека с горящими глазами и накачанным торсом. Плечи его были развернуты назад, а ноги широко расставлены, будто он только соскочил с лошади. С тех пор как на прошлой неделе у подруги Лили познакомилась с Фабьеном, он не сходил у нее с языка, она не скрывала от сестры, что впервые влюбилась.
Непоседливая Моисетта, взволнованная вторжением «любви» в их жизнь, пристально разглядывая Фабьена, понимала реакцию Лили: высокий, стройный юноша, прекрасная осанка, несколько умерявшая дерзкий вид, вьющиеся волосы, чуть длиннее, чем следует, зеленые глаза с расширенными темными зрачками. Кажется, он был не в силах оторвать взгляд от девушек. Прочно стоящий на земле парень – не то идеальный жених, не то хулиган, сочные губы растянуты в веселой и жестокой усмешке.
Под его взглядом – ошеломленным столь полным сходством сестер, взглядом, исполненным желания, – Моисетта покраснела… Этому пареньку сестры Барбарен явно пришлись по вкусу. Моисетта потупилась. «Опасно!» – воскликнул внутренний голос. Сердце ее лихорадочно забилось, кулаки сжались, под мышками выступил пот, в панике ей казалось, что от бешеного напора крови могут лопнуть шейные вены.
Послеобеденное время они провели втроем, Моисетта предоставила Лили выбор развлечений: прогулка по саду, чай, какой именно чай, какие бисквиты, где именно устроить чаепитие… она, с ее детской робостью, оказалась отодвинутой на второй план, смех ее был лишь отзвуком смеха старшей сестры, она открывала рот лишь затем, чтобы подтвердить ее мнение. Смущенная присутствием юноши, она погрузилась в свои мысли, медленно впадая в сладострастное оцепенение. Ситуация представлялась ей неловкой. Отдавая себе отчет в том, что сестра все сильнее воспламеняется, она испытывала двойной перегрев: с одной стороны, она одобряла увлечение Лили, с другой – упрекала себя за то, что разделяет его. И, измученная этим напряжением, она с облегчением вздохнула, когда Фабьен наконец оставил их.
– Ну, что ты о нем думаешь? – взволнованно спросила Лили.
– То же, что и ты! – выдохнула Моисетта.
– Так я ему нравлюсь?
Моисетта вспомнила, как оживлялся Фабьен при взгляде на Лили.
– Ясное дело, нравишься!
Лили подпрыгнула от радости. Моисетта не сказала, что, по ее наблюдению, Фабьен с тем же горячим интересом поглядывал и на нее.
Лили вальсировала вокруг стола, когда Моисетта, озадаченно почесав в затылке, спросила:
– Это ведь прежде всего физическое влечение?
– Не только.
– Но все начинается со взгляда.
– Разумеется, со взгляда. Я ведь познакомилась с ним не по переписке.
– И не по телефону…
– Не по телефону! Да, Моисетта, ты права: первый взгляд пронзил нас током… А потом все остальное… конечно, все остальное…
Мечтательница Лили несколько раз с загадочным видом произнесла «все остальное».
Моисетта покачала головой: она не стала уточнять про «все остальное». В следующие два часа разговор свелся к клише, избитым фразам, старым шуточкам, смущенное молчание прерывалось чересчур громкими смешками; Моисетта все отчетливее сознавала, что не столько принимает участие в болтовне, сколько присутствует при сем. Фабьен выглядел бы вполне заурядным, грубоватым, приземленным типом, каких вокруг тысячи, если бы не бросающееся в глаза исступленное желание понравиться. Хотя он казался завзятым покорителем сердец, его интеллект существенно уступал в скорости похотливым глазкам.
Решив держать при себе свои наблюдения, Моисетта in petto[1] поздравила себя с проницательностью, которой – явно! – недоставало ее влюбленной бедняжке-сестре.
Фабьен жил неподалеку, в Амберье, родители отправили его туда на два месяца школьных каникул. Он свободно распоряжался временем, гоняя по округе на дядином мопеде; так что он зачастил к Барбаренам.
Градус отношений Лили и Фабьена быстро повышался, как и столбик термометра, неуклонно ползший вверх этим знойным летом. В июле Лили объявила Моисетте, что не станет откладывать: скоро они с Фабьеном займутся любовью.