Мессия. Том 1 - Страница 27

Христианская церковь в Америке была возмущена мною только из-за того, что хорошо образованное, талантливое молодое поколение приходило ко мне. А мои руки пусты — ни меча, ни хлеба, ни Святого Корана, ни Святой Библии.

Я могу давать вам только свою любовь, потому что знаю — она возвратится.

Христиане возмутились. Они не были возмущены Вивеканандой, потому что Вивекананда был политиком. Он рассказывал им: «Все это одно и то же: христианство, индуизм, их учения все одинаковы». С ним не было проблемы. Они не боялись Раматиртхи…

Отчего же им так возмущаться мною? Уже почти год мои саньясины в Италии — цитадели католического христианства — добиваются всего трехнедельной туристической визы для меня, а Папа продолжает препятствовать правительству. Как раз сегодня я получил сообщение, что это уже стало насущным вопросом в Италии — что правительство не говорит «нет». Если они скажут «нет», тогда мои саньясины подают в суд. А «да» они не могут сказать из-за Папы и голосов…

В конце концов, одна политическая партия, радикальных революционеров, увидела всю игру: уже целый год — беспрерывно! — требуется ответ, либо «да», либо «нет», — но они все время продолжают говорить «завтра», а завтра никогда не приходит. Теперь радикальная революционная партия настойчиво потребовала от премьер-министра Италии: «Или вы даете визу, или вы отказываете в ней».

Если Папа может приехать в Индию, то кто вы, чтобы препятствовать мне? И когда Папа прибыл в Индию, я приветствовал его, и осудил людей, швырявших в него камни и требовавших, чтобы он убирался. Я осудил тех людей, индуистских шовинистов. Это признаки слабости. Если Папа приходит, пригласите его — добро пожаловать на дискуссию. У вас есть свои шанкарачарьи — начинайте открытые дискуссии по всей стране. И если он окажется прав, позвольте этой стране стать христианской, ведь вопрос не в том — индуизм или христианство; вопрос в том, чтобы всегда быть с истиной.

Я постоянно вызывал Папу — я готов прийти в Ватикан, его родной город, к его собственным людям. Я готов дискутировать — о католическом христианстве и ни о чем ином. И у меня простое условие: если вам удастся победить меня, я стану католическим христианином, но если вы будете разбиты — тогда вы должны стать саньясином! А Ватикан должен стать моим штабом.

Но люди так бессильны… они не скажут ничего, а будут продолжать давление на премьер-министра: «Голоса… если пустить этого человека, то голоса католиков не будут отданы за вас».

Сейчас вся страна католическая, и вам не найти политиков, у которых есть хоть какой-нибудь позвоночник. Это беспозвоночные создания.

Один молодой человек, Сурадж Калмадхи из Пуны, оппозиционный лидер в парламенте, послал мне сообщение: «Возвращайтесь в Индию, я буду сражаться за вас в парламенте». И я прибыл в Пуну; теперь ему нужно сразиться — хотя бы с полицейским комиссаром. Но беспозвоночность…

Да, есть немногие люди, которые не попадают в категорию этих беспозвоночных: Баласахиб Р. Борад из Муниципального молодежного конгресса написал мне: «Мы будем бороться за вас». А сегодня пришел мэр Пуны, Улхас Дхол Патил, и сказал так: «Все происшедшее настолько безобразно, что я пришел просто извиниться. Простите нас; этого не должно было произойти». Он написал мне письмо, где заявил: «Приглашаем вас в город Пуну; я хочу, чтобы вы остались здесь навсегда». Недавно он приходил снова и сказал моему секретарю, Нилам: «Я собираюсь передать резолюцию в Акционерное общество Пуны, чтобы Акционерное общество извинилось и уговорило вас не уезжать из Пуны, а оставаться здесь».

Есть немного людей, похоже, все еще живых в этом городе мертвых. Возможно, еще немного мертвых людей поднимется из своих могил, потому что я не намерен терпеть этого полицейского комиссара здесь. Либо я буду здесь, либо он будет здесь! Я не верю в компромисс.

Я человек ненасильственный; я никогда не убил даже муравья. Но в день, когда я обнаружил ранним утром в темноте своей комнаты орущих, взламывающих двери… я открыл глаза. Еще полусонный, я увидел двух похожих на привидения людей. Я удивился: с каких это пор привидения стали носить мундиры? Я спросил их: «Кто вы? И по какому праву вы вошли ко мне в спальню?» И те глупые парни не ответили, они просто бросили бумагу мне в лицо. Я не знал, что это было; я порвал ее и отшвырнул прочь. Это был единственный момент в моей жизни, когда я подумал о револьвере; те двое привидений не ушли бы из моей спальни живыми.

Мне хотелось бы сказать Улхасу Дхол Патиму: если вы на самом деле подразумеваете то, что говорите, — а я думаю, что подразумеваете, — тогда этот полицейский комиссар и те два идиота должны быть немедленно переведены отсюда. Они становятся поводом к осуждению всего города и грядущих поколений на все времена.

Вы посмотрите, что за идеи он предлагал и навязывал. И этих людей Раджив Ганди думает брать в двадцать первое столетие! — в воловьих телегах, надеюсь. Было бы неплохо заменить волов этими людьми.

Его условия… а у него кишка тонка сказать: «Это мои условия». Он убедил управление, заведующего ашрамом, Свабхаву, поставить подпись, и тем самым сказать: «Это наши идеи, мы будем твердо следовать нормам». Вы только посмотрите на эти нормы.

Относительно двух норм я говорил этим утром. Но, кроме того, я обнаружил еще длинный перечень. Вы должны ознакомиться с ним, вы должны ознакомить с ним весь город.

Первое: позволяется только двухчасовая лекция, и это свобода, ради которой тысячи людей погибли? Это свобода, ради которой Бхарат Сингх был распят? Это свобода, ради которой уже в течение целого столетия страна была отстающей? Это же противоречит конституции Индии. Третьесортный правительственный служащий нарушает конституцию Индии — кто он такой, чтобы говорить мне, что мои лекции должны продолжаться только два часа? Этого не будет никогда.

Но его глупость не знает пределов.

Второе: только пять медитаций, по одному часу каждая. В стране, где медитация родилась, в стране, где существует сто двенадцать медитаций, в стране, где все гении уже почти десять тысяч лет не занимаются ничем, кроме медитации, — полицейский комиссар указывает нам, чего мы должны придерживаться, и повелевает нам проводить только пять медитаций, по одному часу на каждую.

Что же знает он о медитации? Если у него есть какое-то мужество, он должен прийти сюда и сначала позволить нам определить, известно ли ему, что такое медитация. Я не думаю, что он знает хотя бы названия ста двенадцати медитаций; знать же сами медитации — дело совершенно другое.

Конституция дает нам религиозную свободу. Почему только нам? — если вы сделали это законом, тогда это должно быть для всей страны; для всех храмов, для всех мечетей, для всех гурудвар.

Здесь храм Божий. Никто не имеет права говорить нам, что мы не можем медитировать больше одного часа.

Сегодня он говорит… Я предостерегаю людей Пуны: этого ненормального следует отстранить немедленно, потому что сегодня он навязывает свое небольшой ненасильственной группе людей, которые никому не вредят: «Вам следует медитировать только один час». Мои лекции должны быть только двухчасовыми. Скоро он станет навязывать это и вам: «Ваше общение должно быть только двухчасовым». А как насчет половых сношений? Как там у него самого? Какой предел он установил для себя — три минуты? [Игра слов: intercourse — общение, половое сношение]

Третье: лекции будут открыты для полицейских офицеров. Почему? Лекции — для учеников; это не полицейская академия. И вы думаете, ваши полицейские офицеры сумеют понять лекции? Только идиоты идут на службу в полицию. И почему лекции должны быть открыты полицейским офицерам? — если им интересно, пусть приходят сюда как ученики: вход свободен. Но мы не можем давать специальное разрешение полицейским офицерам — они могут приходить сюда как человеческие существа. Они что, совсем потеряли свою человечность?

И не только полицейские офицеры — с сопровождающими лицами… Что это за «лица»? Люди Шив Сены? Индуистские шовинисты? Что это за «лица», которые будут сопровождать полицейских офицеров? Почему они не могут прийти сами? Они и в прошлый раз — когда тот человек, Вилас Тупе, бросил кинжал в меня, — предложили двадцать полицейских офицеров для моей защиты. Удивительно… Теперь-то, глядя ретроспективно, все намного яснее. Сама полиция информировала нас: «Кто-то собирается бросить кинжал в Бхагвана, поэтому двадцать полицейских офицеров должны быть допущены на лекцию — для защиты».