Мертвый мир - Живые люди (СИ) - Страница 315

Нам помогали воспоминания о том, что прежде мы уже теряли, однако Дарлин… Даже с тем, что Блэр и Бенсон пропали, было не столько боли: мы ведь не видели их смерти, отчаянно во что-то веря, но не признаваясь в подобном, а Дарлин Джоунс… Она умерла совсем рядом, на глазах, и именно мы закопали ее тело в землю. Тогда я думал, что, живи мы все эти четыре года не на острове, то смогли бы спасти ее, смогли бы помочь, но только после задумался, что, вероятно, так долго мы бы не прожили на суше: зимы, отсутствие еды, бесконечные стада мертвых, тогда еще крохотный Тони… У нас было крайне мало шансов, или же их вовсе не было.

Однако и смерть Дарлин вскоре показалась мне не такой ужасной. Ровно через три месяца, в тот же день, золотой медальон, напоминающий о прошлом, покинул мою шею, теперь раскачиваясь ветром на кресте, смастеренном из деревянных досок. Джина Янга-лучшего человека в мире, который пытался бороться со своими страхами, который превратился в настоящего мужчину, знающего цену жизни и боль предательства, понимающего много вещей, о которых я даже не думал порой, разорвали на части. Но это были не мертвые или же живые, природа по-прежнему оставалась опасным фактором для человека: мы забрели в северные леса, позволяя волкам обнаружить себя. Не одни мы были голодными, а Джин никогда не был охотником…

Мой брат отправился за сухими сучьями для костра, оставляя меня с Леонардом и Тони, обустраивающих лагерь. Он сказал, что скоро вернется, но больше никогда не вернулся, мы только услышали безумный и полный страха крик, спугнувший птиц с деревьев. Я знал, что что-то случилось или случится, потому что чувство тревоги, появившееся задолго до того дня, не покидало ни на минуту, да и Тони жаловался, что ему страшно в этом лесу. Но никто из нас не ожидал появления серых диких собак, против которых нож оказался бесполезным. Их клыки были способны на то, чего не могли сотворить Ходячие, разваливающиеся порой от сильного толчка.

После всего этого только Тони и Леонард остались рядом – мы стали последними из всех, кого знали. Уже ни во что не веря, ни на что не надеясь, мы чего-то искали, чего-то ждали. Гилсон часто вспоминал, как перед островом Блэр просила его решиться на поиски хоть какого-то безопасного места, и он понимал, что все, что мы делали в то время, заканчивалось печально. Да и сейчас ничего не изменилось.

С Леонардом мы говорили редко, тогда уже мужчина учил нас вязать узлы, протыкать головы и выживать. Правда, последнее я научился делать уже давно, живя в таком мире. Но бывало, порой, Гилсон, пока мы шли куда-то далеко, начинал говорить о том, что было раньше. Он часто вспоминал Холвудс, девочку по имени Ванда, которая везде бегала с фотоаппаратом, рассказывал о Дарлин и Джеймсе, чьи отношения я понял только после слов мужчины, походившего на военного. Теперь я чувствовал себя глупым, понимая, что раньше Джоунс и доктор казались мне просто хорошими друзьями.

Так же Гилсон вспоминал о парне со станции, которого я не знал, - его звали Самир и он был индусом. Когда дорога предполагалась особенно долгой, Леонард рассказывал о школьных годах, которых у Тони уж точно никогда не будет. Смуглый малый вообще не понимал многого, о чем мы с мужчиной говорили: большая часть наших слов, касающихся иной жизни, звучали для него абсурдно, но до безумия интересно.

Однако моими любимыми историями являлись пересказанные Гилсоном рассказы Блэр Джералд: ее одинокие блуждания, пугающие меня, ее переживания и эмоции, незнакомые и привлекающие своей противоречивостью. Блэр – по словам Леонарда – открыто признавалась в своих недостатках, в том, что бывала противна сама себе. Но девушка оказалась знакома со странными людьми, которых мы никогда не встречали. Гилсон говорил, что она называла их кочевниками. Жизнь рыжей Блэр всегда казалась насыщенной, особенно в апокалипсисе. Создавалось ощущение, что она только и ждала мертвецов, будто до этого ее будни в нормальном мире были пустыми и скучными. Хотя, кажется, так все и было.

Блэр точно являлась безумной, но я скучал по ней, как скучал по всем, особенно по брату. Мне часто бывало грустно от того, что я не мог вернуться на могилу Джина, о чем-то попросить Блэр или же прижаться к Дарлин, ища спокойствия. Джоунс была таким человеком, который мог взорваться от собственных эмоций, однако рядом с ней ты успокаивался. она будто забирала твои тревоги или же разделяла их.

Но разговоры с Гилсоном все же были редкими – наше общение заменяли жесты и условные знаки. Это было полезно среди мертвецов, слышащих каждый шорох.

Если бы кто-то мог теперь спросить у меня, какой момент оказался самым запоминающимся, я бы вспомнил мокрую и скользкую осень, дожди которой походили на кислотные.

Той осенью позади, в прошлом, остались все. Однажды Леонард просто исчез: без криков, без крови – утром его попросту не оказалось рядом. Это была дождливая ночь, которую мы решили переждать в крохотной сторожке без фундамента, с одной комнатой и туалетом. Стена дождя скрывало все вокруг, поэтому Леонард не пошел осматривать окрестности, и мы с Тони спокойно уснули, не переживая за мужчину. Но утром его уже не было. Мы побродили вокруг сторожки, прождали его весь день и следующую ночь, но он не вернулся. Я почувствовал то же, что почувствовал в день исчезновения Крайтона.

Мы больше не видели Гилсона, только по дороге нам встретилось тело без головы, но в нем мы не признал Леонарда, а может, просто не захотели признать. Той осенью мы с Тони остались вдвоем.

Единственной целью стала находка людей: как бы долго я не жил в этом мире, но до Блэр, брата, Дарлин и Леонарда мне еще было далеко, я понимал, что не смогу самостоятельно вечно защищать себя и семилетнего смуглого парнишку. Я бы не смог сделать и половины того, на что были способны люди, которых я знал, - я восхищался всеми, кого потерял. Блэр была сильной, Вэл – безумной, Дарлин-ответственной, Джин – невероятным, и все остальные, они тоже были словно из другого мира вечной силы. На их фоне я казался легкой добычей, и дело было не в возрасте: их вела вперед надежда, я же, потеряв все, не мог найти и увидеть подобной глупости. Они верили во что-то впереди, а я понимал, что Джералд была права: некоторые вещи стираются из памяти – я многое забывал о прошлом.

Мы с Тони не знали надежды и искали людей, потому что в одиночестве сходили с ума.

Но ни одной группы, ни одного живого человека за год не появилось на нашем пути, я хотел умереть, однако был вынужден жить. После того же года, не имея цели, мы с Тони вернулись на могилу брата, нашли ее среди безумия смерти и пустоты.

-Привет, Джин, это я, Марко, помнишь? Ты вечно был рядом со мной, спасал и помогал, говоря, что ты обязан, потому что любишь своего младшего брата. Мне уже тринадцать, исполнилось недавно, думаю, ты бы гордился мной и Тони, думаю, тебе было бы приятно знать, что мы все еще живы. Я, знаешь, очень скучаю по тебе и сейчас, разговаривая с землей, не могу не плакать…Не было возможности или я не понимал, но сейчас хочу просить прощения за то, что порой не слушал тебя или злил. Я знаю, если бы тебя не было со мной, я бы давно был мертв… Я часто вспоминаю маму, думаю, если когда-нибудь мир станет прежним, таким, каким любил его ты, мы с Тони сделаем вам всем настоящие могилы: тебе, маме и папе. Я так скучаю без тебя… Джин, правда…Очень скучаю…

-Марко,- в тот раз Тони перебил меня, заставляя резко утереть слезы. Я был готов к появлению неожиданного мертвеца, но парнишка лишь указывал на крест. –Золотого медальона нет здесь.

Только после слов плачущего и тоже скучающего ребенка я заметил отсутствие важной вещи, а потом и засохшие цветы рядом с могилой. Мы осмотрели территорию вокруг креста, чуть вскопали землю, но медальона не было, только слабые-слабые следы на примятой траве. Возможно, кто-то, увидев могилу, уважая мертвых, оставил облетевшие цветы на сровнявшейся горке с крестом, но мы с Тони хотели верить, что этим кем-то был Леонард. Это дало нам новую надежду. И после мы блуждали с мыслью о том, что безголовый труп не принадлежал Гилсону. Мы верили, что не до конца потерялись.