Мертвых не судят - Страница 24

Мне хватило и вполовину меньше. До того, как зазвонил телефон, я даже успел принять душ и выпить чашку свежезаваренного чая.

— Ну что, видел? — спросил насмешливый голос в трубке.

— Все было так, как ты говорил. Год условно.

— А ты другого ожидал? Не верил мне?

— Надеялся, что ты ошибаешься, — сдержанно сказал я. — Хотя надежда, признаюсь сразу, была слабая. Теперь надеюсь, что прокурор опротестует решение.

— Даже если так и случится, толку-то что? — сказал насмешливый голос. — У Китайца загранпаспорт в кармане. Его завтра здесь не будет, если он что почует.

— Завтра? — с сомнением переспросил я.

— А ты как думал! Может, на неделю позже. Бояться ему все равно пока нечего.

— Это он так считает, — сказал я и положил трубку.

На улице возле моего подъезда возился со своим стареньким «москвичом» сосед Андрей Иваныч.

— Алексей! — возмущенно крикнул он, увидев, как я вышел из подъезда. — У тебя нормальный манометр имеется? Мой врет, как Троцкий… так его!..

Я вытащил из багажника манометр и передал Андрею Иванычу. Тот приставил его к колесу, взглянул и изумился.

— Во дает! То же самое. Да что ж такое?! Я уже полчаса качаю. Или твой тоже врет?

— Вряд ли, — возразил я. — Может, просто дырка в камере?

— Дырка, — печально повторил Андрей Иваныч. — Точно, дырка. Вот скотина. Теперь опять возиться. Когда же я теперь на дачу попаду…

Мне было некуда спешить, и я помог ему разбортовать колесо и сменить камеру. К тому времени, когда мы закончили работу, облака незаметно налились темной влагой. Начал накрапывать мелкий дождь. Меня это слегка раздосадовало: дождь не мог нарушить моих планов, но вносил дополнительные сложности. Я вернулся в квартиру и захватил большой кусок полиэтилена.

Дождь усиливался медленно и плавно, словно кто-то там наверху неторопливо двигал по часовой стрелке огромный небесный вентиль. Когда я добрался до Окружной дороги, он ровно шумел над городом, прочно связав струями серость асфальта и туч.

Старик ждал меня на автостоянке возле мотеля. Он приехал на ярко-красной «девятке», и этот чересчур приметный цвет мне совсем не понравился, о чем я ему немедленно сообщил, перебежав под полиэтиленовым куском из кабины в кабину. Но Старик лишь усмехнулся.

— Ради того и задумано. У Чигрика знаешь какая машинка? Точно такого же колера. Номера у нас даже чуть похожи, но это неважно, издалека все равно не разберут.

«Дворники» поскрипывали по ветровому стеклу. Старик на хорошей скорости вел машину сквозь туманную пелену дождя. Он получил свою кличку вовсе не по причине преклонного возраста. Его прозвали так из-за небольшого, четко ограниченного участка седины в темно-русых волосах надо лбом. Старик говорил, что с этой сединой он появился на свет. Просто причудливая игра генов. Седина придавала ему импозантность и некоторую загадочность, что весьма способствовало его успеху у женщин, но в делах, подобных сегодняшнему, могла навредить. Эта особая примета запоминалась прежде всего. Поэтому Старик подкрашивал волосы, а сегодня к тому же был в тесной легкой шапочке, надвинутой на самые брови.

Дагоева — Китайца — взяли ребята из областного РУОПа — Регионального управления по борьбе с организованной преступностью — два месяца назад, во время разборки его банды с группой Гедлиани, целенаправленно прибиравшей к рукам игорный бизнес в городе. Разборка получилась серьезная, со стрельбой и двумя трупами, что, по всей видимости, было неожиданностью для главарей, прибывших самолично на переговоры. Просто у кого-то из их шестерок не выдержали нервы. Китаец благоразумно пережидал пальбу в своем «мерседесе» неподалеку и, когда нагрянули омоновцы, первым рванул с места схватки. Но улица была уже блокирована, его взяли тут же, он даже не успел сбросить пистолет Стечкина — совсем новенький и вряд ли даже толком пристрелянный. Китаец вел себя очень спокойно, с самого начала принялся утверждать, что пистолет ему подбросили, и держался этой версии до конца. Аргументы вроде отпечатков пальцев на него не действовали. Он был уверен, что его аргументы все равно окажутся сильнее, и не сомневался в благополучном для себя исходе всей этой истории, и не ошибся. Тем временем его люди усиленно искали подходы к судье, искали и нашли.

Жаль только, что этим судьей оказался Дудин, прежде я относился к нему с симпатией. Он казался мне наиболее приличным человеком среди всех своих коллег, не раз и не два с легкостью отпускавших пойманных нами бандитов под смехотворными предлогами типа «как имеющего постоянное место жительства и давшего правдивые показания по существу дела». Правда, на этот раз Китаец сидел в камере до суда, и у нас появились некоторые надежды. Как оказалось, совершенно напрасно. Дудин тоже сломался, и мне было не важно, на чем именно. Угроза, страх, деньги — какая разница! Судья продал свою душу дьяволу, сатане, черной силе и навсегда вычеркнул себя из списка людей. Он сделался нелюдем — пока еще не опытным, начинающим и жалким, но я ненавидел его почти так же сильно, как и всех прочих, и не собирался прощать. Когда-нибудь настанет и его черед. Каждому воздастся по его делам…

Старик сбросил скорость. Машина свернула с магистрали на узкую асфальтовую дорогу. Через два километра Старик затормозил и осторожно съехал с дорожного полотна на траву, медленно лавируя меж деревьями, вывел «девятку» на маленькую полянку и заглушил мотор, С дороги нас теперь видно не было.

— Давай переодеваться, — сказал Старик, вылезая из машины.

Я расстелил кусок полиэтилена на промокшей хвое под огромной елью и вывалил на него содержимое спортивной сумки, которую Старик извлек из багажника. Пока мы меняли обувь, натягивали брюки и куртки из легкой и прочной ткани, дождь неожиданно перестал. Гнилая погода этого лета замерла в неподвижности на небесную секунду, готовя новую пакость.

Рассовав по карманам снаряжение, мы двинулись в лес. Лес здесь был мокрый и плохой, с непролазным подлеском, слишком частые деревья душили друг друга, не успевая набрать рост. Из останков погибших тянулось такое же хилое, но жадное до жизни потомство. Оставшиеся клочки земли захватил густой кустарник, переплетенный высокой и жесткой осокой. Уже через два десятка метров одежда наша потемнела от влаги, нити бесплотной паутины мокро касались лица.

Старик уверенно шел впереди, точно выдерживая взятое направление, и вскоре лес окончился. Мы увидели поселок. Дренажный ров двухметровой глубины опоясывал огромную поляну, на которой разместились три десятка двух- и трехэтажных каменных особняков со встроенными гаражами, сосновыми банными срубами и десятками стеклянных квадратных метров то ли теплиц, то ли оранжерей. Сразу за рвом высился общий забор, высокий и крепкий, с несколькими нитками колючей проволоки поверху. Где-то на дальнем от нас конце поляны строительство еще не закончилось, и оттуда несся пронзительный и визгливый вопль электропилы.

Наш объект располагался чуть левее того места, куда мы вышли. Это был маленький дворец белого кирпича со сверкающей крышей из нержавейки. Старик кивком указал мне на ель — едва ли не единственное настоящее дерево в округе. Пробираясь сквозь частые сучья, я полез по стволу к развилке. Отсюда было отлично видно происходящее за оградой.

На асфальтовой площадке перед поднятыми воротами гаража двое сытых парней с толстыми загривками склонились над капотом серой «волги». Я знал, что поселок возник лишь год назад и был отстроен с немыслимой для привычных представлений скоростью. Но участок площадью соток в двадцать — двадцать пять пока еще пустовал. Его будущее, обозначенное саженцами плодовых деревьев и ровными рядами кустарников, пока еще только угадывалось. На соседних участках никого не было видно, и, когда я спустился вниз и сообщил об этом Старику, тот удовлетворенно кивнул.

— Так и должно быть. Слева дом банкира — он сейчас с семьей на Кипре загорает, а справа деятель из той же команды — этот наезжает только на выходные. Значит, пошли!